Авторы

Юрий Абызов
Виктор Авотиньш
Юрий Алексеев
Юлия Александрова
Мая Алтементе
Татьяна Амосова
Татьяна Андрианова
Анна Аркатова, Валерий Блюменкранц
П. Архипов
Татьяна Аршавская
Михаил Афремович
Вера Бартошевская
Василий Барановский
Всеволод Биркенфельд
Марина Блументаль
Валерий Блюменкранц
Александр Богданов
Надежда Бойко (Россия)
Катерина Борщова
Мария Булгакова
Ираида Бундина (Россия)
Янис Ванагс
Игорь Ватолин
Тамара Величковская
Тамара Вересова (Россия)
Светлана Видякина, Леонид Ленц
Светлана Видякина
Винтра Вилцане
Татьяна Власова
Владимир Волков
Валерий Вольт
Константин Гайворонский
Гарри Гайлит
Константин Гайворонский, Павел Кириллов
Ефим Гаммер (Израиль)
Александр Гапоненко
Анжела Гаспарян
Алла Гдалина
Елена Гедьюне
Александр Генис (США)
Андрей Герич (США)
Андрей Германис
Александр Гильман
Андрей Голиков
Юрий Голубев
Борис Голубев
Антон Городницкий
Виктор Грецов
Виктор Грибков-Майский (Россия)
Генрих Гроссен (Швейцария)
Анна Груздева
Борис Грундульс
Александр Гурин
Виктор Гущин
Владимир Дедков
Надежда Дёмина
Оксана Дементьева
Таисия Джолли (США)
Илья Дименштейн
Роальд Добровенский
Оксана Донич
Ольга Дорофеева
Ирина Евсикова (США)
Евгения Жиглевич (США)
Людмила Жилвинская
Юрий Жолкевич
Ксения Загоровская
Евгения Зайцева
Игорь Закке
Татьяна Зандерсон
Борис Инфантьев
Владимир Иванов
Александр Ивановский
Алексей Ивлев
Надежда Ильянок
Алексей Ионов (США)
Николай Кабанов
Константин Казаков
Имант Калниньш
Ирина Карклиня-Гофт
Ария Карпова
Валерий Карпушкин
Людмила Кёлер (США)
Тина Кемпеле
Евгений Климов (Канада)
Светлана Ковальчук
Юлия Козлова
Андрей Колесников (Россия)
Татьяна Колосова
Марина Костенецкая, Георг Стражнов
Марина Костенецкая
Нина Лапидус
Расма Лаце
Наталья Лебедева
Димитрий Левицкий (США)
Натан Левин (Россия)
Ираида Легкая (США)
Фантин Лоюк
Сергей Мазур
Александр Малнач
Дмитрий Март
Рута Марьяш
Рута Марьяш, Эдуард Айварс
Игорь Мейден
Агнесе Мейре
Маргарита Миллер
Владимир Мирский
Мирослав Митрофанов
Марина Михайлец
Денис Mицкевич (США)
Кирилл Мункевич
Тамара Никифорова
Сергей Николаев
Николай Никулин
Виктор Новиков
Людмила Нукневич
Константин Обозный
Григорий Островский
Ина Ошкая
Ина Ошкая, Элина Чуянова
Татьяна Павеле
Ольга Павук
Вера Панченко
Наталия Пассит (Литва)
Олег Пелевин
Галина Петрова-Матиса
Валентина Петрова, Валерий Потапов
Гунар Пиесис
Пётр Пильский
Виктор Подлубный
Ростислав Полчанинов (США)
А. Преображенская, А. Одинцова
Анастасия Преображенская
Людмила Прибыльская
Артур Приедитис
Валентина Прудникова
Борис Равдин
Анатолий Ракитянский
Глеб Рар (ФРГ)
Владимир Решетов
Анжела Ржищева
Валерий Ройтман
Яна Рубинчик
Ксения Рудзите, Инна Перконе
Ирина Сабурова (ФРГ)
Елена Савина (Покровская)
Кристина Садовская
Маргарита Салтупе
Валерий Самохвалов
Сергей Сахаров
Наталья Севидова
Андрей Седых (США)
Валерий Сергеев (Россия)
Сергей Сидяков
Наталия Синайская (Бельгия)
Валентина Синкевич (США)
Елена Слюсарева
Григорий Смирин
Кирилл Соклаков
Георг Стражнов
Георг Стражнов, Ирина Погребицкая
Александр Стрижёв (Россия)
Татьяна Сута
Георгий Тайлов
Никанор Трубецкой
Альфред Тульчинский (США)
Лидия Тынянова
Сергей Тыщенко
Михаил Тюрин
Павел Тюрин
Нил Ушаков
Татьяна Фейгмане
Надежда Фелдман-Кравченок
Людмила Флам (США)
Лазарь Флейшман (США)
Елена Францман
Владимир Френкель (Израиль)
Светлана Хаенко
Инна Харланова
Георгий Целмс (Россия)
Сергей Цоя
Ирина Чайковская
Алексей Чертков
Евграф Чешихин
Сергей Чухин
Элина Чуянова
Андрей Шаврей
Николай Шалин
Владимир Шестаков
Валдемар Эйхенбаум
Абик Элкин
Фёдор Эрн
Александра Яковлева

Уникальная фотография

Юрий Гагарин в Риге, 9 октября 1963 года

Юрий Гагарин в Риге, 9 октября 1963 года

Как сдавали Балтию

Константин Гайворонский

Вести Сегодня, 17.06.2013

Политические «юноши» питали слишком большие надежды на большого «друга на Западе»

17 июня 1940 года Красная армия вошла в Латвию не то что без выстрела, а даже без формального протеста латвийского правительства. Ровно то же самое было в Литве и Эстонии. Люди, которые еще недавно утверждали, что «лучше 4 года немецкой оккупации, чем месяц советской», не проронили даже слова неодобрения. Почему? Похоже, что их вдохновляли именно те события во Франции, которые заставили Москву поспешить с «окончательным решением вопроса Прибалтики».

Надо сказать, что до середины мая 1940–го никаких признаков, указывающих на желание Москвы советизировать Балтию, в природе и политике не наблюдалось. После заключения осенью 1939 года договоров о военных базах в отношениях СССР с его соседями по Прибалтике царила относительная тишь и благодать.

«Полпред должен помнить, что СССР будет честно и пунктуально выполнять пакт взаимопомощи, — внушает нарком иностранных дел Молотов советскому послу в Эстонии. — Недомыслящим и провокаторским элементам, которые вызывают своими действиями слухи насчет „советизации“ Эстонии… надо немедленно давать твердый отпор». Врать в секретной дипломатической переписке Молотову нет смысла.

В том же ключе выдержаны приказы наркома обороны СССР частям, размещенным по договору в Лиепае и Вентспилсе: «Ни в коем случае не вмешиваться во внутренние дела Латвийской республики. Настроения и разговоры о „советизации“ пресекать самым беспощадным образом, ибо они на руку только врагам Советского Союза и Латвии».

Еще в апреле 1940–го наркомат обороны планирует произвести в июне смену войск в Прибалтике. 15 мая подписано долго уточнявшееся соглашение об отводе земельных участков под строительство военных городков…

И вдруг 27 мая в «Правде» появляется статья «Политические настроения в Эстонии». По словам полпреда СССР в Латвии Деревянского, она «произвела особое влияние» и в Риге — резкая критика эстонской политики в главной газете СССР была недвусмысленным сигналом: жди беды. Что случилось? А накануне началась эвакуация английской армии из Дюнкерка. Немцы, и это теперь стало понятно всем, неожиданно быстро выигрывают войну на Западе!

Уж лучше немцы!

А к немцам в Балтии относились как к «гораздо меньшему злу». Не все, но многие. Вот как передает немецкий посол в Эстонии слова президента Константина Пятса: «Для малых государств Восточной Европы решающим будет то, что план Германии по строительству новой Европы предполагает их независимость и свободную национальную жизнь, пусть это даже произойдет с некоторыми ограничениями». Итальянский посол в Москве суммирует свои разговоры с балтийскими коллегами: «Проводя параллели с судьбой Чехословакии, они отмечают, что Германия ликвидировала государство, но не нацию. В то же время советская оккупация означала бы разрушение всех гражданских и национальных институтов Эстонии, Латвии и Финляндии, а также физическое уничтожение по сути враждебного к России и антибольшевистски настроенного населения».

Латвийский посол в Таллине цитирует главу эстонского МИДа Карла Селтера: достаточно арестовать десяток тысяч эстонцев, чтобы народ изчез. (Ну а что, после откровений Херманиса и впрямь поверишь: эти «светочи нации» народом считают только себя, а остальных — необразованными люмпенами, отдающихся кому попало за трамвайные билеты). То же самое Селтер внушает польскому послу Пжесмыцкому: «Один месяц русской оккупации будет хуже четырех лет немецкой». Напрасно поляк пытается убедить министра, что для Германии эти земли суть жизненное пространство. С вытекающими отсюда для «коренного населения» последствиями.

(Каковы будут последствия, хорошо иллюстрирует жалостливый меморандум Фронта литовских активистов Гитлеру в сентябре 1941–го: «Литовцам в Литве в настоящее время нельзя иметь ни одной газеты на литовском языке… С начала войны немецкая цензура не разрешила выпуск ни одной литовской книги (даже научный словарь литовского языка, отпечатанный перед войной)… В радиофонах Литвы все более вытесняется литовский язык».)

Но далеко не все были за Германию. «Народ считает главным врагом немцев — он не забыл рекомендации эстонских немцев строить хутора на колесах, — сообщает посол Латвии в Эстонии Шуманс. — Иначе смотрят на это правительство и интеллигенция, которые считают главным врагом Россию». Когда в июне 1939–го в Таллин с визитом прибыл немецкий крейсер «Адмирал Хиппер», то его офицеров обласкали на правительственных приемах, а вот матросов на улицах просто били.

Или вот Яан Тыннисон, отнюдь не приверженец Сталина (в 1940–м он попытается убедить Пятса хотя бы символически сопротивляться), предупреждал: «Германия вытеснит наш народ отсюда до последнего человека. Нас уничтожат и в экономическом, и в национальном смысле». Ему вторил латвийский соцдем Бруно Калниньш: «Лучше капитулировать перед СССР, чем перед Германией. Последнее будет национальной катастрофой».

И вот какая интересная закономерность: люди с состоянием, банкиры, фабриканты — поголовно за немцев. А кто победнее — против. И это не какие–то марксисты говорят. Это посланник Латвии в Берлине Эдгар Криевиньш докладывает о беседе с «информированным эстонцем»: «Высшее руководство — германофилы. Они надеются сохранить свои личные предприятия и с помощью немцев расширить их». Посол Англии в Эстонии Гальен подтверждает: «Не думаю, что правительство или народ Эстонии на стороне Германии, но класс имущих, а также военные, вероятно, разворачиваются в этом направлении». (Кстати, о военных — главком эстонской армии генерал Лайдонер еще в 1920–х основал Акционерное общество Estonian Oilfields Ltd. и был связан с рядом других крупных фирм).

Министр внутренних дел Литвы Скучас сказал проще: «Сметона заявил — пусть уж лучше Литву оккупирует Германия, тогда хоть в стране сохранится буржуазный строй». А отставной латвийский генерал Петерис Скрапце заверил советского полпреда в Риге: ни один латышский солдат с Красной армией воевать не будет, и все жители Латвии, «кроме латышских богатеев», поддерживают СССР.

Вот посмотришь иногда на вещи с точки зрения классовой теории — и помянешь старика Маркса добрым словом.

Конец Парижа и… независимости Балтии

Тем временем на Западном фронте немцы дожимают противника. А ведь СССР рассчитывал на многолетнюю войну между немцами и англо–французами — по типу Первой мировой. Теперь же получается, что через считаные недели у Гитлера окажутся развязанными руки. И советские базы в Прибалтике вместо фактора стабильности превращаются в фактор риска. А ну как любое из балтийских правительств обратится к Берлину за «братской помощью», дав Гитлеру предлог нарушить пакт.

И вот в начале июня начальник ГлавПУРа Красной армии Мехлис собирает латышских коммунистов: скоро Риге предъявят ультиматум. Если Улманис его отвергнет, готовьтесь создать в Резекне революционное советское правительство, товарищи. 4–7 июня войска Ленинградского и Белорусского военных округов подняты по тревоге и начинают выдвижение к границам.

Одновременно идет поиск компромата. Нет, докладывает, 3 июня полпред в Латвии Деревянский, «факты стрельбы латвийских войск по мишеням, изображающим красноармейцев, неизвестны». Зато 15 июня в Лиепае отмечен факт «вызывающего поведения латвийских частей при тактических занятиях»: «Взвод наступал по южному берегу канала Караоста на дом, занятый нашим пулеметным взводом, и остановился в 20 м… Стреляли холостыми патронами… Расцениваю как подготовку нападения на наши воинские части». Но к этому моменту стало уже не до компромата.

14 июня немцы без боя вошли в Париж. Это известие ошеломило Кремль. Почему? Когда в 1814 году вчетверо превосходившая Наполеона союзная армия вторглась во Францию, Париж сдали только после кровопролитного боя. В 1870–м французы проиграли пруссакам все сражения до единого, но Париж оборонялся еще полгода. В 1914 году французы зубами вгрызлись в позиции на Марне, но Париж устоял. А если сейчас его сдают без боя — значит, Франция кончилась.

И 14 июня в 23.50 Молотов вызывает в Кремль литовского посла, а через два дня латвийского, а потом эстонского. И предъявляет всем однотипный ультиматум о вводе дополнительных контингентов войск под достаточно смешным предлогом о секретных переговорах стран Балтии по созданию военного союза. Не до серьезных «компроматов» уже, время горит.

Опасения Мехлиса оказались напрасными. Все три правительства безоговорочно ультиматум приняли. Лишь эстонская Paevaleht, и то упоминая только события в Литве, единственный раз в те дни употребила слово «оккупация». Больше оно тогда не прозвучало.

«В той атмосфере полного взаимного доверия, в которой до сих пор правительство выполняло пакт о взаимопомощи, оно согласилось с требованием советского правительства ввести в Латвию советские воинские части», — это сообщение LETA от 17 июня 1940 года. В 10.20 утра того же дня части Красной армии перешли латвийскую границу.

Если не мы, то кто же?

Но почему же страны Балтии капитулировали столь почтительно и безоговорочно? При том что сюрпризом для них действия Москвы не были. (Еще в конце мая 1940 года посол США в Риге Джон Купер Уайли писал госдепу: «Латвийский МИД считает, что СССР может увязать окончательное развитие своей прибалтийской политики с событиями на Западе»). Да, СССР развернул на границах Прибалтики крупные силы (с учетом уже базирующихся в этих странах — 435 тысяч человек, 3000 танков). Но Финляндия же выстояла?

Так, Финляндии не на что было надеяться, кроме как на саму себя! А в июне 1940–го балтийский истеблишмент расчитывал именно на то, чего так боялись в Москве. Что уже в начале июля и уж никак не позднее августа Германия нападет на СССР. И «принесет свободу Балтии», как выразился посланник Литвы в Риге Дайдиле в разговоре с финским коллегой. «Большая часть правящего лагеря Эстонии верила, что цель, поставленная в сентябре 1939 года, — выиграть время и дождаться удара Германии на Востоке — почти что достигнута», — резюмирует Магнус Ильмярв в своей книге «Безмолвная капитуляция».

И еще одно тонкое наблюдение Ильмарва: «Следует отметить как одну из психологических особенностей диктатуры убежденность диктатора в собственной незаменимости». Действительно, Улманису и Пятсу столько раз твердили: «Кто же, если не вы?!», что они и сами поверили — ведь Сталину нужны будут наместники! «Кто же, если не я?»

«Любой, кто участвовал в организованных Лайдонером и Реком приемах в честь советских командиров баз, не мог не надивиться на мгновенное их превращение в таких крепких друзей русских (оба только недавно обещали разбить русских как абсолютных тупиц); как по мановению волшебной палочки к ним вернулось умение говорить по–русски и рассказывать русские анекдоты. К Лайдонеру вернулся — слишком быстро и легко к стыду командующего эстонской армией — старый русский менталитет: русские нуждаются в эстонских генералах, чтобы управлять Эстонией», — подтверждает Айвар Странга.

Улманис был вполне серьезен, когда говорил по радио: «Оставайтесь на своих местах, а я остаюсь на своем». Он всерьез решил сыграть роль латвийского Петена.

Кстати, то сообщение LETA от 17 июня заканчивалось успокоительным «На заседании был принято решение о защите интересов вкладчиков».

Несостоявшийся президент Мунтерс

И так думал не один Улманис. «Чичаев (резидент НКВД) и Ветров, советник нашего полпредства в Риге, пришли ко мне, и Ветров предложил сыграть на личных амбициях Мунтерса, — свидетельствует легенда советской разведки генерал Судоплатов. — По нашему убеждению, министр иностранных дел Мунтерс был идеальной фигурой для того, чтобы возглавить правительство, приемлемое как для немецких, так и для советских интересов. Когда он обязал ведущие латвийские газеты опубликовать фотографию Молотова (в честь его 50–летия), мы восприняли это как знак его готовности установить личные контакты с Молотовым.

В Риге я вместе с Ветровым нанес тайный визит Мунтерсу, выразив во время нашей встречи пожелание советского правительства как можно скорее произвести перестановки в составе кабинета министров республики, с тем чтобы он, Мунтерс, смог возглавить новое коалиционное правительство. Мой визит был частью комплексной операции по захвату контроля над правительством Латвии… Между тем правительству в Риге был предъявлен ультиматум».

Поначалу в Москве действительно хотели ограничиться смещением Улманиса и водворением на его место более приемлемого Мунтерса. Когда 22 июня 1940–го возбужденная толпа попыталась сорвать латвийский флаг с президентского замка и водрузить красный, вызванные по тревоге советские военные уговорили народ разойтись. В тот же день в Эстонии полиция по требованию советского представителя разоружает рабочие дружины, решившие было устроить эстонский вариант Великого Октября. 3 июля Деревянский жалуется в Москву, что компартии Латвии приходится «бороться с некоторыми левосектантскими уклонами со стороны местных партийных организаций (например, Латгальской, Либавской), которые не вполне разобравшись в происходящих событиях, выдвинули лозунги немедленного установления советской власти в стране». Еще ничего не было предрешено…

Но вскоре в Москве поняли: а нечего тянуть, народ созрел. И местные диктатуры сделали для этого созревания куда больше, чем местные компартии. Впрочем, это уже отдельная тема…