Авторы

Юрий Абызов
Виктор Авотиньш
Юрий Алексеев
Юлия Александрова
Мая Алтементе
Татьяна Амосова
Татьяна Андрианова
Анна Аркатова, Валерий Блюменкранц
П. Архипов
Татьяна Аршавская
Михаил Афремович
Василий Барановский
Вера Бартошевская
Всеволод Биркенфельд
Марина Блументаль
Валерий Блюменкранц
Александр Богданов
Надежда Бойко (Россия)
Катерина Борщова
Мария Булгакова
Ираида Бундина (Россия)
Янис Ванагс
Игорь Ватолин
Тамара Величковская
Тамара Вересова (Россия)
Светлана Видякина
Светлана Видякина, Леонид Ленц
Винтра Вилцане
Татьяна Власова
Владимир Волков
Валерий Вольт
Константин Гайворонский
Гарри Гайлит
Константин Гайворонский, Павел Кириллов
Ефим Гаммер (Израиль)
Александр Гапоненко
Анжела Гаспарян
Алла Гдалина
Елена Гедьюне
Александр Генис (США)
Андрей Германис
Андрей Герич (США)
Александр Гильман
Андрей Голиков
Борис Голубев
Юрий Голубев
Антон Городницкий
Виктор Грецов
Виктор Грибков-Майский (Россия)
Генрих Гроссен (Швейцария)
Анна Груздева
Борис Грундульс
Александр Гурин
Виктор Гущин
Владимир Дедков
Оксана Дементьева
Надежда Дёмина
Таисия Джолли (США)
Илья Дименштейн
Роальд Добровенский
Оксана Донич
Ольга Дорофеева
Ирина Евсикова (США)
Евгения Жиглевич (США)
Людмила Жилвинская
Юрий Жолкевич
Ксения Загоровская
Евгения Зайцева
Игорь Закке
Татьяна Зандерсон
Борис Инфантьев
Владимир Иванов
Александр Ивановский
Алексей Ивлев
Надежда Ильянок
Алексей Ионов (США)
Николай Кабанов
Константин Казаков
Имант Калниньш
Ирина Карклиня-Гофт
Ария Карпова
Валерий Карпушкин
Людмила Кёлер (США)
Тина Кемпеле
Евгений Климов (Канада)
Светлана Ковальчук
Юлия Козлова
Андрей Колесников (Россия)
Татьяна Колосова
Марина Костенецкая, Георг Стражнов
Марина Костенецкая
Нина Лапидус
Расма Лаце
Наталья Лебедева
Димитрий Левицкий (США)
Натан Левин (Россия)
Ираида Легкая (США)
Фантин Лоюк
Сергей Мазур
Александр Малнач
Дмитрий Март
Рута Марьяш
Рута Марьяш, Эдуард Айварс
Игорь Мейден
Агнесе Мейре
Маргарита Миллер
Владимир Мирский
Мирослав Митрофанов
Марина Михайлец
Денис Mицкевич (США)
Кирилл Мункевич
Николай Никулин
Тамара Никифорова
Сергей Николаев
Виктор Новиков
Людмила Нукневич
Константин Обозный
Григорий Островский
Ина Ошкая
Ина Ошкая, Элина Чуянова
Татьяна Павеле
Ольга Павук
Вера Панченко
Наталия Пассит (Литва)
Олег Пелевин
Галина Петрова-Матиса
Валентина Петрова, Валерий Потапов
Гунар Пиесис
Пётр Пильский
Виктор Подлубный
Ростислав Полчанинов (США)
Анастасия Преображенская
А. Преображенская, А. Одинцова
Людмила Прибыльская
Артур Приедитис
Валентина Прудникова
Борис Равдин
Анатолий Ракитянский
Глеб Рар (ФРГ)
Владимир Решетов
Анжела Ржищева
Валерий Ройтман
Яна Рубинчик
Ксения Рудзите, Инна Перконе
Ирина Сабурова (ФРГ)
Елена Савина (Покровская)
Кристина Садовская
Маргарита Салтупе
Валерий Самохвалов
Сергей Сахаров
Наталья Севидова
Андрей Седых (США)
Валерий Сергеев (Россия)
Сергей Сидяков
Наталия Синайская (Бельгия)
Валентина Синкевич (США)
Елена Слюсарева
Григорий Смирин
Кирилл Соклаков
Георг Стражнов
Георг Стражнов, Ирина Погребицкая
Александр Стрижёв (Россия)
Татьяна Сута
Георгий Тайлов
Никанор Трубецкой
Альфред Тульчинский (США)
Лидия Тынянова
Сергей Тыщенко
Павел Тюрин
Михаил Тюрин
Нил Ушаков
Татьяна Фейгмане
Надежда Фелдман-Кравченок
Людмила Флам (США)
Лазарь Флейшман (США)
Елена Францман
Владимир Френкель (Израиль)
Светлана Хаенко
Инна Харланова
Георгий Целмс (Россия)
Сергей Цоя
Ирина Чайковская
Алексей Чертков
Евграф Чешихин
Сергей Чухин
Элина Чуянова
Андрей Шаврей
Николай Шалин
Владимир Шестаков
Валдемар Эйхенбаум
Абик Элкин
Фёдор Эрн
Александра Яковлева

Уникальная фотография

Рабочие рижского предприятия «Феникс», 1897 год

Рабочие рижского предприятия «Феникс», 1897 год

Я живу в русском зарубежье

Гарри Гайлит

Дом творчества писателей – как это было

 Рижское взморье всегда было Меккой для русских писателей. Сюда приезжали  поработать даже  те, кто перебрался перед самой  перестройкой на Запад. Роскошные европейские курорты они предпочитали нашему взморью не только летом, но и зимой. Если вспомнить все, что было написано русскими писателями только в Доме творчества в Дубултах, получится громадный список.

Пресеклась тропа писательская к Янтарному берегу только после ликвидации дубултского ДТ. Хотя многие из них продолжают посещать Юрмалу по сей день. Тем более, что Дом творчества в последнее время опять восстановлен. Правда, теперь он может принять количество постояльцев раз в сто меньше, чем в былые времена, но тем не менее Дом творчества писателей  в Дубултах существует.

                                           Дом творчества в пору своего расцвета.

                                                            Конец 70-х гг.

 

Впрочем, традиция приезжать сюда у русских писателей возникла гораздо раньше, чем  был открыт этот дом. Все вообще обстояло совсем наоборот. Сама идея построить здесь пансионат для писателей как раз потому и возникла , что очень многие из них привыкли приезжать сюда на летние месяцы еще со времен 19 века. Об этом напоминает и одна из улиц в Дубултах, которая получила название Гончарова в честь известного русского прозаика.

                                                     С чего все пошло

Считается, что впервые Гончаров приехал на Рижское взморье в 1880 году. Но это не верно. Он появился здесь по меньшей мере на год раньше, о чем сообщила тогда крупнейшая рижская русская газета. «На нашем морском берегу в настоящее время проживают редкие гости, - писал в 1879 году 24 июля корреспондент «Рижского вестника»,- наш знаменитый писатель Иван Александрович Гончаров, творец «Обломова», «Обыкновенной истории», «Обрыва» и других хорошо знакомых публике произведений, и Николай Семенович Лесков-Стебницкий – писатель, также пользующийся большой известностью».

Об этом же  в своей книге об отце сообщает сын Лескова, рассказывая как писатель в 1879 году на концерте в Дуббельнском парке знакомил своих воспитанников Николая и Михаила Бубновых с отдыхавшим там же Гончаровым.

В архиве Лескова есть интересный автограф – дарственная надпись Гончарову на книге Лескова «Мелочи архиерейской жизни», изданной в Петербурге как раз в 1879 году. Число и месяц под надписью не проставлены.

                                                               *  *  *

На Рижском взморье Лесков и Гончаров встречались много раз. Тут они жили месяцами - отдыхали и работали. Лесков впервые приехал на Рижское взморье в 1863 году. Он был послан тогда министром просвещения Головиным в Ригу для изучения вопроса о старообрядческих школах. Тогда был актуален вопрос о русских школах для детей старообрядцев,  и Лесков как раз в своем докладе российскому министру писал о необходимости дать официальное разрешение на их существование.

Приезжал Лесков с конфиденциальными поручениями в Ригу и в 7О-80 годы. В один из приездов он так был взбешен пренебрежительным отношением немцев в Латвии к русской культуре, что устроил крупный скандал. Инцидент едва не завершился дуэлью. Впрочем, Лесков хорошо понимал, что дело не столько даже в хамском отношении немцев, сколько в заигрывании с ними российского правительства и в «германофильской политике» генерал- губернатора Александра Суворова.

Свои отчеты Лесков составлял, должно быть, на одной из взморских дач и, наверное, не без участия Гончарова. Правда, у Гончарова тогда здесь были свои дела тоже - на  Рижское взморье он приезжал в основном лечиться. В 1880 году он даже решился сделать в Риге сложную операцию. Оба писателя были, конечно, знакомы еще по Петербургу, но по-настоящему их сблизила «дачная жизнь».

                                                 Здесь жили «литераты»

В 1879 году 15 июня Лесков в очередной раз отправился из Петербурга на Рижское взморье, прихватив с собой свежие экземпляры своей новой книги «Мелочи архиерейской  жизни». Как обычно, он остановился в Карлсбаде (Меллужи-Пумпури) в пансионате отставного прусского унтер-офицера Регезеля. О своей жизни здесь он писал в письме редактору журнала «Русский рабочий» Марии  Пейкер: «Я поселился согласно совету Эйхвальда на берегу моря в 1,5 верстах от Дуббельна, в местечке Карлсбад. Место тихое, обитаемое «литератами» (латышское «литераторы».- Г.Г.). Все дачи - в сосновом лесу, грунт песчаный, море мелкое и мало соленое; живу в Анцен-Гаузе. Это длинный, как фабрика, дощатый сарай с окнами. Посередине идет коридор, и по обеим сторонам кельи, из которых из одной в другую все слышно, так что надо чихать и сморкаться с осторожностью, которой немецкие «литераты», к сожалению, напрасно не соблюдают. Живу я «на харчах у немца», и харчи эти очень плохи. Прислуга не говорит ни на каком человеческом языке... Скуки здесь вдоволь, а грубо циничного немецкого разврата еще более».

Но Карлсбат привлекал Лескова как тихое уединенное место, где ему никто не мог помешать работать. То, что все вокруг говорили не по-русски, его вполне устраивало – не приходилось отвлекаться. За месяц, проведенный в тот приезд, ему удалось сделать достаточно много. Здесь были написаны рассказы «Однодум», «Шерамур», заново переделан «Честное слово», закончены «Архиерейские встречи».

«Работы у меня много, - сообщает Лесков в письме к Пейкер,- и не знаю, как ее переделать. Желаю все это кончить здесь до 20-25 июля...»

Карлсбат  давал возможность писателю совмещать приятное с полезным. «Купанье в море мне всегда приносило пользу, да и работается в этих купальных городах прекрасно»,- писал он в письме.

Тишина, покой, удаленность от шумных центров Рижского взморья – Майоренгофа и Эдинбурга (Майори и Булдури) уже тогда делали Карлсбад любимым местом отдыха художников, писателей, музыкантов. К тому же относительно невысокие цены на дачи позволяли даже при скромном достатке находиться здесь достаточно продолжительное время. Как написано в одном из старых путеводителей по Рижскому взморью, «Карлсбад посещается преимущественно лицами, желающими жить летом у моря при ограниченности расходов. Местность  эта, где еще повсюду видны хижины рыбаков, огороды, пашни и поля, дает возможность посетителям созерцать природу в ее совершенной простоте и находить успокоение, наслаждаясь скромной сельской жизнью и пользуясь в то же время морскими купаниями.».

Общался Лесков преимущественно с Гончаровым. После многочасовой работы за столом Лесков отправлялся пляжем в Дуббельн. Шел бодро, без остановок. Это был излюбленный маршрут писателя. Многие гуляющие по штранду летом 1879 года обращали внимание на человека, быстро шагавшего в сторону Дуббельна. Лесков спешил к Гончарову. Писатели встречались часто. Гуляли, беседовали. Нередко они вместе ездили в Ригу, где посещали редакцию «Рижского вестника». У них там было много знакомых, редактора газеты Чешихина тоже оба знали очень хорошо. В одном из писем друзьям Лесков даже в качестве обратного адреса называет «Рижский вестник». Должно быть, так корреспонденцию получать было быстрее.

Лесков с Гончаровым  из числа российских писателей были, так сказать, первопроходцами нашей Юрмалы. За ними потянулись другие, постепенно обживая Рижское взморье все больше и больше. Карлсбад выбирали уже не все. Кому позволяли средства, селились поближе к Гончарову, когда он сюда приезжал. А когда нет, по его наводке снимали комнаты, в которых прежде жил он.

Со временем вокруг нынешней ул. Гончарова образовалась своеобразная писательская колония. Сразу после второй мировой войны, в 1946 году,  одну из самых больших здешних дач решено было преобразовать в постоянный пансионат для писателей. Так родился этот Дом творчества в Дубултах.  Тысячи людей – писатели с семьями и не писатели, а просто читатели, – любили здесь жить из сезона в сезон, пока Дом творчества находился на московском попечении.

Что осталось теперь от «писательской колонии» для нынешних «литератов»? А почти ничего. Один-единственный двухэтажный особнячок с большим балконом. Раньше он назывался детским корпусом, потому что сюда в основном селили постояльцев с маленькими детьми. И пятачок территории вокруг него, огрызок большого красивого парка.

Сам я впервые попал в дубултский Дом творчества  еще первокурсником, зимой 61-го или в самом начале 62-го года. Нас было два-три человека. Мы приехали сюда морозным утром звать живших в то время тут московских прозаиков Аксенова и Гладилина на встречу с университетским студентами-филологами. Наши тогдашние кумиры, сильно помятые и   заросшие после мощного подпития щетиной, еще как следует не проспались, и мысли их были, естественно, об одном – поскорей опохмелиться.

                                                                    * * *

После этого случая, часто проезжая на электричке мимо  обители великих мира сего, я  поглядывал на Дом творчества писателей  с ухмылкой и чувством некоторой брезгливости. До тех пор, как спустя лет двенадцать после той памятной встречи с любимыми писателями, в 1974 году, уже и сам занимаясь литературным трудом, я  приехал сюда с женой ранней осенью, чтобы провести здесь совершенно очаровательный месяц отпуска. Тогда я и полюбил это необычное место. Мы стали приезжать сюда каждый год. Отдыхать и работать здесь было большим удовольствием. И это не пустые слова, мне было с чем сравнивать. Перед этим я ездил с отцом в такие же пансионаты художников - в Гурзуфе и  у нас в Дзинтари. Оба они с дубултским  не шли тогда ни в какое сравнение.

                                                   Василий Аксенов в Дубулты.

                                                               1963 год.

Сейчас бывший писательский Дом творчества мне видится как странный феномен. Здание осталось, а дома нет. Да и сама десятиэтажка не то, что стала какой-то чужой, она мне теперь напоминает  огромного переродившегося монстра. Змий о трех головах – не подходи, съем. Легко взлетавшая к небесам стройная высотка солнечных 70-80 гг. после основательной перестройки и реконструкции  превратился в неуклюжего тяжеловеса, присевшего перед прыжком, который сделать ему  не дано.

В закрытом вольере вокруг бетонной махины с частными жилыми квартирами  теперь одиноко и пусто. А ведь еще пятнадцать лет назад этот дом, как гостеприимный мудрец, принимал любых гостей, лишь бы приезжали. А когда его официально закрыли и только на летние месяцы сюда наведывались лишь несколько его верных поклонников, он стоял насупившись, как скособоченный хворью старик. Хотя отроду ему тогда было не больше двадцати лет.

                                                      У синего моря…

Вскоре после того, как здесь официально был создан Дом творчества Союза советских писателей, он сильно разросся. В его комплекс входили уже семь двух и трехэтажных  дач. Позднее центральное здание со  столовой снесли и в 70-ом вместо него построили двукрылую десятиэтажку на 90 номеров. В самые жаркие годы, когда наплыв отдыхающих на рижском взморье был особенно велик, летом в этих номерах одновременно размещалось человек двести

Я читал разные воспоминания о Дубултском Доме писателей, но как ни странно, все они посвящены только людям, которые здесь бывали. И ни строчки о нем самом - о том, как тут было хорошо. Ведь здесь перебывало очень много народу (как всегдашних постояльцев, так и совсем чужих, далеких от писательского дела людей) именно потому, что место это было райское. Описания самого Дома творчества, известной на весь мир жемчужины Юрмалы, не осталось, наверное, потому, что никто не мог даже предположить, что однажды он будет самым варварским образом ликвидирован.

Литераторы приезжали сюда в любое время года с предвкушением радости и творческих удач. Потому что из всех писательских здравниц, - а у  Литфонда СССР во второй половине прошлого века их насчитывалось с десяток, если не больше,- эта, дубултская здравница, считалась даже не самой лучшей, а просто идеальной.

Изумительным было само место - на дюне, в сосновом лесу, в двух шагах от моря. Выйдешь из вестибюля, обогнешь здание и по каменным ступенькам спускаешься на пляж. С другой стороны – рукой подать до реки Лиелупе и до железнодорожной станции. От реки до моря – 320 метров. В ветреную погоду все обычно гуляли по роскошному парку. С декоративным прудом, романтический гротом, теннисным кортом, розарием и скамейками в самых укромных местах.

У каждый корпуса было свое название. Далеко на окраине парка стоял Директорский дом. Двухэтажная развалюха, в которой в теплое время года жил сам глава Дома творчества Михаил Бауман. Он директорcтвовал чуть ли не с первого дня основания Дома творчества. Там же обитала и приближенная обслуга.

Импозантный белый каменный особняк посередине парка, с большим балконом и прохладным в жаркую погоду холлом, почему-то назывался шведским домом. Или - домом Чаковского. Известный в свое  время писатель и редактор «Литературной газеты», сделавший из нее первое в Союзе «оппозиционное издание», Александр Чаковский был в Дубултах особо привечаемой фигурой и останавливался всегда только в своих шведских апартаментах.

Между белым особняком и пляжем стояло коричневое деревянное здание – дом Паустовского. Тоже с балконом, и тоже на шведский манер. Здесь, в одной из небольших комнат, Паустовский написал свою знаменитую книгу «Золотая роза». Поздней, уже в годы застоя, когда в Дубулты повадился приезжать первый секретарь СП СССР Марков, почему-то тогда тоже считавшийся очень известным писателем, а на самом деле обычный совписовский функционер и член ЦК КПСС, этот особняк был переоборудован, специально для таких, как он, особ с челядью и для зарубежных гостей. Этих двух зданий Дом творчества лишился в годы перестройки в первую очередь. У белого особняка нашлись хозяева, а в «виллу Маркова» въехал с семьей какой-то горе-банкир со сломанной ногой. Вскоре он прогорел, лишившись и банка, и этого особняка.

                                                           Все в очередь!

Сам Дом творчества, даже потеряв свои лучшие коттеджи, в годы горбачевщины продолжал еще функционировать на полную катушку. Путевку сюда достать было очень сложно. Чем же он так всех привлекал?

Кроме того, что главный его, высотный корпус стоял как бы одновременно в трех целебных зонах - в дюнной зоне, в лесу и у реки -  у него было еще много и  других достоинств. Это место считалось тихим центром Юрмалы. Рукой было подать до Риги. Рядом почта, магазины, рестораны. Респектабельные соседи  - в двух шагах находился санаторий Морского флота СССР, дача Косыгина, Дома телевизионщиков и Совета Министров...

Но гораздо важней всего этого было внутреннее обустройство высотного здания. Внизу в отдельном крыле располагалась огромная общая столовая  с окном во всю стену, выходившем  на пруд и речку вдалеке, с пробегавшими  по ее берегу электричками. Кроме столовой, на первом этаже находилась хорошая поликлиника со всеми причитающимися курортными службами и неплохим персоналом. Ну и, наконец, самое главное – номера! Со второго этажа по девятый. В высотном корпусе Дома творчества все девяносто номеров были люксами. По четыре двухкомнатных и шесть однокомнатных на каждом этаже. Они были спланированы специально с таким расчетом, чтобы пишущему человеку было удобно работать и ничего его не отвлекало.

Я, когда впервые сюда приехал и нам с женой дали двухкомнатный номер  с кабинетом и спальней, удивлен был тем, что  в комнатах оказалось семь дверей.  Комфорт в сочетании с подчеркнутой простотой всегда производит сильное впечатление.

                                   С женой Ириной Карклиной-Гофт, Дубулты,

                                                         Начало 80-х гг.

 

В дни заезда каждый  стремился успеть оформить свою прописку как можно раньше, чтобы получить именно тот номер, а верней – этаж,  который  хотелось. Уже с утра в вестибюле выстраивалась огромная очередь, и смешно было смотреть на такое количество инженеров человеческих душ и прочих душегубов.

Писателям, отмеченным особыми регалиями и стотысячными тиражами, доставались самые престижные - высокие этажи. Там из окна, как на ладони, видны были  море, верхушки сосен и закат по вечерам. Интерьер в верхних номерах тоже был поновей и подороже. Переводчиков, критиков и прочий литературный люд помельче селили на этажах со второго по шестой. Здесь все было попроще, но зато, когда отключался лифт, а это обязательно происходило раз или два в каждый заезд, проблем спуститься вниз или подняться к себе в номер, можно считать, не было никаких.

Получив ключи, многие, побросав свои чемоданы прямо в вестибюле, спешили в столовую застолбить места. Мы с женой приезжали пораньше, чтобы  успеть занять два наших стола, за которыми всегда собиралась одна и та же компания. Москвичи -  поэт Лисянский с женой и прозаик Кардашева, замредактора ленинградского журнала «Нева» Корнев с женой, мы вдвоем и кто-нибудь восьмой. Что касается столовой, тут был  еще один секрет, который мы в голову не брали. У огромных окон сажали обычно только кого-нибудь из совписовских шишек, поэтому официантки обслуживали их ряды в первую очередь. Это считалось престижным и для многих – важным.

                                                         Гибель Помпеи

Вообще, надо сказать, престиж и регалии определяли в Доме творчества всю его жизнь. Бауман соблюдал табель о рангах свято. Все связанные с этим скандалы он умел улаживать мастерски, каждый раз ловко ублажая высокопоставленных персон. Хотя со стороны это уже тогда казалось смешным. В принципе,  что сказочник Лагин и критики Иванова или Анненский, что  Чаковский или знаменитый  поэт Рождественский – они для всех были  одинаково почитаемыми писателями. Не больше и не меньше. Гораздо важней было, как котировались их книги.

Сейчас большинства из тех, кто любил бывать в Дубултах,  уже нет в живых и никто их теперь не читает. Из прежних зубров один только  Аксенов  ходил здесь до самой ликвидации пансионата по-прежнему в мэтрах. Кстати, когда стало ясно, что отделившись от СССР, латыши  эту Мекку для российских писателей ликвидируют, Аксенов приехал из своего американского далека (он жил тогда в США), чтобы уговорить наше строптивое руководство республики и местного Союза писателей передать Дом творчества в ведение международного Пен-клуба. Добиться ему ничего так и не удалось. Теперь, вспоминая  это, Аксенов мне представляется каким-то Хароном - ведь с ним было связано мое первое знакомство с Домом творчества писателей почти полвека назад. И он же обозначил ту черту, за которой писательскому Дому было суждено кануть в Лету.

О  миссии Аксенова как спасителя тогда мало кто знал. Да и он, «американец», в то время многих сторонился. Аксенов держался особняком, отрешенно глядя на доживавший свой короткий век «писательский курятник». Жизнь здесь тогда еще продолжала течь по раз и навсегда заведенным правилам.

Независимо от того, приезжал кто-то на два-три или только на один срок, все по традиции использовали первую неделю «для разминки». Входили в ритм. По утрам - прогулки по пустому пляжу. Потом у кого что – массаж, ванны, гимнастика, иглотерапия… После обеда сон - это святое. Или с книжкой полежать. (Кстати, в Доме творчества имелась своя большая библиотека. Ничего везти с собой    не надо было. Много книг было  с авторскими автографами - здесь же и написанных. Куда все делось, никто не знает)

Потом уже, отдохнув первую неделю от городской жизни, все переносили свои процедуры и длительные прогулки по пляжу на вторую половину дня, ближе к вечеру. До обеда Дом творчества выглядел  опустевшим. Только перья скрипели и стучали машинки.

Одно время внизу, в вестибюле, для открытого обозрения был выставлен большой макет пятнадцатиэтажного (или даже выше, я уже не помню) нового корпуса, который планировалось здесь построить в начале 80-х. На месте пруда, розария и детского корпуса – самого близкого к дороге участка. Этот проект почему-то лопнул. Кажется, потому, что он превышал разрешенную этажную норму. Вместо него в 83-ем году грянул капитальный ремонт десятиэтажного здания. Года полтора в Дом творчества ездили в основном только те, кто привык приезжать постоянно. Расселяли нас по коттеджам. Конечно, это было не так приятно, но терпели.

После капремонта наплыв отдыхающих здесь сильно возрос. А вскоре и вообще началась перестроечная чехарда. Сменили главврача, потом замдиректора. Ну и  добрались наконец до директорского места. Не знаю, сам ли ушел на пенсию непотопляемый Бауман, только вместо него прислали сперва какого-то отставного генерала, ничего не понимавшего в специфике Дома творчества и открыто этим кичившегося. Но долго покомандовать  здесь ему  не пришлось. Вскоре грянули народофронтовские времена. Мы с женой в эти дни, пока жили в Дубултах, не расставались с крохотным «панаcоником» и все отдыхающие к нам подходили, закатывали от восторга глаза и спрашивали – ну что там говорят, что у вас происходит?...

Дальнейшее случилось быстро и стремительно, как при саркоме. Руководство Дома творчества сменилось еще раз, и стало уже не понятно, кто  здесь командует парадом - Москва или Рига. А когда Латвия стала независимой, ДТ перешел окончательно в ведение местного Литфонда. Содержать эту махину стало не на что, а организовать достаточный   приток зарубежных отдыхающих, чтобы дом был хотя бы в какой-то степени самоокупаемым, ответственные за него лица просто не хотели.

                                                   Жизнь после жизни

Тут многое решил еще один немаловажный нюанс. Латышские писатели никогда не были поклонниками взморья – на отдых и в «творческие командировки» предпочитали выезжать в деревню, к себе на хутора. Все они - горожане либо в первом, либо во втором поколении, поэтому  отдыхать любили в родных местах. Дубулты для многих из них всегда были, что кость в горле. Даже на общесоюзные и международные литературные семинары и конференции, когда эти мероприятия проводились в Доме творчества, их было не заманить никакими коврижками. Правда, незадолго до закрытия Дома творчества сюда зачастили некоторые функционеры из местного Союза писателей - на неделю, на две или больше, но, как я понимаю, это были «инспекционные поездки». Чтобы посмотреть как тут и что, прежде, чем принять решение, что с Домом творчества делать дальше.

Дом спасти можно было. Секретарь Союза писателей (не хочу называть его фамилию) лично мне сказал тогда по этому поводу  – я знаю два способа, как сделать, чтобы Дом творчества продолжал функционировать (речь шла уже только о высотном корпусе), но делать этого не хочу и не буду… Вскоре  в Союзе писателей была создана комиссия по распродаже  имущества Дома творчества. Все, что можно было продать,  фукнули очень быстро.          

Слава богу, часть мебели оказалась неликвидной, благодаря чему Дом зажил своей второй жизнью. Укомплектовано было несколько номеров на одном или двух нижних этажах. Их стали сдавать на летние месяцы сперва только членам местного Союза писателей, а поздней и «диким» отдыхающим. Так по сносной цене сюда продолжали ездить мы с женой, поэт Арвид Скалбе из Москвы с дочкой и внуком  и еще два три человека из России. Приезжали и жили, как на съемной даче, питаясь, кто где хотел. Продолжалось это еще пару лет.

 Наконец, высотка была продана за миллион лат одному из местных предпринимателей, который полностью перестроил ее под жилое здание. Что касается Дома творчества, он продолжает существовать сегодня на крохотном пятачке огромного когда-то парка, занимая один двухэтажный коттедж.