Рижская городская русская гимназия (бывшая Ломоносовская) 1919-1935

Из воспоминаний о Ломоносовской гимназии О.Я.Ковш, выпускницы 1936 года

В Ломоносовской гимназии я училась с 1931 по 1936 год. В 1935 году предполагался выпуск, но в связи с новой властью (к власти пришел К.Улманис) наша гимназия была закрыта. Нас присоединили к Правительственной русской гимназии и добавили год учебы. Таким образом, среднее образование мною было закончено в 1936 голу.

На сегодняшний день память сохранила не все события, не всех учителей и соучеников.

Первым учителем рисования у нас был Н.Р.Роминский, но воспоминания о нем связаны с посещением его квартиры по ул.Миера в 1934 году. Стены квартиры были покрыты его картинами, где была изображена русская боярышня в объятиях красного спрута. Картина символизировала Россию в руках большевиков. Роминский был не только художником, но и писателем. Помню лишь один ив его романов: «Дичь, за которой охотятся», о трудной судьбе девушек. В 1931/32 году Роминский ушел на пенсию и его сменил художник-анималист К.С.Высотский. В памяти о нем остались два момента, во-первых , он нас всех называл «мадемуазелями» и, во-вторых, остались в памяти занятия по перспективе. Вспоминаю домашние задания по зарисовке отдельных улиц города, как расположенные вдали дома становятся все меньше. Покоится наш учитель на Покровском кладбище в безымянной могиле.

На смену Высотскому пришел Евгений Евгеньевич Климов. Его уроки отличались от предыдущих преподавателей. Он по существу читал нам лекции по истории искусства, богато иллюстрируя их показом снимков с картин. Помнится его лекция о Левитане и картине Иванова «Явление Христа народу». Его как художника я не помнила, хотя на Покровском кладбище до сих пор над часовней архиепископа Иоанна сохранилась мозаика Е.Климова «Иоанн Креститель». На занятиях он объяснял сущность мозаичного искусства.

Из учителей несомненно яркой фигурой был Яков Алексеевич Серафимов. Незаурядный математик, с художественным даром. Нарисованные им на доске геометрические фигуры были очень точны и красивы. Без циркуля он очень точно мог нарисовать круг. И несмотря на некоторую долю садизма, ученики его любили. Мучительны были минуты вызова к доске. Быстро войдя в класс и раскрыв журнал, он начинал с фразы: пожалуйте к доске, к доске пожалуйте... В это время класс замирал в страхе. Затем резко и громко следовало объявление «жертвы», остальные же облегченно вздыхали. Если ученик у доски отвечал не очень точно, он любил «поиздеваться», повернув ученика лицом к классу, говорил: «Ну смотрите, разве не пакость!» Бьши отдельные уроки, за которые ученики его очень любили, когда он погружался в воспоминания о своем учительстве. Эти рассказы были насыщены большим юмором, урок казался очень кратким и, услышав звонок, мы вздыхали с сожалением. Высшая оценка за контрольную работу у Я.А.Серафимова была пятерка с ясной подписью, так верно отражающей его характер. Такой оценки я заслужила только два раза за все четыре года учебы. В последний год учебы в Правительственной гимназии математику нам преподавал Андрей Николаевич Перехвальский. Он был знающим математиком, также красиво умел нарисовать на доске круг, но у него не хватало яркости характера, которым обладал Я.А.Серафимов.

Несомненно, выдающейся личностью был директор нашей гимназии Адриан Павлович Моссаковский. Беззаветно преданный русской культуре, он старался передать эту страсть и своим ученикам. На своих уроках он не только проверял усвоенные нами знания по разным учебникам, но дополнял их дополнительными сведениями из своих многочисленных записей. Мы не только «проходили» определенного программой писателя, но досконально его изучали. Каждое произведение должно было быть прочитано, как говорят, от корочки до корочки. Он задавал много вопросов по прочитанным книгам. Запомнился один такой вопрос по роману И.С.Тургенева «Дворянское гнездо»: «Что сделал Лаврецкий, когда вернулся в свое родное гнездо?» Мы должны были ответить: «Зашел в дом, подошел к роялю, нажал клавишу, она издала тихий, но ясный звук». Или другой вопрос А.П.: «Какие были последние слова Базарова перед смертью?» — «Он сказал любимой Одинцовой: “Дуньте на угасающую лампаду, огонь еще горит, а масла уже нет”».

Адриан Павлович был строг в оценках сочинений. Получить у него пятерку было очень трудно. Высший балл по сочинению, который я могла получить, была четверка. Темы сочинений были весьма оригинальными, например, — Чем, по Вашему мнению, закончилась поэма Пушкина «Арап Петра Великого»?

Адриан Павлович любил учеников, старался привить им интерес к литературе, способность критически оценивать прочитанное, понять эпоху, в которой жил и творил соответствующий писатель. При его поддержке в гимназии действовал культурно-просветительный кружок. В 1931 г. был возобновлен выход журнала «Школьные годы». В предисловии к нему Моссаковский написал: «После продолжительного перерыва вновь выходит очередной номер журнала “Школьные годы”. Приветствую его появление. Пусть незрелы и несовершенны произведения молодого пера, пусть наивна порой в них мысль, туманно настроение, угловата сама форма. Иначе и быть не может, ведь это первые, робкие шаги».

Обязательным предметом в школе был Закон Божий, который преподавал в нашем классе протоиерей А.Македонский. К лютеранам приходил пастор Элпер. Мы изучали основы православия и историю церкви, верней, религий. Получить по Закону Божьему отметку ниже пяти считалось позором. Но надо признаться, что мы к этому предмету порой относились не так серьезно, как следовало бы.

Надо сказать, что протоиерей А.Македонский был очень добр, возможно, он плохо слышал, но он никогда не повышал голоса.

Последние годы учебы этот предмет преподавал протоиерей А.Перехвальский — настоятель Александро-Невской церкви. Мои воспоминания о нем связаны с проводимыми им богослужениями, особенно Пасхальными. Он обладал прекрасным голосом.

Остались в моей памяти уроки географии Геннадия Ивановича Тупицына. Он был человеком очень высокого роста, с седой, коротко стриженой головой, постоянно в черных очках, с чувством юмора. Таким он мне запомнился. Вообще он был очень интересным человеком.

Помню Лидию Ивановну Жиглевич по работе в библиотеке. Она преподавала французский язык, я же изучала латынь. Лидия Ивановна заведовала библиотекой школы с 1926 года. Работниками библиотеки на добровольных началах были ученики старших классов. В библиотеке работала моя сестра, потом ее сменила я.

Все имеющиеся книги в библиотеке были разделены на 15 отделов:

1. Религия, философия, психология.

2. Русская беллетристика.

3. Иностранная беллетристика.

4. Путешествия и приключения.

5. Критика, история литературы, языковедение.

6. История, история культуры, искусство, мемуары.

7. Естествознание, математика.

8. География.

9. Воспитание и обучение.

10. Обществоведение и экономические науки.

11. Журналы.

12. Книги на латышском и других языках.

13. Учебники.

14. Техника, спорт.

15. Справочники и др.

С большой теплотой я вспоминаю свою классную наставницу Е.Г.Зиле. Я не могу о ней судить как о педагоге, так как она преподавала английский, а я его не изучала. Мне трудно изложить на бумаге то чувство, которое я к ней питала, и объяснить почему. Но что-то влекло меня к ней. Е.Зиле была выше среднего роста, красивая, всегда со вкусом одета. В отношении к ученикам всегда была корректна, равна, никого не выделяла, но мне казалось, что она ко мне относилась с особой симпатией. Может быть потому, что я была самой маленькой с двумя косичками на фоне других соучениц, явно барышень. Не знаю, но то, что она была человеком явно незаурядным можно судить и по отношению к ней коллег. Помню, она меня упрекнула в четвертом классе за срезанные косички, но я ведь тоже хотела быть модной.

Когда нас присоединили к Правительственной гимназии, классным руководителем стала также преподавательница английского языка миссис Борман. Небольшого роста, сухонькая, симпатичная учительница лет 50 - 60. Когда мы входили в класс, она сидела за учительским столом. Мы, входя, конечно, здоровались, и молча отправлялись на свои места. Я, как всегда, с Конецкой сидела на последней парте. Теперь я думаю, что она нас посчитала плохими ученицами, раз мы в пустом классе выбрали последнюю парту у окна. Когда все собрались, она выступила с обращением. Помню содержание ее слов: «Мои ученицы, т.е. из Правительственной гимназии, радостно приветствуют ломоносовцев, которые молча заняли свои места. Ну, конечно, я не могу сравниться с вашими наставниками». И мне кажется, это было сказано искренне.

Уже после окончания школы у меня началась с ней переписка, она всегда мне писала. Два раза я была приглашена к ней в гости. И только через много лет я узнала, что в 1944 году она вместе с братом, профессором кардиологии, покинула Латвию. Профессор в 1945 году умер, а как сложилась дальнейшая судьба моей бывшей классной наставницы — не знаю. Светлую память о ней я сохраню до донца моих дней.