Русские художники

Евгений Климов (Канада)

Зоркий глаз Репина

 ...Убогое исполнение зависит от недостатка

любви художника к своему сюжету. Да, вот

любовь и есть то»чувство, что никакими

поощрениями Вы не заставите его любить по

Вашей рекомендации.

Из письма И.Репина Т.Л.Толстой в 1893 г.

 

Бывают художники внешнего опыта, когда впечатления природы всецело овладевают мастером и он ими живет. Проносящаяся перед его глазами жизнь настолько захватывает его, что в передаче этой мгновенной и все время изменяющейся жизни он видит цель своего искусства. Таким мастером острой и верной передачи кратких явлений внешнего мира был Илья Ефимович Репин (1844-1930). Небольшого роста, подвижной и быстрый, Репин производил впечатление русского мужичка с бородкой и богатой шевелюрой. Его острый взгляд останавливался с пытливым вниманием на всем окружающем. Он готов был всегда восторгаться, возмущаться, ликовать, или негодовать. Чувства Репина были порывисты, а в оценках людей и произведений искусства он часто менялся, что вызывало у многих недоумение. Да и самому Репину приходилось от своих оценок нередко отказываться.

И в творчестве у Репина бывали подъемы и провалы. Много своих работ Репин уничтожил, но удачные работы отличались всегда страстностью. «Я человек горячий, впечатлительный, - говорил Репин. – Вся жизнь прошла у меня в труде... Другого спасения для человека я не знаю, кроме деятельного труда».

Одно из писем к В.В.Стасову прекрасно определяет отношение Репина к своей работе: «Искусство я люблю больше добродетели, больше, чем людей, чем близких, чем друзей, больше чем всякое счастье и радости жизни нашей. Люблю тайно, ревниво, как старый пьяница, неизлечимо... Где бы я ни был, чем бы я ни развлекался, кем бы я ни восхищался, чем бы я ни наслаждался... Оно, всегда и везде, в моей голове, в моем сердце, в моих желаниях лучших, сокровеннейших. Часы утра, которые я посвящаю ему, лучшие часы моей жизни. И радости, и горести, радости до счастья, горести до смерти – все в этих часах, которые лучами освещают или омрачают все эпизоды моей жизни. Вот почему Париж или Парголово, Мадрид или Москва – все второстепенно по важности в моей жизни – важно утро от 9 до 12 перед картиной». Далеко не одними восторгами была наполнена жизнь Репина.

«Нет тяжелее труда, - пишет он, - как заказные портреты! Это ужасный, убийственный труд! Могу сказать это по некоторому собственному опыту».

Жажда свободной работы сопровождает художника до конца жизни. «Я бываю просто счастлив целый день, - сообщает Репин Третьякову, - когда у меня хватит характера отказаться от заказа. Главное, ведь требования изводят – парикмахерские, нехудожественные!...»Когда правой рукой он не в состоянии был больше работать, он пишет левой, подвешивая на грудь палитру, но любимого дела не бросает. «Сколько надо времени мне, - признается Репин, - чтобы чего-нибудь добиться и сколько издыханий, чтобы что-нибудь, хотя рутинное, одолеть».

За несколько лет до смерти Репин пишет К.Чуковскому: «..Я не бросил искусства. Все мои последние мысли о нем, и я признаюсь: работал все как мог над своими картинами. Вот и теперь уже кажется больше полугода работаю над картиной «Гопак», посвященной памяти Мусоргского. Такая досада: не удается кончить».

Одно из последних писем от июля 1930 года гласит:

«Зима была холодная; и я никакого труда своего не подвинул. Всю весну, несмотря на ангельски хорошую погоду и тепло, мое здоровье становилось все хуже и хуже... Из предположенных работ ничего уже не подвигалось. И, ах, какое это печальное время!...»

С упадком сил он не был в состоянии воплощать волновавшие его образы. Репин откликался на многие стороны жизни, и среди его произведений есть картины на бытовые, исторические, религиозные и на революционные темы. В юном, зрелом и старческом возрасте он пишет на евангельские темы. Еще до поступления в Академию Художеств Репин был в артели иконописцев и писал иконы, поражая окружающих смелостью и быстротой исполнения.

«Вставали мы в 4 часа, - вспоминает художник, - было уже светло, и вот до вечера, часов до девяти, когда все кончали работу, мой образ бывал готов».

С юга России Репин приезжает в Петербург, знакомится с Крамским и всецело доверяет его указаниям в искусстве. По совету Крамского Репин поступает в Академию Художеств, где занимается под руководством замечательного педагога проф. Чистякова.

Кончая Академию Художеств в 1871 году программной работой «Воскрешение дочери Иаира», Репин получает Большую золотую медаль и право на заграничную командировку. Благоговейная и торжественная тишина чувствуется в картине. В темном помещении мерцает светильник, выделяющий бледное лицо и руки умершей, а луч дневного света освещает спокойную фигуру Христа, в которой чувствуется, при всей ее простоте, благородство и внутренняя сила. Живописные достоинства картины, согласование глубоких и темных тонов, сразу поставили Репина в число лучших молодых русских художников.

В 1880-х годах он пишет «Св. Николая Чудотворца, останавливающего казнь», а в последние годы занят многими религиозными композициями. Но все же это еще не позволяет причислить Репина к религиозным живописцам. Он чувствовал сам свою привязанность ко всему земному и вещественному. В письме к художнице Веревкиной в 1893 году Репин высказывает свои убеждения: «Вы очень ошибаетесь, думая, что я склонен к спиритуализму и приписываю только прочим сынам земли безобразно тупой материализм. О, нет, материализм прежде всего я чувствую в себе, и в такой степени, что он заглушает во мне многие духовные начала. И при этом, каюсь, я его так люблю, что ни за что не согласился бы сделаться исключительно духовным существом».

Такие мысли не мешали Репину сознавать, что «самозабвение есть необходимое условие для творчества, как смирение в христианстве – для подвигов в вере. Поэтому-то так тщетны ожидания творческих созданий от натур мелких, себялюбивых».

В письме к Т.Л.Толстой в 1899 году Репин пишет: «...И в искусстве и в форме я вижу величие того же Бога, их создавшего и поселившего в нас безграничное разнообразие интересов жизни...»

А может быть больше, нежели к кому-нибудь другому, к самому Репину относится его запись:

«...Русскому человеку свойственно самоуничтожение, самобичевание. Начало этого чувства кроется в глубоком стихийном подчинении вселенной и реализуется в чувстве Бога».

По свойству своего дарования Репин ощущал особенно остро находящегося перед ним человека. «Если во мне и есть талант, - говорил он, - то это талант художника видящего, а не фантазирующего... Чудесное искусство иллюстратора мне недоступно...» Поэтому именно в портретах проявилось в осбенности могучее дарование Репина, его способность «взять нутром» человека. Кого только нет среди репинских моделей! Начиная с босяков-бурлаков до писателей, ученых, артистов, представителей власти и членов императорского дома. Недаром так тянуло Репина к великим голландским портретистам – Рембрандту и Франсу Гальсу.

Могучая сила жила в маленькой фигуре Репина. Своей природной одаренностью, более, чем степенью культуры, преодолевал он труднейшие задачи. Тонкие психические моменты запечатлевались на его картинах, он улавливал в человеческом лице страх, удивление, горе, радость, беззаботный смех, хохот и тысячи других оттенков.

В картине «Бурлаки» прозвучала нота осуждения условий жизни, когда человек превращался во вьючное животное и терял человеческий облик. В картине «Крестный ход в Курской губернии» есть некоторая тенденциозность в характеристике изображенных лиц, но хорошо передан яркий солнечный свет и жара июльского дня. В картине «Не ждали» показано возвращение политического ссыльного домой, когда его никто не ждал. Через мгновение его узнают и мать, и жена, и дети, но пока никто не знает, кто вошел в комнату. Во всей картине много тонко найденных черточек, вызывающих симпатии ко всем изображенным.

Репина тянуло не только к фиксированию окружающей его жизни, но и к созданию исторических картин, то есть как раз к тому, что не было свойственно его художественному дару. И по свойству своего дара он заменял тему историческую темой физиологической. В картине «Иван Грозный и сын его» Репин изобразил момент, когда Грозный понял, что он сделал, когда подхватил тело сына и судорожно прижал к себе; сын медленно умирает. Редко можно увидеть в мировой живописи столь выразительное лицо и глаза человека, понявшего, что он явился причиной смерти сына. Но тема историческая отступает на второй план; здесь виден ужас отца и сцена убийства, которые могли бы произойти и сегодня.

В другой картине на историческую тему «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», собственно, смех является главной темой, а не историческое событие. Зритель невольно улыбается, видя различные вариации смеха, от хихиканья до раскатистого хохота.

Из репинских портретов надо вспомнить портрет Мусоргского, написанный по просьбе Третьякова за несколько дней до смерти композитора, когда он был уже в больнице. Печальная жизнь Мусоргского наглядно отразилась в этом портрете. Взгляд Мусоргского полон тоски, но вместе с тем и вдохновения, и силы.

Портрет жены, заснувшей в кресле, передает тонкий и ласковый облик молодой женщины. Умеет откликаться Репин и на изображение представительницы аристократии – графини Головиной. Портрет ее полон изысканного благородства и праздничной роскоши.

Во всей многочисленной галерее репинских портретов исключительное внимание привлекают этюды к картине «Заседание Государственного Совета». Здесь счастливо сочеталось дарование Репина с необходимостью сразу, тут же на месте, принимать быстрые живописные решения. Надо было в один-ва сеанса наметить исчерпывающую характеристику позировавших ему сановников. Можно поражаться как достигал Репин в 11/2-2 часа скупыми средствами необычайной силы выразительности. Фигуры Семенова-Тянь-Шанского, гр. Игнатьева, Победоносцева, Горемыкина и др.незабываемы по своей убедительной правде. Блеск лент, орденов, золотых позументов передан Репиным блестяще, но не заслоняет характера каждого из позировавших ему лиц. И там, где Репин не думал об исторической картине, таковая у него получилась. Весь строй дореволюционной России закреплен в этом полотне и показан объективно, без всякой лести. Надо знать, что Репину тогда было под 60 лет и из-за повреждения правой руки ему пришлось писать левой.

Надо остановиться на области рисунков Репина. Он был исключительным рисовальщиком. В рисунке Репин был наиболее непосредствен, что отвечало его натуре; он использовал как графическое средство карандаш, уголь, перо, кисть, а иногда даже окурок папиросы. В мастерской Репина скопилось несколько тысяч рисунков, но к сожалению во время войны многое пропало. Однако даже то, что опубликовано, дает право считать рисунки Репина одной из вершин его творчества. Такие рисунки как «Невский проспект», где всё полно движения, где слышатся возгласы лихачей и шум толпы, или портретные наброски – все они поражают свободой исполнения, полным мастерством в тонкой игре свето-теневых отношений, в которых тают четкие контуры. На глазах у зрителя возникает жизнь, и Репин как бы невзначай только фиксирует увиденное им. Рисунки возникали без всяких преднамеренных целей, в них отсутствует всякая «сделанность», и в этом их очарование. За непосредственностью и искренностью виден зоркий глаз Репина и его любящее сердце.

Портреты писались Репиным и в последние годы его жизни. В 1917 году ему позировал А.Ф.Керенский. В 1924 году Репин написал портрет академика Павлова. Под старость сила всматривания в человека и уверенная рука мастера стали сдавать, и в портретах последнего времени не было уже четкости и трепетной жизненности, какие были в ранних работах Репина.

Репин слишком сложное явление, чтобы уложить его в рамки одного идейного реализма.

Доказательством отрицательного отношения Репина к тому, что произошло в России после 1917 года служит его отказ вернуться на родину. Право на свободу ценил и сохранил он до смерти.