Русские в довоенной Латвии

Татьяна Фейгмане

Введение

Рига: Балтийский русский институт, 2000. - 384 с.

Волею судеб латышскому и русскому народам предопределено жить рядом. Поэтому история их взаимоотношений уходит в глубокое прошлое. Восточнославянские поселения и православные храмы появились на территории Латвии еще в XI-XII веках, но после нашествия немецких рыцарей-крестоносцев - они исчезают. Однако между русскими княжествами и Ливонией устанавливаются довольно интенсивные торговые связи. Известно, что в Риге и некоторых других центрах Ливонии существовали русские подворья. По мере же обострения отношений между Ливонией и Московским государством, торговля замирает. В 1558 г. русские войска под предводительством Ивана IV Грозного вторгаются в пределы Ливонии, надеясь овладеть ею и выйти к Балтийскому морю. Но эта затея успехом не увенчалась. Территория Ливонии оказалась поделенной между другими, более удачливыми соседями - Швецией, Данией и Речью Посполитой. Итогом Ливонской войны стало почти полное прекращение торговых сношений между ливонскими и русскими городами. А после того, как в 1621 г. Рига и Лифляндия оказались под властью Швеции, с карты Риги окончательно исчезло Русское подворье. Только в 1642 г. за пределами крепостных укреплений появился Московитский двор. Отношения между Швецией и Русским государством на протяжении всего XVII столетия были крайне обостренными, особенно после неудачной попытки Алексея Михайловича продвинуть границы своего царства к балтийским рубежам. В то же время, в конце XVII столетия на территории Латгалии, входившей тогда в состав Речи Посполитой, начали появляться гонимые у себя на родине русские старообрядцы. Постепенно они укоренялись на новых землях, создавали свои поселения, часть из которых сохранилась по сей день.

После опустошительной для Латвии Северной войны начинается новый этап в ее истории, связанный с постепенным включением в состав Российского государства. В 1721 г. в его составе оказались Лифляндия и Рига, в 1772 г. - Латгалия, в 1795 г. - Курляндия. Однако в XVIII - первой половине XIX столетия русское влияние в Прибалтийском крае мало ощущалось. Петр I, удовлетворившись политическим присоединением балтийских земель к России, предоставил местным немцам широкую автономию, которой они успешно пользовались до 80-х годов XIX века, оставаясь истинными хозяевами положения в этом крае. По-иному сложилась историческая судьба Латгалии, которая после присоединения к России первоначально вошла в состав Псковской, затем Полоцкой, а с 1802 г. находилась в составе Витебской губернии.

В отличие от Латгалии, в Лифляндии и Курляндии процесс формирования русского населения шел медленно. Исключение составляла только Рига. Постепенно, наряду с гарнизоном и его обслугой, в городе появляются русские купцы, ремесленники, рабочие. Но селились они, как правило, в предместьях Риги. В центральной же части города господствовали немцы и пробиться туда даже русскому купцу было непросто. Хотя формально русские являлись господствующим народом в империи, в прибалтийских губерниях они скорее ощущали себя в национально-меньшинственном положении. Везде и всюду господствовали немецкий язык и немецкий дух, и русским людям приходилось приспосабливаться к непривычным условиям, интегрироваться в местную среду. Однако выгодное экономическое положение Риги влекло к ней предприимчивых русских людей. О росте русского населения Риги свидетельствовало появление в ней все новых православных храмов. Судя по церковным источникам, в 1800 г. в Риге числилось 8643 православных, во всей Лифляндии - 16290, а в Курляндии – 536 . Известный латышский демограф и статистик (а также политический деятель) М.Скуениекс к числу самых старых русских поселений в Латвии относил таковые вблизи Екабпилса, Илуксте, Субаты. Говоря о русском населении Риги, он отмечал, что уже в начале XIX столетия в его составе заметно было наличие русских рабочих, в основном из крепостных крестьян Псковской, Смоленской и Витебской губерний. Это были, как правило, каменщики и плотники. М.Скуениекс заметил и такой интересный факт, что долгое время садоводство и овощеводство в Риге были русской монополией (2). Приток русских в пределы нынешней Латвии несколько оживился в 40-е годы XIX столетия, когда среди крестьян-латышей наметилось движение по переходу в православие. Это обстоятельство, в свою очередь, пробудило интерес славянофилов к Прибалтийскому краю и его обитателям. Особую известность на этом поприще снискал Юрий Самарин, взгляды которого о необходимости более тесного слияния прибалтийских губерний с Россией, распространении там православия, общероссийского законодательства, внедрении русского языка в делопроизводство - заложили идейную основу грядущей русификации.

В 60-е годы XIX столетия, под влиянием происходивших в России перемен, начинается процесс национального пробуждения среди русских жителей Прибалтийского края. Возникают русские общества, открываются русские гимназии, появляются русские печатные издания. Устойчивая тенденция к росту русского населения наметилась в 80-е годы, что было связано как с бурным экономическим развитием прибалтийских губерний, особенно Риги, так и русификаторской политикой царских властей. Согласно данным переписи, проведенной в Лифляндской и Курляндской губерниях в 1881 г., на территории западной и северной Латвии (без Латгалии и Илукстского уезда) 77% всех жителей составляли латыши, 11,3% - немцы, 5,5% - евреи, 4% - русские (вместе с белорусами), 2,2% - представители других национальностей (3).

По данным переписи 1897 г. на территории Латвии проживало 232 204 русских, составлявших 12% от общего числа ее жителей. Предположительно, к началу первой мировой войны, число русских превысило 300 тыс. человек (4). Последовавшая в годы войны массовая эвакуация внесла серьезные коррективы как в состав населения в целом, так и в его отдельные национальные группы. К 1920 г. население Латвии в сравнении с 1913 г. сократилось почти на один миллион и составило 1 596131 человек (5). При этом, однако, надо иметь в виду, что на момент проведения переписи в 1920 г., далеко не все беженцы успели вернуться домой. Об этом свидетельствуют данные следующей переписи населения, осуществленной в феврале 1925 г. Согласно ее данным в период с июня 1920 г. и до 1923 г. прирост населения происходил преимущественно за счет притока беженцев и эмигрантов. Например, в 1921 г. население Латвии увеличилось на 105907 человек, из которых только 11089 были результатом естественного прироста населения (6).

В независимой Латвии национальный состав жителей, как и в предыдущие годы, продолжал оставаться пестрым. Об этом говорят данные четырех переписей населения, осуществленных в 1920, 1925, 1930 и 1935 годах (7):

* В официальных статистических данных Латвийской Республики в 1920-1930 годы в большинстве случае употребляется термин великороссы для обозначения, собственно говоря, русского населения. Под термином русские, который также иногда встречается, имелись в виду как великороссы, так и белорусы.

     В процентном отношении основные национальные группы распределялись следующим образом (8):

Таким образом, русские составляли самое большое по численности национальное меньшинство в Латвии. Cтатистика показывает неуклонный количественный рост русского населения. Причем наиболее интенсивно этот процесс проявлялся в 1920-1925 гг., что было вызвано, главным образом, возвращением беженцев и притоком эмигрантов из России. Увеличению  числа русских способствовало и то, что к Латвии, согласно мирному договору с Россией от 11 августа 1920 г., отошел ряд волостей с преимущественно русским населением.

Русское (великорусское) население распределялось по регионам и уездам Латвии следующим образом (9):

Согласно приведенным данным, русское население можно было встретить во всех уездах Латвии. Но основной его массив был сосредоточен в Латгалии, где на 1935 год проживало 74,56% всего русского населения страны (10). Русские составляли 27,15% в составе населения Латгалии (11). По данным переписи 1925 г. русское население превалировало в 10 из 67 волостей Латгалии: в Малиновской волости (Даугавпилсский уезд) - 72,66%; в Озолмуйжской волости - 59,25%, Ружинской волости - 71,64% (Резекненский уезд); в Рунденской волости соответственно 56,72% (Лудзенский уезд); в Боковской волости - 91,34%, в Гаурской волости - 93,51%, в Качановской волости - 81,97%, в Толковской волости - 95,91% и в Вышгородецкой волости - 95,73% (Яунлатагальский уезд) (12).

Русские в массе своей были сельскими жителями. В 1930 г. 148789 русских жили в сельской местности (13) Причем число занятых в сельском хозяйстве превышало это число и составляло 171768 человек или 72,2% (эта цифра, как и приведенные ниже данные о занятых в других отраслях, включает как великороссов, так и белорусов - Т.Ф.). По проценту занятых в сельском хозяйстве русские занимали первое место, опережая даже латышей, у которых этот процент достигал 64,1. (Однако по количеству земли на одного собственника русские заметно уступали латышам. В то время как латыши, составлявшие 80% всех земельных собственников, владели 88% всех земельных угодий, находящихся в частных руках, русские - 11% собственников, владели только 6% земельных угодий. 60% русских землевладельцев имели до 10 га земли (т.е. являлись малоземельными) (14). 26313 русских или 11,1% были заняты в промышленности. По этому показателю русские занимали последнее место. В торговле было занято 6 122 или 2,6% русских, на транспорте и  в связи – 7 107 или 3,0%, на административной службе - 4164 или 1,8%. 3 878 русских или 1,6% работали в сфере образования, культуры, а также являлись работниками свободных профессий. В области здравоохранения и гигиены было занято 1 234 человека или 0,5%. В качестве прислуги работал 4 391 человек или 1,8%. Другими профессиями было охвачено 12830 человек или 5,4% от общего числа русских (приведенные цифры включают как работающих, так и находящихся на их содержании членов семей) (15).

Значительно реже русские встречались в городах. Например, в 1930 г. в городах Латвии проживало 52 989 великороссов и белорусов (16). Причем тенденции к увеличению русских горожан в межвоенный период не просматривалось. Наиболее высокий процент русских был в таких городах, как: Грива - 53,58%, Субата - 30,60%, Лудза - 26,13%, Резекне - 24,91%, Даугавпилс - 21,82%, Виляны - 20,66% (17).

Заметные изменения на протяжении неполного столетия претерпели  количественные данные о национальном составе населения Риги. Город издавна формировался как многонациональный и разноязыкий, в котором латышам только к концу XIX века удалось стать крупнейшей этнической группой. Большой приток латышей в Ригу привел к тому, что, хотя число русских в составе населения города постоянно возрастало, в процентном отношении оно даже уменьшалось. Если в 1867 г. русские составляли 22,2% в населении Риги, то в 1897 г. лишь 16,9% (18). По данным на 1913 г. 40,7% жителей Риги (без патримониального округа) составляли латыши, 18,8% -  русские, 14,2% -немцы, 6,9% - евреи, 9,7% - поляки, 7,1% - литовцы, 1,8% - эстонцы и 0,8% - другие национальности (19). Согласно иному источнику, в 1867 г. русские составляли 25,1% в числе жителей города, в 1881 г. - 19,7%, в 1897 г. - 16,9%, в 1913 г. - 22,4% (21). После первой мировой войны и провозглашения независимости Латвии демографическая ситуация в городе вновь претерпела существенные изменения. Латыши наконец-то стали доминирующим этносом в Риге. По данным на 1935 г. они составляли 63,04% в населении города, 10% - составляли немцы, 11,34% - евреи, 7,36% - великороссы, 1,22% - белорусы, 4,10% - поляки, 1,5% - литовцы, 1,44% - другие национальности (20). В общей сложности в Риге в 1920-1930-е годы было сосредоточено около 15% от общего числа русских, проживавших в Латвии.

     В подавляющем большинстве русские жители Латвии являлись ее подданными. Об этом красноречиво свидетельствуют данные 2-й и 3-й переписей населения в Латвии (22):

Как видим, по этому показателю русские в 1930 г. вышли на второе место вслед за латышами. Из материалов 3-ей переписи также явствует, что 89,44% от общего числа русских жителей Латвии являлись ее уроженцами. По этому показателю русские опять же уступали только латышам (23). Эти цифры показывают, что эмигранты составляли незначительный процент в русском населении страны. В то же время, этот процент разнился в различных регионах Латвии. Например, среди русских рижан только 68,9% являлись уроженцами Латвии, в Видземе - 75,28%, в Курземе - 61,58%, в Земгале - 86,97%, в Латгалии же 95,21% русских являлись местными уроженцами (24).

Языковая ситуация в довоенной Латвии была такова, что русский язык по распространенности занимал второе место после латышского. По данным на 1930 год, в качестве языка общения в семье его признавали 252090 человек (25). Эта цифра превышала общее число русских, проживавших в Латвии. В то же время, по данным на 1930 год - только 96,54% русских употребляли русский язык в семье. 5778 русских разговаривали в семье на латышском языке, 857 - на немецком, 185 - на польском, 80 - на белорусском, 16 - на литовском, 11 - на еврейском, 8 - на эстонском и 34 - на других языках (26). В то же время, на русском языке в семьях общались: 18831 латыш, 16498 белорусов, 11792 поляка, 5661 еврей, 1401 немец, 1194 литовца, 296 эстонцев и 15665 представителей других национальностей (27).

Статистические данные показывают, что по уровню образования русские заметно уступали другим этническим группам, населявшим Латвию Это обстоятельство не могло не сказаться на овладении русскими латышским и другими языками. В 1930 г. только 36209 великороссов (18,85%) владели латышским языком, в то время как государственным языком страны проживания владели 81,95% немцев, 86,02% литовцев, 79,13% эстонцев, 62,46% евреев, 46,43% поляков, 23,72% белорусов (28). Незнание или слабое владение латышским языком являлось одной из причин, тормозившей процесс интеграции русского населения в латвийское общество. Характерно, что наиболее высокий процент русских, овладевших латышским языком, наблюдался в тех местах, где латыши составляли подавляющее большинство. Например, уже в 1925 г. 45,17% русских рижан владели латышским языком (что, однако, было обусловлено не только тем, что в городе преобладали латыши, но и тем, что в Риге был сосредоточен наиболее образованный слой русского населения), в то же время в Даугавпилсе этот процент составлял только 16,42, а в Лудзе и того меньше - 13,80 (29).

Русское население делилось и по конфессиональному признаку. По данным на 1930 год 104791 или 51,93% русских жителей Латвии принадлежали к православному вероисповеданию. 91092 (или 45,15%) являлись старообрядцами (30). По данным на 1939 год в Латвии действовало 79 русских православных и 7 единоверческих приходов, а также 85 старообрядческих общин (31). Православное русское население преобладало в Риге, в Видземе и Курземе. В Земгале среди русских большинство составляли старообрядцы, сосредоточившиеся в основном в Илукстском и Екабпилсском уездах. В Латгалии большая часть русских исповедовала православие. Это преобладание обеспечивалось за счет жителей Яунлатгальского и Лудзенского уездов, в то время как в Даугавпилсском и Резекненском уездах превалировали старообрядцы.

* * *

Взрыв, разрушивший Россию в 1917 г., привел к тому, что миллионы русских людей оказались в рассеянии. Так появилось русское зарубежье, вобравшее в себя не только тех, кто бежал от большевистского режима, но и тех, кто в одночасье оказался на территории новообразованных государств. К числу таких государств принадлежала и Латвия, где уже на протяжении двух столетий формировался слой коренного русского населения. Возникновение независимого Латвийского государства создавало совершенно новые условия для существования теперь уже русского национального меньшинства, включавшего наряду с коренными жителями и тех, кто эмигрировал в Латвию из Советской России. "Несмотря на разнообразие условий, в которых ныне живут русские люди, можно установить 3 основных типа "Руси", - отмечал В.В.Преображенский в вышедшем в 1934 году сборнике "Русские в Латвии", - 1) Русь эмигрантская, зарубежная, "в рассеянии сущая", белая, 2) Русь меньшинственная, приграничная, от Балтийского моря до Черного, протянувшаяся, синяя, так сказать, и, наконец, 3) Русь подъяремная, советская, кровью своею залитая, красная. Русские в Латвии, являясь гражданами своего государства - Латвийской демократической республики, относятся ко второй группе и, тем самым, оказываются в положении, наиболее благоприятном в наши дни. Четыре условия создают для нас такое положение: родная церковь, своя школа, своя земля и гражданские права" (32).

В период между двумя мировыми войнами Риге суждено было стать одним из культурных центров русского зарубежья. С 1919 по 1940 год в Риге выходила газета "Сегодня", одно из крупнейших зарубежных печатных изданий на русском языке, известное далеко за пределами Латвии (и это было далеко не единственное русское печатное издание в Латвии). В Риге жили и плодотворно работали профессора Р.Ю.Виппер и В.И.Синайский, художники Н.П.Богданов-Бельский и С.А.Виноградов, публицист П.М.Пильский, писательница и журналистка И.Сабурова, начинающие литераторы Л.Ф.Зуров и И.В.Чиннов. В Риге работал единственный постоянно действующий русский театр за пределами России, на сцене которого блистали Н.С.Барабанов, М.А.Ведринская, Л.Н.Мельникова, Ю.И.Юровский, Ю.Д.Яковлев и другие замечательные актеры. В Риге выступала талантливая русская актриса Е.Н.Рощина-Инсарова. Несколько сезонов работал известный русский актер и режиссер Михаил Чехов. В 1925 г. в качестве балетмейстера и прима-балерины в Национальную оперу была приглашена А.А.Федорова. Русское население Риги жило насыщенной культурной и духовной жизнью. Ригу посещали многие известные представители русской культурной и научной элиты. В 1938 г. в Ригу приезжал И.А.Бунин, лауреат Нобелевской премии по литературе 1933 года. Несколько раз в Риге гастролировал Федор Шаляпин. У рижан была возможность познакомиться с творчеством А.Вертинского. Незабываемое впечатление оставили гастроли в 1928 г. Донского казачьего хора под управлением С.Жарова. С лекциями в Риге выступали многие известные русские ученые, в их числе философы Н.А.Бердяев и И.А.Ильин. Близость к России и наличие коренного русского населения привлекали в Ригу многих видных общественных и политических деятелей русской эмиграции. "В силу своего географического положения Рига, расположенная на рубеже двух миров - российского и западноевропейского, охотно приглашала к себе артистов как с Востока, так и с Запада. Направлявшиеся на Запад русские артисты и музыканты не могли миновать Ригу, тепло и восторженно их приветствовавшую. В Риге гастролировали известные солисты Большого театра: Барсова (колоратурное сопрано), замечательно исполнявшая роль Розины в "Севильском цирюльнике"; Максакова (Кармен), Собинов, Жадан - в роли Ленского в "Евгении Онегине" и др. С Запада же приезжал Шаляпин, певший в Опере по-русски партию Бориса Годунова, выступавший в "Русалке", а также в концерте. Билеты были распроданы за несколько месяцев вперед. Его выступления были событием, к которому готовились, и о котором долго вспоминали рижане всех возрастов и национальностей".(33)., - вспоминает Н.В.Синайская, очевидица событий тех лет.

В первые годы существования независимой Латвии была заложена хорошая правовая основа для толерантного сосуществования латышской нации и национальных меньшинств. Большая заслуга в этом принадлежала первому главе Латвийского государства - Янису Чаксте. Однако идеализировать национальные отношения в Латвии, даже в период ее становления, когда семена национализма еще не успели прорасти, было бы ошибочным. И все-таки, в сравнении с другими лимитрофными государствами, за исключением быть может Эстонии, положение русского меньшинства в Латвии было более благоприятным. И этот факт признавали сами русские латвийцы. Особенно ценили они право на автономию в области школьного дела, возможность обучать своих детей на родном языке. "Благодаря своей школе наши дети получают возможность сознательно определить свое место в жизни, разумно и убежденно ответить на вопрос о своем отношении к национальности (народности) и нации (государству). Церковь, школа и семья передают из поколения в поколение великие культурные ценности и воспитывают в их духе наше будущее - молодежь"(34).

После установления 15 мая 1934 г. авторитарного режима в Латвии возобладали националистические, антименьшинственные настроения. Перечеркнутым оказалось многое из того, что удалось достичь в области межэтнического согласия, и выдвинуло Латвию в число демократических стран Европы. Нарушенным оказался и естественный процесс интеграции меньшинств в латвийское общество. Под личиной показного благополучия скрывалось растущее недовольство национальных меньшинств (в т.ч. и русского) своим второсортным положением, отчуждением от структур государственной власти, насильственной латышизацией. Хотя в официальной пропаганде много говорилось о "народе Латвии", в реальной же практике Латвия не только не продвинулась по пути создания политической нации, а наоборот. "Едва русское меньшинство успело прижиться, - замечает Ю.И.Абызов, - как начался период "Латвии для латышей", вновь заставивший ощутить, что русские все-таки "эмигранты", даже и с латвийским паспортом <...> Разумеется, это не способствовало духу содружества, а влекло русских в лагерь глухой оппозиции и сослужило латышским властям дурную услугу в период давления и одновременного заигрывания советских сил, направленных на раскол общества и ослабление его. Нужно было изведать на себе весь ужас, принесенный советскими танками, чтобы понять насколько пагубно было слепое желание "насолить" латышам за пережитое: "ведь нам-то русским от соединения с Россией плохо не будет". Оказалось, что плохо в равной степени и русским и латышам, потому что мясорубка, работающая по классово-идеологическому принципу не смотрит на национальность, а перемалывает равно всех (35).

Цель данной монографии - по возможности беспристрастно высветить сложный, нередко противоречивый, процесс интеграции русского населения в довоенное латвийское общество, проследить его включение в политическую жизнь молодой страны, поиск им наиболее оптимальных форм самоорганизации для защиты своих прав и сохранения национальной самобытности в преимущественно инонациональной среде и, наконец, показать роль русской школы как в национальном воспитании русской молодежи, так и в ее подготовке к интеграции в местную среду.

Автор надеется, что предлагаемое исследование, хоть в малой степени, поможет критически переосмыслить наследие прошлого и выработать такую модель межэтнических отношений, которая бы консолидировала латвийское общество, способствовала формированию политической нации, являющейся залогом целостности и будущности государства.