Авторы

Юрий Абызов
Виктор Авотиньш
Юрий Алексеев
Юлия Александрова
Мая Алтементе
Татьяна Амосова
Татьяна Андрианова
Анна Аркатова, Валерий Блюменкранц
П. Архипов
Татьяна Аршавская
Михаил Афремович
Василий Барановский
Вера Бартошевская
Всеволод Биркенфельд
Марина Блументаль
Валерий Блюменкранц
Александр Богданов
Надежда Бойко (Россия)
Катерина Борщова
Мария Булгакова
Ираида Бундина (Россия)
Янис Ванагс
Игорь Ватолин
Тамара Величковская
Тамара Вересова (Россия)
Светлана Видякина
Светлана Видякина, Леонид Ленц
Винтра Вилцане
Татьяна Власова
Владимир Волков
Валерий Вольт
Константин Гайворонский
Гарри Гайлит
Константин Гайворонский, Павел Кириллов
Ефим Гаммер (Израиль)
Александр Гапоненко
Анжела Гаспарян
Алла Гдалина
Елена Гедьюне
Александр Генис (США)
Андрей Герич (США)
Андрей Германис
Александр Гильман
Андрей Голиков
Борис Голубев
Юрий Голубев
Антон Городницкий
Виктор Грецов
Виктор Грибков-Майский (Россия)
Генрих Гроссен (Швейцария)
Анна Груздева
Борис Грундульс
Александр Гурин
Виктор Гущин
Владимир Дедков
Оксана Дементьева
Надежда Дёмина
Таисия Джолли (США)
Илья Дименштейн
Роальд Добровенский
Оксана Донич
Ольга Дорофеева
Ирина Евсикова (США)
Евгения Жиглевич (США)
Людмила Жилвинская
Юрий Жолкевич
Ксения Загоровская
Евгения Зайцева
Игорь Закке
Татьяна Зандерсон
Борис Инфантьев
Владимир Иванов
Александр Ивановский
Алексей Ивлев
Надежда Ильянок
Алексей Ионов (США)
Николай Кабанов
Константин Казаков
Имант Калниньш
Ирина Карклиня-Гофт
Ария Карпова
Валерий Карпушкин
Людмила Кёлер (США)
Тина Кемпеле
Евгений Климов (Канада)
Светлана Ковальчук
Юлия Козлова
Андрей Колесников (Россия)
Татьяна Колосова
Марина Костенецкая
Марина Костенецкая, Георг Стражнов
Нина Лапидус
Расма Лаце
Наталья Лебедева
Димитрий Левицкий (США)
Натан Левин (Россия)
Ираида Легкая (США)
Фантин Лоюк
Сергей Мазур
Александр Малнач
Дмитрий Март
Рута Марьяш
Рута Марьяш, Эдуард Айварс
Игорь Мейден
Агнесе Мейре
Маргарита Миллер
Владимир Мирский
Мирослав Митрофанов
Марина Михайлец
Денис Mицкевич (США)
Кирилл Мункевич
Николай Никулин
Тамара Никифорова
Сергей Николаев
Виктор Новиков
Людмила Нукневич
Константин Обозный
Григорий Островский
Ина Ошкая
Ина Ошкая, Элина Чуянова
Татьяна Павеле
Ольга Павук
Вера Панченко
Наталия Пассит (Литва)
Олег Пелевин
Галина Петрова-Матиса
Валентина Петрова, Валерий Потапов
Гунар Пиесис
Пётр Пильский
Виктор Подлубный
Ростислав Полчанинов (США)
Анастасия Преображенская
А. Преображенская, А. Одинцова
Людмила Прибыльская
Артур Приедитис
Валентина Прудникова
Борис Равдин
Анатолий Ракитянский
Глеб Рар (ФРГ)
Владимир Решетов
Анжела Ржищева
Валерий Ройтман
Яна Рубинчик
Ксения Рудзите, Инна Перконе
Ирина Сабурова (ФРГ)
Елена Савина (Покровская)
Кристина Садовская
Маргарита Салтупе
Валерий Самохвалов
Сергей Сахаров
Наталья Севидова
Андрей Седых (США)
Валерий Сергеев (Россия)
Сергей Сидяков
Наталия Синайская (Бельгия)
Валентина Синкевич (США)
Елена Слюсарева
Григорий Смирин
Кирилл Соклаков
Георг Стражнов
Георг Стражнов, Ирина Погребицкая
Александр Стрижёв (Россия)
Татьяна Сута
Георгий Тайлов
Никанор Трубецкой
Альфред Тульчинский (США)
Лидия Тынянова
Сергей Тыщенко
Павел Тюрин
Михаил Тюрин
Нил Ушаков
Татьяна Фейгмане
Надежда Фелдман-Кравченок
Людмила Флам (США)
Лазарь Флейшман (США)
Елена Францман
Владимир Френкель (Израиль)
Светлана Хаенко
Инна Харланова
Георгий Целмс (Россия)
Сергей Цоя
Ирина Чайковская
Алексей Чертков
Евграф Чешихин
Сергей Чухин
Элина Чуянова
Андрей Шаврей
Николай Шалин
Владимир Шестаков
Валдемар Эйхенбаум
Абик Элкин
Фёдор Эрн
Александра Яковлева

Уникальная фотография

Класс профессора Зоста , 1947/48 уч.год

Класс профессора Зоста , 1947/48 уч.год

Русские в Латвии. Из истории и культуры староверия. Выпуск 3

З. Н. Зимова. Из истории старообрядческой общины в городе Екабпилсе (Якобштадте)

Екабпилс находится почти в центральном регионе Латвии, на берегах Даугавы, в том месте, где она уже пробежала половину своего пути по республике. В настоящее время он располагается на обоих берегах реки, т. к. в 1962 г. два небольших районных центра, имевших совсем непохожую историю, - Екабпилс и Крустпилс - были объединены. Ниже речь пойдет о левобережной части нынешнего города - т. е. собственно Екабпилсе, именовавшемся до 1920 г. Якобштадтом.
Уже в начале 17 века (а, возможно, и раньше) здесь стояла Слобода, населенная свободными русскими людьми, связанными с обслуживанием торгового пути по Даугаве (они ее называли Двиною). Поселение возникло не случайно: сразу за городом начинался более чем 50- километровый порожистый участок реки. Пороги были серьезные, вполне сравнимые с днепровскими (как утверждал в своих путевых описаниях в 19 веке барон Мантейфель). Тяжело груженые суда (струги и лайбы) не могли пройти их даже по большой воде, отчего и возник своеобразный перевалочный пункт на левом берегу, где перед порогами река образует небольшой залив - удобную пристань. Торговые люди и корабельщики делали тут привычную остановку на несколько дней. Товары (или часть их) перегружали на подводы и отправляли по суше до нынешней Яунелгавы (Фридрихштадта). Там пороги кончались. Грузы снова загружали на подошедшие суда и продолжали путь до Риги. С обратной транспортировкой товаров дело обстояло примерно так же, с той лишь разницей, что объем товаров из Риги был гораздо меньшим и суда против течения тащили бурлаки.
Торговцы и корабельщики в массе своей были русскими и до Раскола - просто православными людьми. Естественно, что кто-то задерживался по тем или иным причинам в этом перевалочном пункте, а потом оставался насовсем. И проезжие предпочитали остановиться у «своих», запастись привычным хлебушком, попариться в бане и, конечно, помолиться о благополучном продолжении пути. Еще им требовались лоцманы, по-местному «коринки», для провода судов и плотов через пороги. Вот и выросла у так называемой Саласской корчмы Слобода, населенная русскими лоцманами, грузчиками, пекарями, владельцами лошадей и перевозчиками.
Эта часть нынешней Латвии тогда входила в состав Курляндского герцогства, вассала Польши. В середине 17 века им правил герцог Екаб (Якоб), наиболее талантливый и деятельный из всех правителей этого государства. Он заботился о хозяйственном развитии своих небольших владений: устраивал промышленные мануфактуры (в том числе и вблизи будущего Якобштадта), создал морской флот, успешно развивал торговлю. Слобода была расположена на герцогских (т. е. государственных) землях. Есть предположения исследователей, что рядом с упомянутой уже корчмой находился речной порт герцога, через который вывозились произведенные на ближних мануфактурах товары. Местность была лесистой, малонаселенной. Поэтому дальновидный Якоб мог только способствовать развитию Слободы, приносившей доходы в его казну.
В самом начале второй половины 17 века в России началась трагедия Великого Раскола. Сторонники патриарха Никона отошли от веры, традиций отцов и дедов, а верных им объявили раскольниками. Многие видные исследователи и писатели 20 века считали, что беды России начались именно с Раскола, когда огромную часть народа объявили опасной для государства, сделали на своей же родине неполноправной. Но в отличие от сторонников Лютера и других реформаторов христианства в Европе, «раскольники» не развязали гражданско-религиозной войны против тех, кто их мучил, казнил и преследовал. Хранители заветов отеческих, бросая все нажитое, забирали только детей, древние иконы и книги и уходили все дальше и дальше на окраины, в дикие места. Для сохранения духовной свободы уходили даже за рубежи Руси, - подчас иноплеменники и иноверцы были для них лучше озверевших собратьев.
Вот тогда и хлынул народ в небольшую Слободу на Даугаве, что возникла напротив замка баронов Корфов. В начале 1670 г. во время очередного посещения герцогом Якобом своих мануфактур, обитатели Слободы «били ему челом» и просили дать Слободе права города.
Герцог знал о притоке населения, понимал, что он скоро не иссякнет. Поэтому в герцогской фундушной грамоте о присвоении Слободе городского статуса прямо было указано, что полноправными жителями ново провозглашенного города Якобштадта могут быть люди, «токмо до русской нации принадлежащие». (Ныне это кажется странным, но немцы и поляки добьются такого статуса только через 20 - 30 лет, при приемниках герцога Якоба. Латыши получат это право лишь во второй половине 19 века, а евреи - еще позже. ) Якобштадту было дано широкое самоуправление на основе Магдебургского права и приписаны большие земельные угодья. Границы городских земель были порушены лишь в конце 40-х годов 20 века.
На Руси гонения не прекращались, поэтому все новые и новые беглецы прибывали в Якобштадт к своим единоверцам. В черте самого города уже не оставалось свободных земель, и вновь прибывшим разрешали селиться в конце «шнуров» (наделов пахотной земли, начинавшихся от городских улиц), где было большое болото и брод через него. Так в трех километрах от самого города возникла деревня Броды, жители которой до конца 40-х годов 20 века относились к Екабпилсу, а не к одной из соседних волостей.
Конечно, не миновали городок эпидемии чумы, холеры и другие напасти, а также войны. Казалось временами, что существование его вот-вот прервется, как это произошло с соседним (в 20 км ниже по течению) Селбургом - Селпилсом. Но то ли место было весьма удобное, то ли жители слишком упорные, но Якобштадт выжил. Во время Северной войны через него прошли шведские и русские войска, был здесь и сам полководец Шереметев. Согласно преданию, староверы дали проводника его солдатам для захода в тыл шведам перед проходившим неподалеку сражением. Кстати, именно от тех времен - от 1710 года, «когда Шереметев тут бывал», по изустному преданию и ведет свое неофициальное летоисчисление наша старообрядческая община.
Уже в первой половине 18 века (а, возможно, и ранее) Якобштадт был многонациональным и многоконфессиональным городом. Согласно некоторым сведениям, в самом центре его когда-то существовал цистерианский монастырь, который в первой трети 18 века заняли хлынувшие в город униаты. Известно, что они успешно «оттягали» часть угодий у небольшого Свято-Духовского монастырька, сохранявшего официальное православие и подчиненного Полоцкой епархии (которая не раз склонялась к униатству). Все больший вес в городе приобретали - как наиболее зажиточные и образованные - немцы (как правило, лютеране) и поляки. Ведь все делопроизводство здесь велось на немецком языке - так было даже в начале второй половины
19    века! Латыши тогда жили в городе лишь на правах домашних слуг или даже крепостных. Такая пестрота состава населения волей-неволей приучала людей к национальной и конфессиональной толерантности. Известный в Екабпилсе исследователь истории города А. Штокманис в 30-е годы нашел документы, свидетельствовавшие о классовых столкновениях в 18 веке, но следов национальных или религиозных столкновений не обнаружил, кроме длительных тяжб между униатами и Свято-Духовским монастырем. Так что старообрядцы большую часть 18 столетия прожили, видимо, относительно спокойно. Владея землей и ремеслами, они с присущим им трудолюбием обрабатывали свои наделы, расчищали луга, поставляли - до середины 20 века - основные кадры лоцманов, плотников, столяров, каменщиков и т. д. Оттесненные от власти немцами и поляками, они оставались самодеятельной полноправной частью горожан, хотя большинство их было людьми скромного достатка. Несомненно, у них был свой небольшой храм, но о его местонахождении в 18 веке достоверно ничего не известно.
Положение стало меняться после вхождения Курляндии в состав России в 1795 году. Вместе с российским подданством сюда пришли и законы империи, в том числе и относительно «раскольников». Наверное, не сразу это стало ощутимым, скорее всего после войны 1812 года. Правда, преследования уже не доводили старообрядцев до самосожжений, однако все законы рассматривали их как людей подозрительных (с точки зрения государства), неблагонадежных, их имущественные и наследственные права так или иначе ограничивались, как и возможности передвижения из губернии в губернию. Было время, когда их дети считались незаконнорожденными и подлежали изъятию из семей и передаче на воспитание в так называемые кантонистские школы. В любом случае хорошие училища (вплоть до последних десятилетий 19 века) старообрядцам были доступны лишь при условии перехода в синодальную церковь, признания ее обрядов. Следствием этого все заметнее становилось отставание от общего уровня официальной образованности. Однако среди средней массы многонационального населения города процент грамотных староверов был высоким: глава каждой семьи (за исключением разве что самых неблагополучных) свято выполнял заветы законоучителей староверия -сохранить древлеправославие и передать его потомкам. Поэтому не только мальчики, но и большинство девочек в старообрядческих семьях города знали церковную грамоту, пение и общий устав богослужений. Так что в случае недоступности молитвенного дома семейство могло своими силами провести праздничную службу. Для этого имелся и набор необходимых богослужебных книг.

... Сменялись на престоле цари. Преследования «раскольников», несколько ослабевшие во время правления Александра I, вновь усилились после 1825 года и продолжались все долгое царствование императора Николая I. Вот несколько примеров. По закону 1826 года молитвенные дома старообрядцев не разрешалось ремонтировать, нельзя было строить новые и проводить общие моления в крестьянской избе. Где же можно было?
В архивах Рижской духовной консистории хранилось дело №4 (по секретному столу) «О числе раскольников разных сект в Рижской епархии за 1859 год». По Курляндской губернии (к которой относился Якобштадт) там все тщательно расписано: сколько в каждом городе иноверцев, православных и «раскольников»; про последних особые графы - к какому согласию принадлежат (в пределах этой губернии все были не приемлющими священства и не молившимися за царя), к каким сословиям относятся (купцы, мещане, крестьяне). Последней шла графа с вопросами о моленных: где помещаются, когда построено и ремонтировано здание, в каком оно состоянии. Если не знать о законе 1826 года, такое внимание удивляет.
Вот запись о моленной в Митаве (Елгаве): «Моленная в доме купца Смирнова за №126. Заведение существует примерно 50 лет. Каменное, очень прочное строение» (чувствуется сожаление чиновника, что сносу не подлежит). А вот об Илукстском уезде, где насчитывалось наибольшее количество старообрядцев в Курляндской и Лифляндской губерниях (не считая Риги): «Моленная в дер. Войтишкас, существует более 100 лет, перестроена в 1814 году. Строение деревянное, без каменного фундамента, с соломенною ветхою крышею, нижние балки гнилые. Запечатана в апреле 1852 года».
По переписи 1859 года в Якобштадте насчитано более 300 взрослых старообрядцев, а молитвенного дома нет. Неужели его не было?
Отдельного здания, действительно, уже не существовало.
Секретные документы архива Рижской консистории №№1б0 и 312 сохранили весьма драматическую историю 1847 - 1851 годов.
Община господствующей синодальной церкви (чиновники, учителя, жандармы, военные и часть местных униатов, вернувшихся в православие после запрета униатской церкви в России) насчитывала тогда в Якобштадте всего на несколько десятков человек больше старообрядческой. Центром общины была древняя деревянная Свято-Духовская церковь в упраздненном уже монастыре. И туда в конце 40-х годов 19 века был прислан весьма активный молодой священник - о. Николай Васильев. По документам секретного архива (его «покорнейшие просьбы», доносы, сообщения, адресованные архиепископам Рижским Филарету, а после него - Платону) видно, что о. Николай задался целью ликвидировать «очаг раскола» в Якобштадте. Начал он с 70-летнего наставника Ивана Васильевича Рыбникова. Тот был уроженцем Режицы, относившейся тогда к Витебской губернии. Закон запрещал старообрядческим наставникам переезжать в другую губернию и этим «распространять раскол». За это полагалось два - три года тюрьмы. Сообщив о Рыбникове соответствующим духовным инстанциям, Васильев взялся за ликвидацию самого молитвенного дома.
Моленная тогда размещалась близ центра города на углу нынешних улиц Виестура и Пормаля. Это было деревянное здание под обитым железом куполом. Наличие купола позволяет предположить, что молитвенный дом был построен еще в конце 18 века, до присоединения Курляндии к России - ведь по законам империи молитвенные дома старообрядцев не должны были иметь каких-либо внешних признаков церкви (это положение будет отменено лишь после 1905 года). Даже если здание и было несколько моложе, то с 1826 года уж точно не ремонтировалось. При моленной был и домик наставника и огород.
Священник Васильев добился прихода двух комиссий из городского магистрата. Те признали, что здание, действительно, ветхое и постановили запечатать его. Васильев, судя по его же донесениям, заранее надеялся, что вся утварь моленной - иконы, кадильницы, книги, аналои - перейдет в Свято-Духовский храм, который, видимо, тоже был беден. Особенно привлекал о. Николая «хороший запрестольный Крест». По в этом его ожидания не оправдались. В первую же ночь после ухода комиссии все богослужебные книги из здания были вынесены и разобраны по семьям. Наставник Рыбников прямо так и пояснил, что Евангелие и Апостол взял Феоктист Антонович Китов, т. к. сам когда-то принес их в молитвенный дом. 28 ноября 1847 года моленную запечатали. Старообрядцы пошли в магистрат с просьбой разрешить им взять из моленной иконы, которые некогда принесли туда их родители. Поколебавшись, бургомистры (их было трое) уступили: все иконы и Крест были вынесены, а здание снова опечатано. Васильев негодовал, слал жалобы в духовные и гражданские инстанции, но безрезультатно. В марте 1851 года здание моленной разобрали, по недокументированным данным - в присутствии солдат, выстроенных на случай возможных беспорядков. Свято-Духовской церкви достались лишь три обтянутых материей аналоя, два стола, три железных крюка от свещей и обитый жестью купол, в получении чего Васильев и расписался.
Вот поэтому в 1859 году в переписи и не оказалось моленной в основанном старообрядцами Якобштадте.
Скорее всего, городским властям «нагорело» за мягкое отношение к раскольникам. Наставник Рыбников был брошен в тюрьму. Он там болел, потом лежал в градской больнице под охраной (! ). Наконец через шесть с лишним месяцев его выпустили с тем, чтобы он немедленно возвратился в Режицу. Суда над ним, по-видимому, не было. Поскольку официально старообрядцам было запрещено создавать «общества» (общины), то общинная собственность не имела права на существование. Так земля под моленной и домом наставника и недавно подаренный М. Девятниковым «шнурок» - все вначале было взято в Свято-Духовский приход. Однако затем, после долгой переписки, было передано городу.
Где же молились многие десятки семей местных староверов после закрытия моленной? Вероятно, общая молитва, собиравшая какую-то часть древлеправославных, проходила полу подпольно, в каком-либо просторном частном доме, например, у того же Феоктиста Китова, или старосты общины Евстратия Ивановича Перевозчикова, или у кого- либо из Девятниковых. Все они жили на ул. Песочной (ныне Пормаля), населенной почти одними лишь старообрядцами. Оттуда начинались их земельные наделы, в большинстве своем сохранявшиеся за их потомками вплоть до Первой мировой войны.
Известны имена двух наставников 60-х годов 19 века. Это Даниил Белов и Григорий Герасимов. Последний позже служил в Илуксте, откуда был выслан назад в Якобштадт под надзор полиции. За ним следили, доказывали, что он принимает людей на исповедь. Еще один местный уроженец - Илларион Павлович Быков - служил в то время наставником в Митаве.
В 60-е годы 19 века официальная церковь, не сумев одолеть старообрядцев репрессиями, несколько изменила тактику. Мест-ные синодальные священники и даже специально прибывший в Якобштадт священник-миссионер Николай Вельский стали прельщать староверов перейти в так называемую единоверческую церковь. Это была искусственно образованная «уния», где молитва могла проходить с некоторыми признаками старого обряда, но под руководством рукоположенных священников господствующей церкви. И, конечно, там исправно молились за весь царствующий Дом.
Как свидетельствуют названные выше документы, миссионеры прежде всего обратились к бедным семьям. Там в открытую не возражали, вздыхали, изворачивались, но не поддавались. Вот на что ссылались наши прапрадеды (Тимофей Кузьмин) в тот трудный момент: «Мы бы и рады присоединиться к Церкви, да нельзя, доколе не присоединятся богатые: Евстатий Иванов Перевозчиков, Архип Соловьев, Михаил Бобогаев, Феоктист Китов, Семеон Иванов. Когда эти присоединятся, то и другие пойдут в церковь вместе с ними». И дальше миссионер от себя добавляет: «Но сии богатые по доброй воле никогда не перейдут».
Видимо, к «этим богатым» семьям миссионеры так и не пошли. Грамотные, вполне зажиточные люди были на хорошем счету и среди своих, и в городе, не раз выручая членов общины в трудную минуту. Они лишь усмехнулись бы в лицо миссионерам на предложение изменить древлему благочестию.
Миссионеры даже пробовали взяться за обоих 70-летних наставников: а вдруг по старости не устоят, польстятся на предложенное рукоположение и твердый оклад? А за пастырями и овцы перейдут в единоверие? «Нет, - отвечали наставники Белов и Герасимов, - стары, слабы глазами. Старый устав (богослужения) помним, новому не выучимся».
Даже документы только этих двух «секретных» папок свидетельствуют, что представители господствующей церкви не могли скрыть невольного уважения при виде того, как стойко держались друг за друга старообрядцы, как много для них значила поддержка или осуждение родни и братьев по вере. И еще того, как почитали и любили «раскольники» свои древние иконы. И поныне они еще стоят в нашем храме, эти потемневшие, чуть потрескавшиеся, но все еще светящиеся, намоленные четырьмя - пятью поколениями предков иконы. Среди них, наверное, и те, что были вынесены из старой моленной 150 лет назад.
Кончилось тяжелое «Николаевское время». В годы правлений Александра И и Александра III законы предоставили старообрядцам некоторые гражданские права, появились первые ростки религиозной терпимости. Староверы могли занимать общественные должности, получать паспорта для поездок по стране, свободно заниматься торговлей и промыслом. Наконец было разрешено «совершать общественную молитву и исправлять молитвенные здания».
И в качестве одного из первых появился старообрядческий храм в Якобштадте. Выстроить его на старом месте не удалось. Решили строить новый. Самое главное - землю - предоставил Егор (Георгий) Матвеевич Китов (1828 - 1916). Сохранились неясные воспоминания о том, что сперва под общее моление была приспособлена какая- то расположенная на земле Китова постройка. К ней-то и было пристроено основное молитвенное помещение, освященное в 1889 году в честь Покрова Пресвятой Богородицы.
Строительство этой моленной - пример энергии и навыков общего деяния, сохраненных несмотря на все тяжелые времена. Конечно, храм вырос на пожертвования. Самый значительный вклад принадлежит Егору Матвеевичу. Кроме земельного участка, он за несколько лет вложил в строительство и оборудование храма не только около 10 ООО руб., но и свою дунгу и энергию. Его попечение о храме длилось около 20 лет. Примеру его следовали и другие имущие семьи: еще две ветви Китовых, Соловьевы, Перевозчиковы, Лебедевы, Девятниковы, Беловы и др. Внесли свою лепту и малоимущие, преимущественно трудом: кто плотничал, столярничал, кто клал печи, крыл крышу, перевозил грузы. Средства, очевидно, были собраны немалые. Это видно по трехъярусному иконостасу - две трети икон заказные, одноразовой работы. Жаль только, уже не у кого узнать, где и кем выполнялся заказ.
Построенный в еще весьма неласковые времена, этот молитвенный дом, вмещающий более 300 человек, отличается суровой' простотой планировки: в нем нет хоров, нет приподнятой солеи, потолок не закруглен и в центре опирается на массивный каменный столб огромной архаичной массивной балкой.
Заглянуть бы хоть одним глазком в тот день 1 октября 1889 года, когда на праздник Покрова к новому зданию на тогдашней Выгонной улице сошлись и съехались сотни людей! Не обошлось без гостей из Гребенщиковской, Митавской, Режицкой и других ближних и дальних общин. Сколько слез радости, благодарения Господу! Наконец-то, почти через 40 лет, появился свой храм - новый, гулкий, просторный. И люди несли дары: книги, рукоделия, иконы. Эти дары и поныне украшают храм, старики еще помнят, какие: «Никола Угодник» от Дементьевых, «Господь Вседержитель» от Соловьевых.
Отсиял праздник, снова наступили будни. Снова то и дело подчеркивалось неравноправие старообрядцев: колокольню ставить не разрешено, вести метрические книги при храме - тоже. К началу 20    века только старообрядцам приходилось регистрировать рождение ребенка у полицейского надзирателя. Правда, в 1882 году было открыто отдельное старообрядческое кладбище, ныне уже заполненное - и не только одними староверами. В городе было около десятка различных школ и училищ, но нигде не было древлеправославного законоучителя.
Выход Высочайшего Манифеста от 17 апреля 1905 года и указа 17 октября 1906 года стали историческими датами для всего российского староверия. Впервые за 250 лет старообрядцы получили полные гражданские права в своей собственной стране и свободу вероисповедания. Они могли сооружать настоящие храмы и колокольни, официально регистрировать общины и их недвижимость, открывать свои училища. Лицам, избранным общинами для пастырского служения, официально присваивался сан «настоятелей и наставников» и было дано освобождение от воинской службы. В 1907 году было даже приказано вести в общинах единообразные метрические книги, т. е. регистрировать факты рождения, смерти и бракосочетаний. Было от чего воспрянуть духом нашим дедам и прадедам!
Уже несколько лет в прихожей Екабпилсского храма висит за стеклом увеличенная копия первого официального документа общины: протокол общего собрания, посланный для регистрации в канцелярию Курлявдского генерал-губернатора. Читаешь подписи и думаешь: впервые за два с лишним столетия потомки гонимых смело ставили свою подпись под таким официальным документом.
Общину утвердили 20 марта 1907 года, у нее отныне была и своя круглая печать. Но еще до этого старообрядцы успели открыть свое училище. Сохранилась фотография (на обороте почтовые штампы ноября 1906 года). На улице Философской из-за переезда хозяев Беловых в Ригу временно освободился полуторный дом №12. Большая вывеска почти в полфасада читается отчетливо: «Якобштадское старообрядческое казенно-приходское училище». Дом украшен гирляндами зелени и вензелями императора и императрицы. А перед домом в четыре ряда расположились дети и взрослые. Первые годы училище работало в частных домах. Законоучителем был рижский мещанин Иван Ульянович Ваконья, впоследствии известный наставник Рижской Гребенщиковской общины.
Открытка предоставлена Ириной Пономарёвой (Москва)
26 августа 1907 года на общем собрании прихожан было решено возвести для училища собственное здание, как сказано в протоколе, «на возвращенном месте», т. е. на углу нынешних улиц Виестура и Пормаля, где когда-то стояла старая моленная. Сразу же приступили к сбору пожертвований и подготовке к строительству. Был образован Попечительский совет училища, который руководил строительством, сбором и распределением средств. В него избрали А. Ф. Китова, Д. Д. Перевозчикова и И. И. Лебедева. Вновь строили миром: кто жертвовал деньги, кто кирпич со своей фабрики, кто рубил и сплавлял по Двине пожертвованный казной лес.
Вместо деревянного (как задумывалось вначале) сооружения на перекрестке застроенных деревянными домами улиц через два года встало строгое двухэтажное краснокирпичное здание под высокой железной крышей. Осенью 1909 года занятия начались в новой, пахнувшей свежей краской школе. Сохранилось и фото: жертвователи, попечители, чиновники в вицмундирах, молодые учителя - тоже в форме, худенький старый наставник и единственная женщина - молодая учительница. На некрашеных полах школы - первые следы учащихся. Была даже выпущена брошюра о строительстве этой школы.
Эти 8 лет до Первой мировой войны по всей России были годами начавшегося расцвета староверия - экономического, культурного и организационного. В Якобштадскую общину вошли семьи, проживавшие в соседних местечках и на хуторах; она разрослась и насчитывала около 400 семейств. Из наставников того времени известен о. Антипа Матвеевич Кудряшов.
Возросла и роль староверов в жизни города. Крупнейшим подрядчиком по строительству был Афанасий Феоктистович Китов. Он был собственником кирпичного завода, лесопилки и магазинов. Соловьевы «держали почту», т. е. брали у государства на откуп перевозку и доставку по округе почты. Для этого нужно было иметь транспорт и лошадей, отвечающих очень высоким требованиям. Старшие сыновья видных семейств стали получать высшее образование. Впервые перед потомками старообрядцев открывались перспективы стать инженерами, юристами, офицерами. Так, сын Д. Перевозчикова получил высшее юридическое образование и стал присяжным поверенным. Евтихий, сын А. Ф. Китова, к 1915 году почти окончил Рижский Политехнический институт по специальности инженер-строитель. Сын Соловьевых - Леонтий, окончив в Харькове юнкерское училище, начал офицерскую службу в Двинске. Молодые девушки из многих семей учились в Мариинском училище.
Экономика Якобштадта была на подъеме, и не прерывалась работа многочисленных плотничьих артелей и столярных мастерских, например, Якова Колесникова и 3. Гаврилова. Еще стоят возведенные и украшенные ими жилые дома. Росло благосостояние старообрядческой общины. Перед 1914 годом ей принадлежали (кроме школы) еще два дома на ул. Песочной, три десятины пахотной земли в черте города и 6 десятин лугов возле деревни Броды.
Это долгожданное поступательное развитие старообрядчества оборвалось с началом Первой мировой войны. Летом 1915 года Якобштадт стал на два долгих года прифронтовым городом. Его заполнили русские войска, обстреливали и бомбили немцы. Храм и школа уцелели и в войне, и в последующие трудные времена оккупаций и революций. Часть имущества храма (в частности, подсвечники) была по приказу властей вывезена в Витебскую губернию и где-то затерялась. Ушли из жизни многие строгие старики, на которых держалась община, в том числе и Е. М. Китов. Не стало семейств Репковых, Знатных, Мещенковых, Бобогаевых. Утонул в Двине, спасаясь от пуль большевиков, молодой адвокат Перевозчиков.
С провозглашением Республики Латвии и становлением самостоятельного государства жизнь не сразу вошла в нормальную колею. В разоренном, голодном городе почти 5 лет не работали школы, дети-переростки оставались необученными. Первую после войны школу открыли в помещении бывшего старообрядческого училища, первые два года там учились дети всех национальностей и вероисповеданий. Экономика города была разрушена и за двадцать межвоенных лет далеко не достигла уровня 1913 года. К бедствиям войны добавились еще и болезни, такие, как сыпной тиф, выкосивший целые семьи. Община была ослаблена, порушена, в смутные времена даже не вела метрических книг. (Возобновлены они были лишь в 1924 году. ) Число старообрядческих семей сократилось почти наполовину, уровень их зажиточности резко снизился. Правда, появились и новые активные члены общины - переселившиеся из Латгалии семьи Полуэктовых, Молчановых и вернувшееся из Советской России семейство учителя Тарасия Феопентовича Макарова. Это был разносторонне образованный человек, волевой, трудолюбивый, большой знаток знаменного распева. Описание его жизни и деяний достойно отдельного изложения.
Финансовое положение общины оставляло желать лучшего: пожертвований стало мало, с большим трудом собирали деньги на ремонт и покраску здания. Сданные в аренду земли давали мало дохода. Поэтому содержать свою старообрядческую школу средств не было. И помещение училища было сдано городу в аренду с тем, чтобы городская управа проводила ремонт помещений, надворных построек и т. д. В школу теперь ходили все желающие учиться на русском языке - в шести классах училось 150 - 160 человек. Более 80% из них составляли дети из старообрядческих семей. Они постигали Закон Божий на уроках Т. Ф. Макарова.
Возрождением общины в 20-е годы руководили наставник Никифор Иерофеевич Егоров, председатели общины (в разное время) братья Игнатий и Евтихий Китовы, долговременные члены совета -    А. Р. Буклагин, А. Соловьев, Я. Колесников, А. ИЛебедев, Т. Т. Дементьев, И. С. Китов и его сыновья, братья Федотовы. И, конечно, самое деятельное участие во всем принимал Тарасий Феопентович Макаров (1880 — 1953)- Он был бессменным головщиком левого клироса, хор которого создал из молодежи буквально на пустом месте. Много труда и времени понадобилось, чтобы из переростков, отвыкших от учебы, подготовить хороших певцов и чтецов. Регулярно проводились спевки во время постов и перед праздниками. Этот молодой хор был впервые отмечен после выступления (пели задостойники) на 7-ом Вселатвийском съезде старообрядцев в Екабпилсе. Кстати, и 8-й съезд -    наиболее представительный и успешный - тоже проходил в нашем городе в 1928 году. Председатель Совета общины Игнатий Китов получил тогда от Центрального старообрядческого Совета 150 латов на организацию съезда, встречу, ночлег и скромное угощение делегатов. В разное время членами Центрального Совета старообрядцев Латвии от Екабпилса избирались А. Р. Буклагин, Евтихий Китов, Т. Ф. Макаров (неоднократно).
Хор общины под руководством Т. Ф. Макарова участвовал и в уникальном Слете старообрядческих хоров Латвии в Риге. Этот слет, собравший весь цвет старообрядческой молодежи, был организован Иваном Никифоровичем Заволоко в мае 1937 года. Певцы вначале репетировали и пели в Гребенщиковском храме, а на следующий день выступали с исполнением старинных духовных стихов в самом престижном зале Риги - Доме Черноголовых. Наши участвовали в сводном хоре, а отдельно исполняли «Стих об Иосифе Прекрасном» (как видно из сохранившейся программы). Ученица Макарова K. M. Петрова более 30 лет была головщицей, а А. Д. Вошкин и А. А. Китова пели на клиросе еще в 1998 году.
Латвийское государство практически не вмешивалось во внутреннюю жизнь общин. Во всех созывах Сейма постоянно присутствовали представители старообрядцев —- Елисеев, Калли- стратов и другие, за которых голосовали и староверы Екабпилса. Однажды в Старообрядческий список по выборам в Сейм был внесен и Евтихий Афанасьевич Китов, и по количеству поданных за него голосов остался на четвертом месте из восьми. Депутаты-старообрядцы поддерживали регулярную связь с общинами, добиваясь пособий на ремонт и строительство храмов (в 1925 году община получила 250 латов). Служебные бумаги общин рассылались бесплатно. В городской Думе Екабпилса старообрядцы всегда были представлены депутатами (в 1927 году это были Иван Китов и Мина Растопыркин).
В 1935 году на старообрядческом кладбище община воздвигла трехметровый дубовый Крест-памятник. У подножия его помещалась доска с выгравированной славянскими буквами надписью: «Воинам- старообрядцам, павшим за освобождение Латвии». (Возможно, это
не имело аналогов в жизни других общин, автору, по крайней мере, это не известно. ) Крест простоял до начала 60-х годов (по какому-то недосмотру советских властей), обветшал, и когда община собралась заменить его, разрешение было дано с изменением текста: «Павшим за освобождение Родины». Каменная плита получилась маловыразительной и не соответствующей старообрядческой ментальности. Однако истинная сущность памятника запомнилась не только староверам, но и коренному латышскому населению. В первый год «Атмоды» 18 ноября к нему собралось много латышей с цветами и свечами.
В середине 30-х годов при наставнике Парфенове инженером Евтихием Афанасьевичем Китовым был разработан проект строительства колокольни над храмом. Но осуществлен он будет только через 50 лет.
Устоявшаяся жизнь была нарушена присоединением Латвии к Советскому Союзу. Церковь сразу оказалась униженной и гонимой. У общины были отняты здания и земли, запретили вести метрические книги. В январе 1941 года был изъят весь архив общины - 57 единиц хранения. Архив был вывезен в Елгаву, откуда через 40 с лишним лет часть документов удалось вернуть тогдашнему председателю совета общины М. Ф. Богданову.
Вторая мировая война пощадила храм. Во время бомбежек и артобстрелов жители окрестных домов сбегались в обширный подвал молитвенного дома, надеясь на Покров Пресвятой Богородицы. После смерти Парфенова в военное время наставником был избран упоминавшийся выше Александр Родионович Буклагин. Однако, прослужив только год, он неожиданно скончался в конце 1943 года. Тогда Т. Ф. Макаров разыскал и привез наставника Ивана Исаевича Волкова (1878-1965), прослужившего в Покровском храме ровно 20 лет. В 20 веке для общины это были наиболее трудные годы. Отец Иоанн, человек глубоко благочестивый, кроткий и грамотный, терпеливо нес крест общественного служения, несмотря на личные страдания и великую бедность, если не нищету. Его облик, манера общения с людьми, образ жизни - все это как идеал наставника запало в душу и взрослых прихожан, и тех детей, которых он начал учить церковному чтению и пению в последний военный год. Это были последние молодые причетники, учившиеся при храме. (Впереди их ждали пионерские и комсомольские годы, отлучение от общей молитвы, но кроткий образ батюшки Волкова, как тихий свет лампады, не позволял угаснуть религиозному чувству. Как только стало возможно, почти все из его тогдашних учеников вернулись в храм прихожанами и привели своих внуков.)
В 1947 году, когда проводилась перерегистрация общины, лишь 39 человек из 150 бывших в общине семейств решились поставить свою подпись, чтобы сохранить общину. Они устояли перед посулами и обещаниями, запугиванием, угрозами повлиять на судьбу детей. Всех их уже нет в живых, вечная им память! Если бы не их решимость, Екабпилсский храм постигла бы участь многих десятков храмов Латвии.
Еще в начале 60-х годов при Хрущеве была предпринята попытка ликвидировать храм. С возведением вокруг нескольких многоэтажных зданий скромный молитвенный дом с крестом на крыше стал многим мозолить глаза, а звон его «била» — резать слух. По «письмам трудящихся» начальство предлагало руководству общины закрыть его или, в лучшем случае, перенести его на самую окраину города, в «лесок». Но староверы снова выстояли. Однако община, как и повсюду в Латвии, несла утраты: уходили из жизни грамотные певцы и чтецы, а замены им не было. Молодежи в 40 - 80-е годы дорога в храм была закрыта. Навсегда гасли лампады перед многими семейными киотами. В лучшем случае икона передавалась храму и пополняла круг общих дарений. В настоящее время в храме можно видеть эти горькие, осиротевшие иконы, собравшиеся в свое последнее пристанище, словно души молившихся перед ними людей: «Благовещение» в окладе от Перевозчиковых, иконы «Успения» из семей Гаргажиных и Навишниковых. А сколько других продано в алчные руки спекулянтов, уплыло за рубеж или погибло в небрежении!
В те трудные 40 - 60-е годы председателями общины были В. Я. Федотов, А. ИЛебедев, Я. С. Герасимов и др. Они чудом умудрялись сводить концы с концами в оскудевшем хозяйстве общины, платить непомерные налоги.
Шло время. Стало исполняться ветхозаветное пророчество: «И возвращаются ветры на круги своя» (Еккл. 1 - 6). Поворот к лучшему впервые стал ощущаться в 70-е годы. При деятельном наставнике И. Ф. Голубове (1914-1976) храм вновь стал понемногу наполняться верующими. Иоакинфа Фомич умел собирать людей и за 14 лет служения сумел привлечь многих верующих из сельской округи. После его безвременной кончины несколько лет в храме вел службу знаток и любитель древнего знаменного пения А. И. Бесполенов. После его смерти община долго искала наставника, пока посланцы не добились согласия от Харлампия Тимофеевича Данилова (1921 г. р. ) из причта Резекненского храма. С декабря 1983 года он является наставником, а последние 14 лет - и председателем Совета общины.
По предложению наставника и под его умелым руководством здание храма в 1989 году увенчала колокольня, проект которой был разработан еще в 30-е годы. Это потребовало не только денежных затрат, но и большой энергии и находчивости - возвести большую надстройку на столь древнем здании. Искать мастеров на стороне не пришлось - в общине нашлись свои древоделы: мастер А. Крюков, рабочие Н. Нагловский, Н. Цветков, П. Волков. Затем были приобретены и колокола. Храм обрел голос, знакомый уже всем прихожанам. Отец Харлампий подарил храму и 10 икон, в том числе большую, сравнительно редкую, прекрасного тонкого письма «Страсти Христовы», на которой в окружении 20 «клейм» в центре изображена Голгофа с распятым Спасителем и предстоящими у Креста двумя разбойниками.
Рухнули запреты, и народ пошел в храмы. Кто-то с умилением вернулся сюда как в родной, надолго оставленный дом, другие пришли из любопытства или моды ради. Есть и такие, кто пришел искать свои корни. Бабушки привели своих внуков для обучения церковной грамоте.
Государство вернуло общине часть земельных владений и здание построенной в начале века школы. Сейчас оно сдано в аренду, что покрывает многие текущие расходы. В последние годы благоустроена территория молитвенного дома, проведены большой косметический ремонт и ремонт отопления. В конце 2001 года осуществилась и давняя мечта наставника Данилова - храм покрыт современной металлочерепичной крышей. Нельзя не отметить, что и местные власти посильно помогают общине денежными средствами.
Наставнику Харлампию Тимофеевичу, как никому другому из его предшественников, приходится много крестить как младенцев, так и взрослых, а также венчать и хоронить. В общине в настоящее время насчитывается около 700 постоянных прихожан и свыше 1000 «исповедников». Среди них потомки основателей города остались в меньшинстве. Основная масса прихожан - выходцы из различных латгальских общин. К Екабпилсскому приходу относится и моленная в Энджели (Межарская волость) в 20 км от города.
Продолжает уходить в мир иной старая «гвардия» причетников. После почти 20 лет руководства правым клиросом на второй день Светлой Пасхи 2001 года скончалась Е. Я. Крюкова. Идет подготовка молодых причетников. Из среды екабпилсской старообрядческой молодежи вышли исполняющие ныне обязанности наставников общин Г. Замараев (Даугавпилс) и В. Волков (Виляны).
В последние годы по инициативе старообрядческого общества «Беловодье» стало традицией проводить совместные работы на кладбище по приведению в порядок старых осиротевших захоронений. По благословению наставника и при большой поддержке членов общины в местном краеведческом музее летом 2000 года была проведена первая послевоенная в Латвии выставка «Старообрядцы Екабпилса. Быт и традиции», которую благожелательно оценили средства массовой информации. Выставку посетило более 4 тыс. человек, и не только из Латвии. Успех выставки вдохновил руководство музея на разработку проекта создания первой в республике постоянной музейной экспозиции, посвященной старообрядчеству. Надо надеяться, что к концу 2002 года за счет средств Фонда интеграции кратко изложенная выше история старообрядцев Екабпилсской общины найдет зримое отражение в помещениях Крустпилсского замка.