Мэр Резекне Александр Барташевич — о превращении «провинциальной дыры» в цветущий оазис

«Видели б вы нашу главную улицу несколько лет назад — как после бомбежки, а теперь — настоящий проспект. Город хорошеет на глазах», — это первое, что я слышала от резекненцев разных возрастов и вероисповеданий во время недавней поездки в сердце Латгалии. И вправду, масштабное обновление бросается в глаза, однако в Риге этот край по–прежнему именуется деградирующим регионом.

Родным городом Александр Барташевич руководит пятый год — второй срок пошел. До того четыре срока отсидел в сейме от разных партий — «Равноправия», ЗаПЧЕЛ, «Центра согласия». Время для неожиданного интервью мэр нашел быстро, лишь слегка задержавшись на встрече с китайской делегацией.

«Для нас деньги не пахнут»

— Где Китай, а где Резекне — как вас китайцы рассмотрели?

— Рынок сейчас интернационален, и никто не мешает инвесторам приходить туда, где им интересно. Мы интересны китайцам как часть европейского рынка. У нас замечательные возможности для производства продуктов made in EU и для их продвижения в Европу, консультации идут и относительно логистики, и создания предприятий на территории нашей Специальной экономической зоны (СЭЗ). Мы заинтересованы в том, чтобы китайский инвестор вошел и в гостиничный бизнес. Нам остро не хватает гостиничных мест, туризм развивается гораздо быстрее, чем возможности по его обслуживанию.

— Местные предприниматели уже с туристами не справляются? Откуда же столько народу едет?

— У местных просто нет денег, хотя мы в их пользу готовы даже дискриминировать иностранных инвесторов. При том что бизнес прибыльный, мы стараемся его стимулировать льготными ставками налогов, совместными инвестициями, предоставлением земельных участков. Туристы к нам едут со всех концов — из Польши, России, Белоруссии, Украины, Германии… Информацию передают по сарафанному радио: один приехал — понравилось, за ним потянулись знакомые.

— А что российские предприниматели?

— Едут. Пока россиян у нас больше, чем китайцев, но у последних большой потенциал. С другой стороны, если китайцы будут слишком долго собираться, россияне займут самые удобные места. Мы–то готовы принимать инвестиции с любой стороны, для нас деньги не пахнут. Главное, чтоб в городе открывались новые рабочие места.

Время гигантов прошло

— Есть ли кому работать? Деградирующий регион, из которого быстро бегут люди, — это про вас.

— Это устаревшая характеристика. Несмотря на высокую безработицу — 19 процентов, деловая активность у нас бурлит. Да, народ по–прежнему уезжает: из 43 тысяч населения осталось 31 тысяча, но многие возвращаются. Уже в ближайшее время, я надеюсь, нам удастся остановить поток уезжающих, а может быть, и повернуть вспять.

Главный стимул к возвращению — хорошо оплачиваемая работа, и наша задача — стимулировать бизнес такие места открывать. У нас уже очень неплохие показатели предприятий СЭЗ. Из тех, что я знаю, подавляющее большинство увеличивает обороты и количество рабочих мест. Вот «Региус» — на 60 процентов! Оно у нас недавно появилось, занимается газосварочным оборудованием и от обыкновенной сборки переходит к изготовлению здесь комплектующих деталей, это российские инвестиции.

— Сколько людей там работает?

— Немного, порядка 20 человек, но наша особенность в том, что все малые предприятия высокотехнологичны. Я считаю, за такими будущее — от 20 до 50 человек, — и мы должны стараться увеличивать их число. Такие предприятия очень мобильны и легко могут преодолевать кризисы. Время показывает, что крупным держаться труднее.

Взять тот же «Ребир», где работало четыре тысячи человек: производство перенесено в Китай, там дешевле рабочая сила. Наши гиганты теперь «Веремс» и Резекненский мясокомбинат, на обоих трудятся порядка 320 человек. Они успешно развиваются, а это, спасибо им, налоги городу и рабочие места.

«Жаль, но Рига нас не слышит»

— В какой отрасли у вас больше всего предприятий?

— Мы определились с направлениями, которые у нас наиболее перспективны, их и будем развивать. В первую очередь это деревообработка, потом металлообработка и, естественно, пищевая промышленность, которая имеет давние хорошие традиции. Развивать более 3–4 кластеров (кластер — группа взаимосвязанных организаций. — Е. С.), я считаю, не имеет смысла, этого просто не позволяют размеры города, нужно концентрироваться на главном.

— Латгальские бизнесмены часто жалуются, что латвийские законы разрешают вывозить лес за границу стволами. Иностранцы там их перерабатывают, создавая у себя рабочие места, а мы, получается, теряем. Вы тоже наверняка теряете, но почему так?

— Есть такая беда, которая не поддается объяснению, хотя везде доказывают, что нам необходима глубокая переработка леса. В результате своеобразной государственной политики складывается глупая ситуация, когда мы свой лес вывозим в Швецию, а для того, чтоб работали местные предприятия, ввозим лес из Белоруссии и России. Государство должно стимулировать местного производителя и принять меры к тому, чтоб латвийский лес до пересечения границы был здесь переработан максимально глубоко, но на деле выходит наоборот.

— В каких вопросах еще государство вас не слышит?

— Например, мы в Резекне столкнулись с проблемой развития деградированной промышленной зоны, доставшейся в наследство от Советского Союза. Сами земли принадлежат частным лицам, на них находятся старые заводские корпуса, которые уже невозможно использовать, но там сохранилась достаточно хорошая инфраструктура для того, чтоб вкладывать деньги.

Частные лица не могут вкладывать в них необходимые суммы, они на это не рассчитывали, приватизируя участки с заводами за бесценок. Но и без необходимых вложений эти земли пустить в оборот нельзя. Мы просим принять закон, который позволял бы передавать эти земли самоуправлениям. Не бесплатно, но за справедливую цену. Поддержки, к сожалению, не получаем. В итоге порядка 70 гектаров такой проблемной земли находится в СЭЗ — для Резекне это большая территория, с которой самоуправление ничего не имеет права делать. Жаль, ведь это могло бы способствовать экономическому развитию и города, и всей страны.

Автономия? Лучше укрупнение!

— Видимо, не зря говорят, что Латгалия — падчерица Латвии. Чувствуете это?

— Конечно, чувствуем. Например, если мы говорим о выравнивании разницы в развитии регионов Латвии, то логично начинать с наиболее слабых и подтягивать их до среднего уровня. Мы не требуем государственных инвестиций, но предлагаем справедливо распределять кохезионные деньги из Европейского фонда выравнивания, которые и предусмотрены в помощь регионам с наиболее низким коэффициентом развития промышленности, которые в то же время имеют хороший потенциал. Резекне, как и Даугавпилс, этому идеально соответствуют.

— Вам же собираются выделить 83 миллиона латов, только опасаются, что не сможете их освоить. Резекненцы якобы привыкли сидеть на пособиях, пьянствовать, а работать просто отвыкли.

— Ничего страшного, приучим, была бы работа. Мы вот как в последнее время стимулируем трудолюбие — получающих пособие просим его отрабатывать. Всего по 12 часов в неделю, но эффект хороший: количество получающих его быстро снизилось, потому что на самом деле многие из них работают. Есть масса способов улучшить ситуацию, но жить на пособия мы не собираемся ни в коем случае, только трудом можно поднять свое благосостояние.

— Насколько перспективной в этом смысле вы считаете автономию Латгалии?

— Я считаю нереальным даже такое предположение. Как политический лозунг оно для кого–то, может, неплохо звучит, но стоит начать его анализировать — не вижу ни выгоды, ни смысла. За счет чего вне Латвии мы можем развиваться лучше, чем внутри нее? Наоборот, надо укрупняться, Евросоюз же идет к унитарному государству без границ с единым правительством — в этом будущее. Конечно, Рига не всегда справедливо относится к Латгалии, как и Брюссель к Риге иногда, но я не вижу альтернатив. Жить за счет транзита нереально, не будет весь мир платить маленькому региону сумасшедшие деньги.

За ответы на русском — штрафуют

— Вы не скрывали своей позиции в поддержку русского языка на референдуме. В языковом плане какие видите противоречия реальности с законом?

— Есть абсурдные вещи, которые нужно менять. Например, на уровне муниципалитета с посетителем нужно устно и письменно общаться на том языке, на котором он обращается. Это европейская практика, но латвийский закон запрещает отвечать на русском языке на заявления, написанные по–русски. Мы в думе все равно придумываем разные способы удобного для всех цивилизованного общения, но к чему столько сложностей? Главное, чтоб человек любил свой город и хотел сделать его лучше, и какая разница, на каком языке он говорит?

Я всегда общаюсь с посетителем на его языке — русском или латышском, и мне не трудно так же отвечать ему письменно, но за русские ответы меня штрафуют. Я с этим не согласен, но ведь такие случаи были. Как это может угрожать латышскому языку? Я считаю, что нельзя развивать один язык за счет дискриминации другого. Что до второго государственного… Моя позиция была более мягкой, чем просили на референдуме, но я его поддержал, чтобы обратить внимание на проблему.

— Правда, ее никто не заметил и ничего не изменилось.

— Нет, изменилось. Мы стали об этом больше дискутировать, а капля ведь камень точит, и небольшие шаги приводят к тому, что латвийское общество становится все более демократичным. Иначе б мы вообще прогресса не видели. Хотя языковое противостояние для Резекне не характерно.

— То–то у вас даже русского Деда Мороза оштрафовали. Кто, интересно, пожаловался?

— Языковой инспектор присутствовала на мероприятии. Кстати, оно было организовано русской общественной организацией и вполне подпадало под национальное собрание, которое может проводиться на языке собравшихся, но инспекция рассудила иначе. Дед Мороз, кстати, был из Великого Устюга, и я тоже рядом с ним по–русски выступал, но ко мне претензий почему–то не было — организаторов оштрафовали. И кому стало легче после этого? Разве что по всем телеканалам рассказали, до чего мы дожили.

Это и есть «большая политика»

— Что из наиболее болезненных проблем вам удалось решить и что остается?

— Остаются те самые деградированные территории — они и вид портят, и возможной прибыли не приносят городу. А достижений уже немало: нам удалось решить болезненную проблему тарифов на отопление, снизив их на 20 процентов. Взяли кредиты, провели реконструкцию всех котельных и имеем конкретный ощутимый результат — эффективную систему подготовки выдачи воды.

Старое оборудование было в столь плачевном состоянии, что еще года два — и город остался бы вообще без отопления. Перед тем мы, правда, здорово обожглись, отдав эту сферу на откуп частной фирме. Она наделала 4 миллиона долгов при общем долге города 22 миллиона, за что нам пришлось расплачиваться, но теперь это хозяйство города. Еще с уличными покрытиями, дворами мы хорошо поработали, и у нас есть стабильный план по реконструкции города, которую мы сможем провести достаточно быстро.

— На ваш взгляд, когда жизнь в Резекне реально забьет ключом?

— А она уже бьет ключом! Мы уже перешли этот рубеж апатии и пессимизма и двигаемся вперед. Вопрос лишь в том, насколько быстро пойдет прогресс и с какой интенсивностью станут появляться рабочие места.

— А что, нет у вас ностальгии по сейму, по большой политике?

— Для меня это и есть большая политика, больше уже некуда. Судьбы мира на самом деле решаются там, где власть ближе всего к людям, а здесь мы делаем конкретные дела. Пусть за них меня ругают чаще, чем в парламенте, но там нельзя так явно увидеть результат своих усилий. А здесь я каждый день вижу людей, для которых работаю, — лицом к лицу. И больше всего я доволен тем, что резекненцы перестали считать свой город провинциальной дырой, жизнь в которой они никогда не смогут изменить к лучшему. Поменьше плакать и побольше работать — Резекне уже живет под таким знаком.

Сердце Латгалии

Первое упоминание о Резекне относится к 1285 году. Исторически этот город был многонациональным, он входил то в состав Ливонского государства, то Польско–Литовского княжества, то Российской империи, то Латвийской Республики.

Сегодня среди его населения русские составляют 47 процентов, латыши — 44 процента, остальные 9 процентов делят между собой поляки, белорусы, украинцы… Хотя здесь живет много латгальцев, соответственно государственной установке отдельной нацией их не считают и записывают латышами.

В лингвистическом плане русскоговорящих жителей в городе больше половины. До Второй мировой Резекне считался еврейским городом, сейчас в нем живут всего 70 представителей этой нации, из 11 синагог уцелела лишь одна. Здесь находится большая старообрядческая община. В городе пять латышских школ и шесть русских.