МОНОЛОГ В ДИАЛОГЕ

Татьяна Власова

"Даугава" №1/2, 2008

ПРЕДИСЛОВИЕ

20-е—30-е годы прошлого столетия в Рижском театре Русской драмы золотая пора актерского «я». Мастера сцен Петербурга и Москвы, оказавшиеся после 1917 года в эмиграции, создали в Риге объединение выдающихся талантов и знаменитостей. Театралы рвались на «актерские спектакли». Всем хотелось увидеть знаменитую в Москве исполнительницу роли Настасьи Филипповны Е.Жихареву в «Идиоте» Ф.Достоевского. «Как бы из тумана возникал весь Петербург Достоевского и матовость красок спектакля отражалась на белом платье Настасьи Филипповны».(1) Очарование исходило из спектакля «Осенние скрипки» И.Сургучева, в котором Варвару Васильевну играла Е.Рощина-Инсарова. «Что это было в театре?... Обнаженное сердце, интимнейшая исповедь перед самим собой... Трепетные руки, как крылья, у нашей Дузе-Рощи- ной-Инсаровой...». (2) С восхищением зрители вслушивались в необозримый диапазон голоса М.Ведринской, раскрывающей трагическую, всю на нерве, судьбу Маргариты Готье в «Даме с камелиями» А.Дюма. С замиранием сердца слушали специально для Русской драмы сочиненный Алексеем Толстым романс «Огнями ресторан сиял...» для своей же пьесы «Касатка», который однажды автор пропел на этой сцене лично. А потом романс, аккомпанируя на гитаре, с неповторимым изяществом пел К.Незлобин. Поражались утонченной грации Е.Маршевой — м-м Сан Жен в пьесе В.Сарду. В театре постоянно гастролировали непревзойденная исполнительница тургеневских героинь Е.Полевицкая и излучавшая шарм, элегантность и душевность как в салонных, так и в классических пьесах Лилия Штенгеле. Владели сценой сочный юмор и меткий сарказм Юрия Яковлева, безупречный аристократизм И.Булатова и Н.Барабанова, добродушие наивных и лукавых купчих JĪ.Мельниковой. В театре наступал великий праздник, когда выходили на сцену работавший в 30-х годах в Риге Михаил Чехов и гостивший в театре В.Качалов.
Но театр был не одним из русских театров, похожих на многих других своих собратьев. Он был единственным в мире, постоянным, профессиональным русским театром за пределами России и десятилетиями с честью выполнял свою художественную миссию. Театр не стоял на месте. Менялось его сверкающее созвездие, но он постоянно получал новое пополнение.
В середине 20-х годов в Русскую драму пришли два актера. По возрасту тогда самые молодые и, позволю себе сказать, в своем поколении самые талантливые — Екатерина Бунчук (1895. 15.XI -    1968. 3. II) и Юрий Юровский (1894. 3. V - 1959. 30. XII). Они быстро доказали не только свое право именоваться ведущими актерами, но и включились в общее дело создания истории Рижского театра Русской драмы. Природа одарила их всем — сценическим обаянием, темпераментом, великолепными голосовыми данными, красотой. Писатели, журналисты, критики постоянно отмечали их сценические успехи и в классическом и в современном репертуаре. Зрители отдавали им свою горячую любовь.
Е.Бунчук и Ю.Юровский много играли вместе. В их диалоге повседневное, будничное всегда превращалось в праздник, их тревожили психологические загадки — чем сложнее, тем лучше! Случилось так, что душевный груз их партнерства обрел особо утонченные формы. Наступило время не только больших театральных радостей, наступило время их любви, но однажды диалог прервался. Навсегда. Для одного этот разрыв стал несчастьем на всю оставшуюся жизнь. Для другого — тоже вопрос — принес ли полное счастье?
Ныне рассказать о Е.Бунчук и Ю.Юровском — исчерпывающе
—    невозможно, и вообще рассказывать трудно. Не осталось свидетелей их работы, личных отношений, их жизни. В 40-е — 50-е годы важнейшие биографические документы Е. Бунчук пропали. Собранный Ю.Юровским обширный архив тоже несет на себе печать эпохи, как и выпущенная в 1957 году монография Е.Вахрушевой о нем. (3) Его автобиография и документы существуют, но они тоже запутаны и противоречивы. Потому пришлось вспомнить личное знакомство с обоими артистами, с мастерами сцены театра Русской драмы, с артистами других театров Латвии, беседовать с людьми, встречавшимися с Е.Бунчук и Ю.Юровским, очевидцами их необычайной преданности и любви к сцене.

КОНЧИЛАСЬ ВОЙНА

Театр Русской драмы набирал молодежь в вспомогательный состав. Девчонку, толком не решившую, кем быть, прислали к Екатерине Бунчук на прослушивание. Она читала актрисе тургеневское стихотворение в прозе «Как хороши, как свежи были розы». Екатерина Осиповна стойко выдержала «дебютантку». Не прерывала, дала дочитать до конца. Слушала, как «чтица» тщательно выговаривала слова «ланнеровский вальс» и явно не знала, что они означают. Как старалась повторяющуюся строчку — «как хороши, как свежи были розы...» всякий раз выговаривать иначе. Темные глаза Екатерины Осиповны смотрели на говорящую пристально, серьезно. Иногда в них золотилась искорка. Слушательнице хотелось то ли засмеяться, то ли что-то сказать. Чтица проговорила последние слова и вдруг Бунчук подхватила, как в песне, заключительные слова тургеневского стихотворения: «...мне холодно ...я зябну... и все они умерли...». В голосе актрисы прозвучало что-то очень скорбное. Девушка чуть не спросила: «Что-нибудь случилось, Екатерина Осиповна?» Но увидела, что Бунчук как ни в чем не бывало улыбается.
—    Почему же вы выбрали именно это стихотворение?
—    Мне Тургенев нравится!
—    Только нравится? — с иронией переспросила хозяйка дома.
—    А ведь оно написано для чтеца мужчины!
—    Но это стихотворение в прозе читала Комиссаржевская! — отпарировала экзаменуемая.
—    Да! Вы правы! — Бунчук вдруг дружески положила ей руку на плечо. — Нравится театр, идите, пробуйте. Но, если не получится, убегайте! Театр засасывает, как трясина!
Девочку приняли в вспомогательный состав, правда, пробыла она в театре недолго. Но эти месяцы на всю жизнь остались в памяти.
Первый послевоенный год. Актеры, отыграв спектакль, идут домой через разрушенный старый город. За порогом театра мрак и зловещая пустота. Ни одного освещенного окна, ни одного встречного. Расходились по домам по системе попутчиков. Шли вместе жившие по соседству. Исключение — только Юрий Ильич Юровский. Он шел домой в одиночестве. JLМельникова, супруги Астаровы вместе направлялись в район Лазаретной, ныне Иерусалимской, улицы. Самая большая группа: Н. Барабанов, В.Шаховской, А.Александрова, несколько молодых из вспомогательного состава театра одолевали маршрут: улица Мартас, Гер- трудес, Стабу. Иногда к этой группе присоединялась Е.Бунчук, хотя ей было по пути с коллегами с Лазаретной улицы. Шла Екатерина Осиповна, словно возвращалась из гостей, где хорошо провела время. Элегантное пальто, сохранившееся с довоенных времен, — нараспашку. Шла прямая, статная. Дымила папиросой. Но на каком-то отрезке маршрута Екатерина Осиповна останавливалась. Не то смущенно, не то отчужденно желала всем спокойной ночи. От группы сразу же отделялись провожатые — в обратный путь. Никто по поводу этих «прогулок» актрисы никогда не задавал вопросов. Только однажды всегда сдержанный Н.Барабанов, глядя вслед уходящим, сказал, как выдохнул, В.Шаховскому: — «Как же ее вызволить из одиночества?». Мало кто знал насколько губительно и цепко оно захватило Екатерину Осиповну.

ВЫБОР

Катя, просыпаясь слушала, что поет мама. Если Чио-Чио-Сан страстно призывала своего возлюбленного, значит у мамы, солистки Харьковской оперы, вечером «японский» спектакль, а Кате надо собираться в консерваторию на вокал. Иной раз утро начиналось с «плача» скрипки или виолончели. Это папа — дирижер того же театра и преподаватель местного музыкального училища занимается со своими учениками, и Катя тоже скоро попадет в его руки. В доме Бунчук музыка звучала почти круглосуточно. Под музыку засыпали, под музыку вставали. Под музыку делали домашние дела.
Катя знала — в будущем она, как и мама, станет певицей. Сколько она себя помнила, в доме существовал семейный кружок. Его члены выступали на домашних праздниках, у родственников, знакомых. Кружком командовал отец. С детства все юные члены семьи были подготовлены к выходу на сцену. Мама мало бывала
дома — утром репетиции, вечером спектакли. Она появлялась поздно вечером после выступления. Но отец, несмотря на занятость, строго, требовательно и ревниво следил, как дети занимаются в школе, какие делают успехи в музыке. Кате за «лень» и «невнимание» попадало чаще других. Однако девочка успешно прошла курс музыкального училища, поступила в консерваторию в класс пения, ее снова хвалили, предрекали карьеру, и не напрасно.
Кате исполнилось всего 17 лет, когда Харьковская опера пригласила ее на роль цыганки в опере Ж.Бизе «Кармен». Студентке, еще ничем себя не проявившей, давали дебют на большой сцене. Случай необычный! Золотистые Катины волосы запихали под вороненый парик, накинули на плечи цветастую шаль, дали бубен, и дебютантка вышла на сцену. Ее снова хвалили: хорошо поет, грациозно двигается...
В скором времени Кате предстояло подписать контракт. Родители были в восторге, считали, что дочь пойдет в оперном искусстве далеко.
А Катя порой уставала от вокала, от посещения оперных спектаклей, от круглосуточной музыки. Все, что она видела в местном оперном театре: роскошь костюмов, блеск «драгоценностей», страсти, — иногда казалось девочке слишком вычурным и ненастоящим. Ей хотелось, чтобы на сцене все было проще и доходчивее. Катя дома никому не говорила о своих сомнениях. Но она утверждалась в них, попадая на спектакли Харьковского драматического театра, которым руководил один из выдающихся в России режиссеров Николай Синельников. Здесь девочка чувствовала себя легко и свободно. Она любила подражать той или иной актрисе, имитировала их голоса, походку, наизусть заучивала длиннейшие монологи. Подруги уговаривали — поступай в драматический театр. Катя в ответ только качала головой.
Родителям и в голову не приходило, что дочка серьезно раздумывает, чего ей больше хочется — петь или говорить. А Катя не решалась поделиться с родителями своими сомнениями. Но сознание, что придется закончить консерваторию, подписать контракт с оперой, выступать в этой опере, порой приводило Катю в уныние. Возможно, все произошло бы так, как запланировали родители. Но в это время Театр Н.Синельникова объявил прием в драматическую студию к режиссеру Н.Петровскому.
Катю тормошила подруга: «Пойдем к Синельникову на экза
мен! Посмотрим, послушаем, как у них экзаменуют. Говорят, когда Синельникову что-то не нравится, он поворачивается к говорящему спиной, а если нравится, смотрит прямо в глаза!»
Катя сдалась. Она не знала, что поклонница ее драматического таланта внесла Катину фамилию в экзаменационные списки.
Когда секретарь экзаменационной комиссии вдруг вызвал: «Екатерина Бунчук!», Катя мгновение лихорадочно соображала: «Можно не отзываться!.. Можно- не выходить!.. Можно отказаться!.. Но ведь я хочу этого?!» Еще раз повторили: «Есть Екатерина Бунчук?» Катя решительно встала и подошла к столу, за которым заседала комиссия. Увидела сидевшего в кресле Н.Синельникова, строго на нее смотревшего. Подумала: «Ой, сейчас повернется спиной!» Стала читать... Но Н.Синельников не повернулся. Екатерину Бунчук, единственную из харьковчан, приняли в студию.
Много лет спустя на вопрос, как родители отнеслись к ее поступку — ведь Катя тогда не подписала контракта с оперой, не закончила консерваторию, (4) актриса нехотя призналась: «Дома был содом... с проклятиями». Можно себе представить возмущение родителей, неожиданно узнавших, что дочь пренебрегла всем, чему ее учили чуть ли не с младенческих лет. Легкомысленная девчонка изменила семейной традиции...
Катя пыталась возражать, но отец не стал ее слушать.
—    Немедленно оставишь драматическую студию! Пойдешь в консерваторию, как следует извинишься, пойдешь в оперу и там тоже извинишься! Немедленно займешься пением!
Девочка только мотала головой. Улучив момент, сказала то, что сейчас для нее было важнее всего:
—    Нет! Я никуда не пойду! Я выбрала!
Тогда прогремело отцовское:
—    Вон!..
Так Катя добилась своего, не сдалась.
В театре она познакомилась с актером и преподавателем Юрием де Буром. Выпускник Петербургской консерватории. Он так много видел и так много знал. Увлекательно рассказывал про Невский проспект, про белые ночи, про Шаляпина, бывал в Алексан- дринском театре. Катя заслушивалась, а Ю. де Бур садился к роялю и волны музыки Бетховена, Чайковского, Моцарта наполняли пространство. Скоро он обратил внимание на Катю, восторженную слушательницу его повествований. Потом сделал Кате предло
жение. Она согласилась. У него была заурядная внешность.
Восемь лет разницы в возрасте. Но юная студийка распознала в этом человеке доброту, способность поддержать в трудную минуту.

Катя вступила на самостоятельный путь и нуждалась в дружеской опоре и поддержке. Видимо, постепенно наладились отношения будущей актрисы с близкими. В 1916 году — уже шла Первая мировая война — Катя, выпускница студии Театра Н.Синельникова, вместе с братьями, выступала в семейном кружке в госпиталях и больницах. (5) Выпускницу студии зачислили в Театр Н.Синельникова, и в труппе она сразу заняла ведущее место, стала исполнительницей главных ролей. Н.Синельников угадал даровитость начинающей актрисы и первый открыл ей широкую дорогу.
Почти ничего неизвестно, в каких спектаклях играла Бунчук в Харькове. Но явно она сделала правильный выбор, нашла свое истинное призвание. Уже в 1917 году революция докатилась и до Харькова, в театре стали вводить новые порядки. Стремление работать в нормальной творческой обстановке привело Ю. де Бура к решению выехать в 1918 году вместе с женой из Харькова. Они хотели попытать счастья в столице.

ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ ГОРЫ

В детстве Георгий, потихоньку от матери, убегал на остановку городской конки и смотрел, как из вагончика выходили, а потом туда входили люди. У всех в руках пакеты, корзины, торбы, мешки. Приехавшие и отъезжающие шумели, толкались, хохотали, ругались. Но звонил колокольчик, лошади трогались, вагончик уезжал. Остановка пустовала недолго. Опять собирались желающие ехать, опять начиналась суета. Мальчику очень хотелось присоединиться к толпе у конки, двигаться вместе со всеми, что-то делать. Но он вспоминал запрет мамы — не ходить на остановку — и нехотя возвращался домой.
Дома всегда пахло лекарствами. Отец Георгия Илья Саруханов, тифлисский аптекарь, вечно приносил какие-то пузырьки, баночки, порошки. Часто болела мама, и отец ей тоже приносил лекарства. У Георгия аптечные запахи вызывали отвращение. Ему так хотелось вырваться за пределы дома, туда, где много людей и шума. Утешали его где-то раздобытые мамой старые газеты, номера журнала «Нива». (6) Он с удовольствием рассматривал и читал их. В семье знали русский язык...
Когда пришло время, родители поместили Георгия в закрытый пансион мужской классической гимназии. День 1910 года, который начался для школяра, как десятки предыдущих, неожиданно отодвинул куда-то в туман все ранее виденное и пережитое. По словам Юрия Ильича, тот день стал его вторым днем рождения. 16-летний впечатлительный юноша попал в невиданный мир, полный загадок и очарования, мир человеческих душ, голосов, переживаний. В тот вечер воспитанников гимназии повели в театр. Давали «Коварство и любовь» Ф. Шиллера. Романтическую историю Луизы Миллер и Фердинанда. После спектакля, когда товарищи по гимназии задавали ему вопросы, Георгий отмалчивался. Но про себя он твердил: «Я буду делать то, что делали на сцене артисты. Другой жизни мне не надо!».
В том же году отец Георгия потерял работу. Сыну пришлось бросить гимназию и начать зарабатывать на жизнь. Он давал уроки ученикам младших классов, владея некоторыми музыкальными инструментами, нанимался в оркестры летних садов Тифлиса. (7) Но желание попасть в театр, стать актером по-прежнему оставалось целью жизни Георгия, хотя он никому и словом не обмолвился о своих планах на будущее.


Сторож доложил режиссеру Тифлисского русского театра «Артистическое общество» Александру Туганову: «Вас все время спрашивает какой-то парень». Туганов вышел и увидел красивого, широкоплечего юношу. Тот поклонился и одщш духом выпалил: «Пожалуйста, возьмите меня на работу в театр. Я хочу быть актером! Буду делать все, что прикажете!» Туганов досадливо покачал головой: «Не могу! У тебя акцент! Тебе надо учиться правильно говорить по-русски».
Лицо посетителя выражало такое отчаяние, что Туганов не выдержал:
—    Мне нужен в оркестре барабанщик. Сумеешь?
-Да!
—    Тогда приходи в театр...
В театре интересовало и нравилось все! Но особое восхищение вызывали загримированные актеры, одетые в костюмы, расшитые золотом и блестками, в широкие плащи, запах декораций. Больше всего притягивала сама сцена, заполненная говором, криком,
рыданиями на репетициях и во время спектакля и величаво затихавшая после его окончания. Георгий добросовестно выполнял свои обязанности в оркестре. Когда режиссер на репетиции говорил актеру: «На третий удар барабана ты врываешься в крепость!», Георгий, сидя на своем месте, с трепетом ожидал этого момента. Потом представлял, как бы он сделал то, что приказывал режиссер. Через год он снова пришел к А.Тугано.ву и попросил принять его в труппу. Тот сразу Юрий Юровский в 1915 году выяснл, что акцент не пропал. Отрицательно покачал головой, а Георгий опять умолял его. В конце концов А.Туганов зачислил своего подопечного в труппу.
Георгий радовался, как ребенок, когда выходил на сцену с подносом, заполненным бокалами, или вышагивал в воинских латах вместе с другими актерами. Однажды внезапно заболел исполнитель роли городового в спектакле «Петербургские трущобы». Новичку предложили заменить выбывшего актера. Помощник режиссера выписал ему роль и, как в те времена было принято, совершил «сценическое крещение» — на титульном листе экземпляра роли значилось, что ее играет актер Юрий Юровский.
«Почему Юровский, а не Иванов-Златопольский или Эдуард Святогорский?» — удивлялся впоследствии Юрий Ильич. На этот вопрос мог ответить только помощник режиссера Петров — что
ему шепнула в тот час Мельпомена? Но у него никто не требовал разъяснений. Так и остался сценический псевдоним Георгия Саруханова — Юрий Юровский.
Новоиспеченный артист твердо заучил текст роли: «Брысь под лавку, старая крыса!» Он произнес его на сцене как будто безошибочно, но русский городовой, говоривший с грузинским акцентом, вызвал хохот и коллег, и зрителей! В этой трагикомической ситуации дебютант с необыкновенной ясностью понял — он никогда не станет настоящим актером, если не научится чисто говорить по-русски. Георгий сделал вывод и тут же приступил к действию. Молодой человек, еще вчера упрашивавший режиссера принять его в театр на любых условиях, ушел из этого театра и уехал в Москву. Поселился в общежитии грузинского землячества и стал думать, каким способом ему избавиться от акцента. (8)
Нареченный Юрием Юровским, Георгий Саруханов, совсем еще юный человек, с недетской серьезностью решал проблемы своей будущей судьбы.
В семье выбор Георгием актерской профессии не вызвал нареканий. Наоборот, несмотря на плохие заработки, отец стал оказывать ему посильную помощь. Мать часто болела и, когда сын уезжал, находилась в больнице.
В Москве русский язык звучит повсюду. Но Георгию этого показалось недостаточно. Ему нужна была практика. Скупой на откровения, Юрий Ильич впоследствии рассказал, как он овладевал русским произношением. Летом 1914 года на одном из волжских пароходов появился помощник повара — чернявый юноша. Он старательно выполнял свои обязанности, терпел любовь «начальника» к смачной брани, но зато имел возможность ежедневно говорить только по-русски. Как губка, впитывал он каждое новое выражение, незнакомое слово, интонацию, а главное — точное произношение. Когда Георгий отбыл «службу» на пароходе, акцент у него пропал. Набравшись храбрости, он отправился для «пробы» в Московский драматический театр (антреприза В.Суходольского). «Проба» удалась. Юрия Юровского приняли в театр на малые роли. (9) Если принять во внимание, что реплика «Брысь под лавку, старая крыса!» была единственным сценическим опытом Юрия Юровского, это была его первая большая удача.

УЧИТЕЛЬНИЦА

В Московском драматическом театре в 1914 году собрались великолепные актеры: М.Блюменталь-Тамарина, И.Певцов, Н. Радин, В.Топорков, И.Мозжухин, А.Санин, М.Петипа, Е.Полевицкая. Ее муж И.Шмидт был режиссером. В театре шли модные пьесы Л.Андреева, Ан.Каменского, Е.Чирикова, П.Винниченко, Вознесенского, Э.Шельдона, а вперемешку с ними произведения классики: И.Тургенев, А.Островский, А.Н.Толстой, Д.Мережковский, Б.Шоу и т.п.
Одно из первых сильных впечатлений Юровского в Московском драматическом — спектакль «Вера Мирцева» Л.Урванцова. Прекрасно построенная мелодрама с неожиданной интригой заставляла зрителей следить за ней с неослабевающим вниманием. На сцене была Елена Полевицкая, игравшая эффектную Веру Мирцеву с черными, как смоль волосами, в таком же черном платье с алой розой у глубокого выреза. (10) Молодой человек с благоговением смотрел на происходящее на сцене и на исполнительницу главной роли — страстную, чарующе обаятельную.
Георгий часто с тревогой задумывался, что и здесь, в столице, ему в лучшем случае придется докладывать: «Кушать подано» или с поклоном произносить: «Слушаюсь...» Но случилось, что исполнительница Веры Мирцевой заметила молодого человека, восхищавшегося ее игрой, робко жавшегося за кулисами на ее спектаклях, старательно, добросовестно, но изящно выполнявшего свои нехитрые обязанности на сцене. Е.Полевицкая познакомилась с новичком. Стала с ним беседовать. Однажды протянула ему книж-. ку — «Последняя жертва» А.Островского: «Пожалуйста, помогите, почитайте Дульчина вместо моего партнера». Юровский с радостью выполнил просьбу. Чтение стало повторяться, и Полевицкая по ходу чтения делала молодому человеку замечания. Как-то сказала: «Поработаете как следует, серьезно, будете играть эту роль». Георгий обомлел от счастья. А Полевицкая уже давно разглядела прекрасные сценические данные нового актера: темперамент, пластику, несомненное обаяние. Проверила все это на практике и увидела, что не ошиблась. Тогда она решилась за короткое время подготовить своего коллегу к выполнению ответственных и сложных задач и обрести партнера на гастроли.
Помимо «Последней жертвы», Полевицкая играла Лизу в «Дворянском гнезде» И.Тургенева, Маргариту Готье в «Даме с камелиями» А.Дюма.
Это были ее коронные роли. Она задумала разучить с новым партнером еще Паншина и Армана Дюваля. Однако провести подобный опыт на сцене Московского драматического театра было невозможно. Здесь на спектаклях сидели опытные критики, во всем разбирающиеся театралы. Но актриса часто гастролировала в Пензе, где не было профессионального драматического театра. Его заменял сильный любительский кружок им. В.Белинского, который претендовал на звание театра. Предположительно, что именно в Пензе, Е.Поле-вицкая вывела на сцену кружка своего дебютанта. И в небывало короткие сроки Ю.Юровский сделал головокружительную карьеру. Ведь недавно весь его сценический * опыт сводился к одной фразе из «Петербургских трущоб». Теперь на уровне самодеятельности Юровский освоил классические роли, получить которые жаждал бы любой молодой, но уже опытный актер.
Первая учительница Юровского Елена Полевицкая, дойдя до самодеятельной стадии, не прекратила с ним занятия. Она гоняла Георгия по всем сценическим статьям и постепенно к уже освоенным ролям прибавляла новые. Она поняла, что помимо дарования ее питомец обладал громадным трудолюбием, самокритичностью и страстным желанием стать хорошим актером.



Е.Полевицкая - Маргарита Готье Е.Полевицкая - Анна Каренина
Начавшееся в Москве знакомство хорошо известной талантливой актрисы и неопытного новичка переросло в большую дружбу. Оказавшись после Второй мировой войны за границей, Полевицкая разыскала работавшего в Риге Юровского. (11)
Во время выступлений в Пензе Юровский попал в поле зрения Николая Собольщикова-Самарина. Актер, режиссер, педагог, автор многочисленных инсценировок, в том числе и сказок («Дворянское гнездо», «Обрыв», «Княжна Тараканова», «Кот в сапогах» и др.), которые он подписывал псевдонимом «Кот мурлыка». В Ростове-на-Дону у Н.Собольщикова-Самарина антреприза, в которой с успехом прошли постановки всех пьес АЛехова, были в почете А.Островский, И.Тургенев, М.Горький. Там достойно показали «Отелло» У. Шекспира, инсценировку «Братьев Карамазовых» Ф. Достоевского.
Н.Собольщиков-Самарин взял в свою антрепризу Ю. Юровского. Дал ему сначала немой эпизод, но постепенно стал занимать актера в более ответственных ролях. Уроки Е.Поле- вицкой не прошли даром. Ю.Юровский успешно сыграл Цыгана («Бесприданница» А. Острове кого), Молчалина («Горе от ума» А.Грибоедова) Ваську Пепла («На дне» М.Горького) и др. Работа в Ростове-на-Дону стала важным звеном в творческой биографии молодого актера. Его стали замечать, расширялся круг его знакомств. Здесь Ю.Юровский встретился с Александром Гришиным, впоследствии директором Рижского театра Русской драмы, с Лидией Мельниковой, которую в Рижской труппе наградят титулом «Бабиш» — старейшины, с Михаилом Муратовым — в недалеком будущем антрепренером в той же Риге. Юрий Юровский на всех производил благоприятное впечатление. Талантлив, обаятелен, прекрасный товарищ. В свою очередь он знал, что любой из новых знакомых охотно окажет ему поддержку.
Было бы неверно предполагать, что занятия сценическим искусством с Е.Полевицкой закончились после его поступления в антрепризу Н.Собольщикова-Самарина. Она — гастролирующая актриса — часто бывала в разных городах. В том числе и в тех, где позднее работал Юровский. Как только оба они оказывались в одном городе, Полевицкая тут же возобновляла занятия с молодым актером, стремилась подготовить его к большим профессиональным выступлениям.
В то же время творческая биография Юровского складывалась в неблагоприятной обстановке Первой мировой и гражданской войны. Его сценический опыт, еще очень, хрупкий, нуждался в постоянном и систематическом пополнении, а Юровский, как по команде, менял антрепризы, труппы. Приходили белые, их сменяли красные, появились петлюровцы и т.п. Каждый раз, встречая «новую власть», Георгий правдами и неправдами добывал документы, освобождавшие его от военной службы. Иногда приходилось спасаться бегством. Екатеринослав сменила Одесса, потом был Харьков и снова Одесса. В этом хаосе Юровский соприкоснулся с еще одной театральной профессией. Он получил серьезное приглашение. Руководитель Харьковского театра Н.Синельников в 1918 году писал Юровскому: «По рекомендации А.О.Голубевой и Е.А.Полевицкой, которая отзывается о Вас с похвалой, предлагаем Вам в будущем зимнем сезоне службу в Харькове». (12) Ю. Юровский откликнулся на приглашение. У Н.Синельникова он сыграл графа Альмавиву («Женитьба Фигаро» П.Бомарше), Генриха («Потонувший колокол» Г.Гауптмана), Жадова («Доходное место» А.Островского) и др. Одновременно он исполнял обязанности ассистента режиссера, не предполагая, какое важное место режиссура займет в его жизни в будущем. Но очень скоро Юровский бежал из-за наступления петлюровцев в Одессу. Там, еще в 1918 году Георгий женился на актрисе Ксении Сибиряковой. (13) Но вскоре вместе с женой он покинул город и выехал в Севастополь, где Е.Полевицкая и И.Шмидт комплектовали труппу Передвижного театра для поездки на гастроли в Болгарию. В ее состав был включен и Юровский. В мае 1920 года на пароходе «Лазарев» Передвижной театр выехал из России. (14)
Далеко позади остались толпы людей, атаковавших железнодорожные составы, пароходы, любые виды транспорта, пригодные для эвакуации. В свободные минуты Георгий размышлял: был родной город Тифлис, но семья там распалась. Мать умерла в первые годы его работы в театре. Неизвестно, куда пропала сестра Саша. (15) Так во всяком случае писал отец — он остался один... но Георгий не любил его.
В Севастополе Юровский расстался с женой и уехал с Передвижным театром. (16)... Все это было... Наверное, закончился какой-то этап его жизни. Он распрощался с юностью. Начинался другой этап... Каким он будет? Интересно и страшно! Но так нужна «своя» сцена. Постоянная! И театр — тоже постоянный!

КОНЕЧНАЯ ОСТАНОВКА — РИГА

Более четырех лет Екатерина Бунчук и Юрий де Бур провели в разъездах. Им пришлось систематически переезжать из Петрограда в Москву и обратно. Подобные вояжи в условиях гражданской войны были сложны и изнурительны. И все же если Ю. де Бур усиленно, но безуспешно искал работу, то Е.Бунчук в условиях смутного времени обогатила свой творческий кругозор и сценический опыт. В пору переездов она успешно выступала в Московском драматическом театре и в театре Ф.Комиссаржевского. В Петрограде работала у К.Незлобина и у К. Марджанишвили в театре Буфф. В те годы Бунчук не сознавала, что очутилась в необъятной, своеобразной творческой лаборатории, в которой освобождали от штампов актера старого театра, сочетали стилизованную форму спектакля с психологическими приемами исполнения. Тут же гордо представало классическое искусство старого театра, сполохи серебряного века и дерзкие опыты еще только нарождающегося театрального искусства.
Актрисе щедро предлагали попробовать на практике разные варианты, разные направления — выбирай, сочиняй, делай!
Она жадно копила драгоценное богатство, чтобы потом окрасить его своей индивидуальностью, подчинить и «пустить в дело».
Гибкое, пластичное дарование молодой актрисы привлекало внимание руководителей театров, зачаровывала золотоволосая, кареглазая статная женщина. Такая повсюду нужна была сцене. Бунчук — редкая актриса, которая делала свою артистическую карьеру без    Екатерина Бунчук. 1920-е гг. специальных рекомендации, оез выгодных знакомств, ина потом всю жизнь помнила о великолепных возможностях утвердиться на столичной сцене.
В этой своеобразной «школе» Бунчук не только слушательница, но и практикантка. 1919 год. Весной и летом актеры Александ- ринского театра выступали в различных районах Петрограда. В тот день они гостили в Рабочем клубе при Первой типографии (17). Собрались играть «Женскую логику» Джерома К. Джерома. В суматохе тех дней оказалось не захватили с собой исполнительницу Мисс Гоббс. Из зрительских рядов раздался звучный голос: «Я играла эту роль!..» Екатерина Бунчук оказалась на сцене вместе с ведущими актерами Александринского театра Ю.Юрьевым и Л.Вивьеном. Случайная партнерша привела в восторг «зубров» Александринки своей легкостью, неиссякаемым запасом юмора, грацией. После спектакля состоялось знакомство. Маститые актеры с уважением смотрели на свою «случайную» партнершу. Откуда... От Синельникова! Вскоре Екатерина Бунчук получила официальное письмо — ей могут предоставить дебют в Александринском театре, в то время уже Государственном Академическом.
Дальнейшие события — революция, гражданская война — сорвали этот план. Но на всю жизнь Бунчук запомнила импровизированный спектакль с замечательными партнерами, собственный успех, победное чувство актера, сознающего, что сДелал что-то важное.
В то время, когда Е.Бунчук могла поступить в труппу любого театра, Ю. де Бур так и не заключил контракт с театром или музыкальным учреждением. В 1923 году он получил приглашение из Латвии в Рижский театр Русской драмы. К этому времени Латвия стала суверенным государством. У него в республике были родственные корни. Ю. де Бур принял решение переселиться в Ригу и получил латвийские паспорта.
Как подбитая птица, Екатерина Осиповна забилась в угол вагона. Вслушивалась в перестук колес, который приближал ее к незнакомому, чужому и, как тогда казалось, захолустному провинциальному городу. Вот и все! Не бывать ей на столичной сцене... Ни в Александринском, ни в любом другом театре Москвы или " Петрограда.
Бунчук сначала решительно отказалась от поездки в Латвию. Зачем ей этот паспорт? Никакой Риги! Будем разводиться! Потом представилось, что Юрий Львович уедет в Ригу один. Еще неизвестно, как он там устроится... Они вместе уже почти 10 лет. Вместе пережили хорошие и трудные дни... И когда его постигла неудача — бросить? Екатерина Осиповна нехотя, но дала согласие на переезд. Только не проходили тоска и горечь. Они усилились еще более, когда, добравшись до места назначения, Бунчук узнала — в труппе четыре ведущие актрисы. Все знаменитости. Но главное театр стоит на пороге банкротства.
Она обошла театр, который помещался в здании Рижского Ла
тышского общества. Увидела маленькую, тесную сцену. Посидела в зале на репетиции и поняла — тут плохая слышимость! С ужасом подытожила: другого театра у тебя не будет! Может быть, и этот закроется... Надо бежать отсюда!
Но Екатерина Бунчук никуда не убежала.
В театре присматривались к новой актрисе. Обсуждали. А та не спешила завязывать близкие знакомства. Оставалась со всеми холодно приветливой и холодно вежливой. С точностью хронометра приходила на репетиции. Но все увидели, что новая актриса отлично знает, что можно делать на сцене и чего нельзя, на работе ведет себя строго и обстоятельно. Она жила в каком-то своем, особом мире и не хотела допускать в него других. Некоторым нравилась ее сдержанность, нелюбовь к суете. Других поведение Бунчук раздражало. Однажды, глядя вслед актрисе, кто-то насмешливо бросил: «Гордячка Екатерина!» Другая продолжила: «Какая еще там Екатерина! Катя! Катя и больше ничего!» Узнав о своем прозвище, Бунчук только усмехнулась.
Открытие сезона в 1924 году Русская драма посвятила 125-летию со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина. Подготовила концертную программу — отрывки из произведений поэта: сцену у фонтана («Борис Годунов»), монолог Барона («Скупой рыцарь»), отрывок из поэмы «Полтава». Тогда впервые вышла на сцену Екатерина Бунчук — в роли Марины Мнишек и Марии. В сезоне играла небольшие роли: жена («Трагедия глупых людей» Г.Запольской), Эльза («Бой бабочек» Г.Зудермана), Елизавета («Собачий вальс» Л.Андреева). Руководство быстро поняло — в театр пришла умная, культурная, внутренне уравновешенная, не допускающая скороспелости актриса. Критика тоже отметила непринужденность игры Бунчук, эффектность ее в любовных сценах, назвала очень красивой. (18)
В 1925 году произошла реорганизация Русской драмы в товарищество «Театр Русской драмы». М.Муратов отказался от антрепризы и уехал. Театр потерпел банкротство. Инициативу проявили актеры. Они решили своими силами отстоять существование Русской драмы, известной уже не только у себя дома, но и по гастролям за границей — в Германии, Бельгии и Голландии, снова получившей приглашение выступить в Париже на Парижской выставке, но ответившей отказом. (19) Труппе было не до гастролей. Организовав товарищество, актеры внесли в его фонд свои сбережения, закладывали драгоценности. Кое-какие средства удалось собрать, но их было недостаточно, чтобы продолжить работу. Театр нуждался в гарантах, благотворителях, в поддержке государственных органов. И тогда правление товарищества попросило члена правления Бунчук взять на себя очень ответственную, но малоприятную, крайне щекотливую миссию — войти в контакт с нужными организациями, отдельными людьми и попытаться добыть для театра дополнительные средства. Это означало добиваться приема у высокопоставленных лиц, суметь договориться с деловыми кругами и еще сделать массу других, не менее сложных ходов. Екатерина Осиповна выслушала своих коллег и без всяких уговоров согласилась выполнить сложное поручение.
В то утро в театре собралась вся труппа. Руководители, чтобы дать в руки «делегатке» нужные документы, еще раз напутствовать. Остальные хотели посмотреть, с каким видом Бунчук пойдет «просить денег». Скрипнула дверь, и вошла «посланница»... И тут у всех захватило дыхание. На пороге стояла красавица, не имеющая ничего общего с «погоревшим» театром. Светская дама стояла на пороге и чуть-чуть насмешливо и немного пренебрежительно смотрела на собравшихся. Такой даме ничего не стоило по- дружески, на равных началах, побеседовать с человеком самого высокого ранга и, конечно, получить от него добровольное пожертвование или солидную заемную сумму. «Командированная» оделась с высшим парижским шиком, без малейшего намека на вульгарность. Даже случайно выбившийся из-под шляпки рыжеватый локон выглядел достойно. Одной рукой она небрежно раскачивала изящнейшую сумочку, другой равнодушно взяла протянутые ей документы.
На другой день весь театр, от мала до велика, знал — Бунчук блестяще провела «рейд», получила то, что требовалось, очаровала представителей делового мира. И все, кому она нравилась и кому не нравилась, поняли — Бунчук не только великолепная актриса, но и преданный друг театра.

ПОЗНАЮ СЕБЯ

Передвижной театр вез в Болгарию прославленные спектакли Е.Полевицкой: «Дворянское гнездо», «Последнюю жертву», «Даму с камелиями». К репертуару, специально для Болгарии, прибавили инсценировку романа И.Тургенева .«Накануне». Ю.Юровскому, помимо ролей Паншина, Дульчина и Армана Дюваля, добавили
Инсарова. Е.Полевицкая работала с ним, не покладая рук. Сам исполнитель буквально содрогался при мысли, что должен представлять профессиональный театр Е.Полевицкой в чужой стране. Какой страшный экзамен предстоит ему сдать! Ю.Юровский в такие минуты забывал, что будет играть вся труппа. Казалось, что он окажется на сцене — на чужой сцене — совсем один со всей своей неопытностью.
Передвижной театр объехал большие и малые города Болгарии: Софию, Пловдив, Тырново, Старую Загору, Русе и др. (20) Гастроли принесли творческий успех и минимум материальных доходов. Местные власти, население сочувственно и сердечно относились к актерам-эмигрантам, но финансами они не располагали. Болгария была бедной страной. Актеры Передвижного театра зарабатывали гроши, на которые еле-еле могли прокормиться. Билеты на спектакли приходилось продавать по заниженным ценам. Более высокая плата местным жителям была не по карману. Идея утвердить русский театр в Болгарии не оправдала себя.
Руководство «Передвижного театра» решило попытать счастья в Германии. Работавший у М.Рейнгардта И.Шмидт имел контакты в театральном мире Берлина. Тогда же Полевицкая и Юровский получили приглашение от немецкого кинообщества «Ufa» сниматься в фильме по роману П.Винниченко «Черная пантера». По- левицкой предстояло сниматься в роли Риты, а Юровскому в роли художника Каневича. Но, по словам Юровского, — Полевицкая в западном кино «не прошла». (21) Тогда И.Шмидт добился разрешения показать русские спектакли в «Deutsche Theater». Е.Полевицкая снова расширила репертуар гастролей. Помимо «Дворянского гнезда», «Последней жертвы», «Дамы с камелиями» решила показать «Грозу» Островского, «Роман» Э.Шельдона, «Черную пантеру» П.Винниченко, «Дни нашей хсизни» и «Екатерину Ивановну» Л.Андреева. В этом репертуаре были новые роли для Юровского: Борис в «Грозе», пастор Армстронг — «Роман» Э.Шельдона, Константин и Стебелев в пьесах Л.Андреева. Новое, немыслимое по количеству ролей испытание! Но молодой актер буквально преклонялся перед своей учительницей, которая уже давно, еще в России, как бы шутя заставляла его готовить новые роли, читать пьесы, думать. Поэтому, хотя Юровского потрясло срочное освоение новых ролей, он знал — они не свалились с неба. Все время шла подготовка выхода актера на большую сцену. Щедрый талант помог молот дому человеку, еще недавно неграмотному в театральном деле, с честью выйти из сложнейшей ситуации. Пресса хотя временами критиковала актера за отсутствие опыта, за мелодраматичность, но в целом признала его способным исполнителем и достойным партнером Е.Полевицкой. (22)
Полевицкая показала спектакли не только в Берлине, их увидели более чем в тридцати городах германской провинции. Труппа выезжала со спектаклями в города Чехословакии, в том числе и в Прагу.
В 1922 году Юровский возвратился в Германию. Его пригласили на роль Сильвио в спектакле-пантомиме «Паяцы» — экспериментальной постановке театра М. Рейнгардта. Спектакль строился на мимике, жестах, движениях, сопровождаемых музыкой Р.Леонкавалло. Главную роль Канио в «Паяцах» исполнял известный немецкий актер Вернер Краус — великолепный импровизатор. В игре он сочетал такие различные стили, как экспрессионизм, рационализм. Одновременно в театре Рейнгардта Юровский работал ассистентом режиссера. Во второй раз после Харькова он снова соприкоснулся с профессией, которая его чрезвычайно интересовала. Самобытный талант Юровского продолжал формироваться. Актер не пропускал ни одной возможности, накапливая на практике то, что не пришлось ему пройти в специальном учебном заведении. Тогда, в Германии, Юровский не представлял себе, что на первый взгляд случайные знания, полученные в Харькове и у М.Рейнгардта, в самое ближайшее время потребуют от него активного и самостоятельного применения их на практике.
В Германии Юровский также успешно снимался в кино. Он обладал фотогеничной внешностью, быстро освоил специфику жанра и стал часто появляться на экране с такими кинозвездами немого кино, как Эва Май, Лий Даговер, Эйжен Брук и др.
Безусловно, устойчивости положения Юровского в Германии способствовала Е.Полевицкая. Но в 1924 году актриса выехала на гастроли в Советскую Россию. Она хотела, чтобы вместе с ней в качестве партнера поехал Ю.Юровский. Он подал заявление на получение визы в консульство СССР, но не получил никакого ответа и Полевицкая уехала одна. Оставшись без поддержки актрисы, Юровский почувствовал, что его статус в Берлине стал меняться. Его по-прежнему приглашали на киносъемки. Но все осложняло отсутствие у Юровского убедительных документов. Его единственным удостоверением личности был паспорт-сертифи
кат, который не устраивал местную полицию. В ее глазах Юровский был случайным приезжим, фактически не имеющим никаких прав. В этой ситуации он начал поиски постоянной работы за пределами Германии.

САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ

Теперь каждое утро Юровский проходил через старинный парк. Знал, что он называется Верманским. Любовался его осенним золотым нарядом, доходил до миниатюрного старинного павильона с колоннами и шел в глубь здания — к маленькой, точно игрушечной сцене. (23) Там он встречал хрупкую женщину с огромными, горящими энергией черными глазами, закутанную в серый шелк, Екатерину Рощину-Инсарову, которую называли великой, теперь основательницу Камерного театра в Риге.
Рига. Ю.Юровский приехал сюда осенью 1924 года по приглашению Е.Рощиной-Инсаровой, хотя собирался в этот город, получив совсем другое приглашение и в другой театр. В поисках постоянной работы летом 1924 года он послал запрос руководителю Русской драмы М.Муратову, которого знал давно, и вскоре получил положительный ответ: «Дорогой Юрочка! Очень бы хотелось поработать с- Вами, и если Вам эта перспектива улыбается, то немедленно телеграфируйте согласие...». (24) М.Муратов обещал выгодные условия, и Юровский стал собираться в путь, не зная о кризисном положении Русской драмы. Был страшно огорчен, когда пришло^от М.Муратова новое уведомление с отказом. (25) Но в это время пришло приглашение от Е. Рощиной-Инсаровой, и он все-таки уехал в Ригу, поступил в труппу создаваемого актрисой Камерного театра. Скоро Юровский понял, что и в том, и в другом театре создалось шаткое финансовое положение. Но ехать было больше некуда. Он мог возвратиться в Россию, но не хотел этого. Юровский остался в Риге.
Он приехал на новое место не с пустыми руками. За плечами почти десятилетняя практика под пристальным вниманием Е.Полевицкой, Н.Собольщикова-Самарина. Практика с ответственными гастролями, участие в кинофильмах, знакомство с режиссерской работой. Юровский стал профессиональным актером, еще не вполне опытным, но с прекрасными задатками. Он мог любому театру представить великолепный репертуар, кино научило его лаконизму, дало хорошо развитую мимику. В Риге оцени
ли и сценический багаж, и благоприятные внешние данные.
В Риге Юровский сразу же активно взялся за работу. Он не только успешно выступил в Камерном театре как актер, причем в больших ответственных ролях: Рогожин («Идиот»), Побяржин («Вера Мурцева» Л.Урванцова). Зрители с восторгом приняли его романтического Иошку-музыканта («Певец своей печали» О.Дымова). Юровский занялся режиссурой — поставил пьесу О.Дымова, «Мечту любви» А. Косоротова, «Счастье» Брамсона.
Как-то после спектакля к Юровскому подошла группа латышской молодежи. «Мы занимались в студии Бируты Скуениеце. (26) Во главе со своей руководительницей создали «Интимный театр», его главное направление — глубокое психологическое переживание, создание четкой сценической формы. Наша преподавательница считала — правдивое видение мира порождает правдивое отображение на сцене. Но «Интимный театр» закрыли за долги. А мы по-прежнему держимся вместе, хотим работать дальше и ищем нового руководителя. Пожалуйста, займитесь с нами. Мы так хотим создать свой театр». Молодые люди в будущем стали известными деятелями латышской сцены: Эдгар Зиле, Гиртс Бумбиерис, Лония Карливане, Олга Матисоне (Айнаре), Николай Мурниекс. Последний, будучи уже главным режиссером Лиепайского театра и известным актером, в своих воспоминаниях писал: «В то время в Риге основали второй русский театр — Камерный, в ансамбле этого театра мы увидели молодого, своеобразного и яркого актера Юрия Юровского. Он и стал руководителем нашего коллектива. Так появилась студия Юровского. Наступило время необычных и интенсивных занятий». (27)
Юровский согласился заниматься с молодежью. Но тут ему пришлось вспомнить времена, когда он сам добивался хорошего произношения по-русски. Теперь новоиспеченный педагог взялся за изучение латышского языка. Его незнание затрудняло занятия, и стоит особо отметить, что Юровский быстро и превосходно овладел этим языком. Как говорится, «помог» несчастный случай. Педагог сломал ногу и долгое время был прикован к постели. Занятия проводили на его квартире по улице Антонияс. Юровский вел их по программе драматических студий: этюды, отрывки стихотворений, сцены из пьес. Большое внимание он обращал на взаимодействие с партнерами. «Мы много беседовали, — рассказывал актер Национального театра Эдгар Зиле. — В этих беседах Юровский умел заражать нас творческой фантазией. Будучи одарен большим сценическим обаянием, он раскрывал и душевную чистоту молодого человека, и самые отрицательные черты зрелого мужа...». (28) Вскоре студийцы захотели создать более фундаментальную работу — поставить пьесу. Выбрали «Сверчок на печи» Ч.Диккенса. Создав спектакль, студийцы стали искать возможность выступить перед зрителями. Удалось связаться с безалкогольным обществом «Апзиня» и показать на его сцене «Сверчка». Успех породил реальную идею создать театр.
В 1926 году такой театр открылся в деревянном домике по улице Тербатас, 64 — Рабочий театр. Он получил такое название потому, что все его участники имели основную работу в других учреждениях. Первое время актеры театра не получали жалования. Театром руководил специальный орган — Совет, председателем которого был поэт Райнис. Первый спектакль «Ученик дьявола» Б. Шоу. На спектакле присутствовали деятели литературы и искусства. Среди них: Э.Смильгис, А.Упитс, Я.Судрабкалнс. (29) К группе воспитанников Ю.Юровского вскоре присоединилась группа из Народного университета и сформировалась большая труппа. В нее вошли: JI.Баумане, Л.Шмитс, О.Старка-Стендере, Карлис Винтерс (Берзайс) и др. Вместе с пополнением в Рабочий театр пришли опытные режиссеры К.Вейцс, Я.Заринып, О.Бормане, Т.Лацис. Рабочий театр просуществовал восемь лет и был закрыт после переворота 15 мая 1934 года. Ю.Юровский — один из создателей Рабочего театра — был с ним до последнего сезона.

РОЖДЕНИЕ ДИАЛОГА

В 1925 году закрылся Камерный театр Е. Рощиной-Инсаровой. Из всех существовавших в тот год русских творческих объединений Русская драма единственная получила государственную дотацию. Ю.Юровский стал пайщиком реорганизованного в товарищество театра. Приветливый, предупредительный с окружающими, Юровский не отличался откровенностью, не любил в кулуарах обсуждать театральные дела. В конечном итоге для окружающих он оставался «вещью в себе». Но в театральном деле, в непосредственной творческой работе Юровский стремился все познать, почувствовать, изведать. Ему хотелось изучить все — до последнего гвоздя. И он добивался своего. Говорили, что его всегда подстерегает счастливый случай и он без особых усилий получает желаемое. Но на самом деле каждый счастливый случай в его жизни напоминал золотой слиток, который обретает настоящую цену после тщательной обработки. Каждый счастливый случай давался Юровскому после поистине каторжной работы, после жестокой самокритики, после тщательных доработок. Только тогда Юровский вносил этот «счастливый случай» в список своих успехов.
Общность творческих взглядов, требовательность к своей работе и всепоглощающая любовь к театру способствовали тому, что Е.Бунчук и Ю.Юровский быстро нашли общий язык. Их знакомство не отличалось оригинальностью. Оказалось, в недалеком прошлом пути обоих актеров не раз скрещивались, но только в разное время. Она работала в Московском драматическом, в Харькове у Н.Синельникова, в Ростове-на-Дону. Только враставшие в почву Русской драмы, два земляка, оказавшиеся на чужбине, они вспоминали репетиции Н.Синельникова, сидевшего в плетеной купальной кабине, жуткого Павла I — И.Певцова, увиденного в Москве. Оба по-прежнему вздыхали, что не сумели закрепиться на столичной сцене.
Оба знали и то, что партнеры могут оказаться средненькими, просто хорошими, терпимыми, плохими. Но очень хотелось, чтобы к встрече с партнером надо было бы готовиться, как на первое свидание.
Опыт у обоих был совершенно различный. Юровский, не имевший какой-либо школы, но талантливый практик. Послесыгран- ного недавно романтичного образа Йошки у Юровского появились сотни поклонниц и поклонников. Пресса благожелательно называла Юровского лирическим тенором труппы, хвалила свежее дарование актера, но напоминала и о неопытности, сомневалась в его способности создавать образы высокой драмы. Но актер стремился добиться признания именно в этой области. (30)
Бунчук прошла основательную школу, проверила ее на опыте. В одном из немногих интервью, опубликованных после приезда актрисы в Ригу, она дала конкретную, лаконичную творческую программу, явно сознавая свои возможности: «Моя любимая роль та, в которой я могу меньше всего быть собой, исполнение которой дает мне возможность жить другой, не обыкновенной жизнью Екатерины Бунчук». (31)
С желания «не быть собой» начиналась творческая биография Бунчук. Едва переступив порог двадцатилетия, она получила труднейшую роль, можно сказать немыслимую для ее возраста — Елизавету Английскую в одноименной пьесе Ф.Брукнера. На большом отрезке этого произведения героине следовало играть 78-летнюю старуху. Актрисе-девочке нужно было перевоплотиться в женщину, отжившую свой век. Бунчук с блеском выполнила эту задачу и была в восторге, что зрители так и не заметили ее настоящего возраста.
Впоследствии Бунчук вновь получила возможность повторить
подобный опыт. Эту работу она восприняла, как подарок. Актриса стала старше, но до настоящей старости ей было далеко. Репетируя Елизавету Английскую, Бунчук так увлеклась, что закончила генеральную репетицию в 7 часов утра дня премьеры, которую провела блестяще. (32)
В 1926 году в Ригу приехал режиссер И.Шмидт и поставил в Русской драме комедию «Усмирение (Укрощение) строптивой». Роли Катарины и Петручио играли Бунчук и Юровский. Эта работа для них — один из первых случаев очень сложного партнерства. Предстояло определить степень восприятия друг друга и степень подчинения другого своей воле. В этом смысле шекспировская пьеса давала необъятные возможности.
Петручио — типичный «мужской характер», будто вытесанный из сверхпрочного материала. От равенства сил в единоборстве этого крепыша и девушки со столь же несгибаемым характером зависел успех спектакля. Спектакль «Укрощение строптивой» имел прямое отношение к высокой драме, освоить которую так стремился Юровский. В данной ситуации представилась возможность уйти от самого себя, проявить силу, достойную именно высокой драматургии.
Прежде чем выйти на сцену, Юровский по-своему сживался с ролью, готовил для нее старательно продуманный и тщательно подобранный материал. (33) У Юровского был «его» способ. Готовясь к роли, он собирал побочные средства. Видимо, в данном случае Юровскому помог собственноручно сделанный альбом с набросками различный типажей, зарисовок, мимики. Впоследствии актер собрал множество подобных материалов: виды городов, пейзажи, различные архитектурные сооружения, лица, удивительно красивые и уродливые, портреты писателей, ученых, государственных деятелей, наброски художников и пр. К спектаклю «Укрощение строптивой» Юровский явно использовал рабочий эскиз художника Юрия Рыковского — молодой мужчина в лилово-зеленом одеянии эпохи Возрождения, хмурый, тяжеловатый, себе на уме, привыкший выполнять задуманное, подчинять себе людей.
Бунчук же, как считала критика той поры, активно не готовилась к роли, ей помогало удивительное художественное чутье. В свободные от репетиций минуты актриса устраивалась на стуле в укромном уголке театра — нога на ногу. Курила. Пристально смотрела перед собой, ничего не видя. А в это время усиленно работала голова: что получилось, что надо отбросить, что сказал режиссер, чего не хватает... Все эти мысли никак не отражались на ее лице.
На самом деле шла тщательная примерка роли. Кончался перерыв, актриса выходила на сцену и вдруг крупным планом показывала, что созрело во время сидения в углу — ка- кую-то черту, саму по себе ничего не значащую, а в контексте оживлявшую всю роль.
В день премьеры «Укрощения строптивой» на сцене разыгрался диалог-дуэль. Точно космическая сила столкнула двух неукротимых. Оба равноценны, оба интуитивно чувствуют каждый последующий шаг противника. В этом дуэте оба актера «спелись». Родились два мощных характера высокой драмы и образец убедительной сценической формы. (34)
Бунчук признали как актрису на большие и сложные роли. Но к этому признанию необходимо добавить — актриса никогда не оставалась равнодушной к ролям второстепенным, эпизодическим, с минимумом текста. Она любила их, как маленьких детей, которых надо чему-то научить, подбодрить, осознать свое значение. Актриса подвергала подобные роли филигранной отделке, и очень часто работа такого рода в ее исполнении обретала в спектакле первостепенное значение. Бросалась в глаза зяая, сумрачная выразительность Клавдии («Дети Ванюшиных» С.Найденова). Тихо, точно крадучись, двигалась фигура в черном, уродливая, с бледным лицом, с перекошенными тонкими ядовитыми губами. Малозаметная в пьесе, Клавдия в интерпретации Бунчук становилась центром спектакля. (35) Бунчук умела пьесу-пустячок — а они нередко попадали в репертуар — наполнить одухотворенностью. Мэри Марло («Секрет счастливого брака» Р.Безнера), безмятежная, уверенная в своей неотразимости, вдруг поражала скупым, целомудренным жестом, детской застенчивостью, и от этого весь спектакль обретал духовность. (36)
Актриса поразительно шаржировала. Она не жалела себя, делая видимой фамилию персонажа. Надутая, довольная собой, тупоголовая завторготделом Бочкарева («Платон Кречет» А.Корнейчука) очень походила на бочонок, прическа корреспондентки Вейс («Неблагодарная роль» А.Файко) невольно напомнила нелепости ее похождений. (37) Гвоздем сезона стала «Зойкина квартира» М.Булгакова с Бунчук в главной роли. «Такая умная, такая чуткая» бывшая дама задумала «во имя великой любви» создать притон. Это уже тонко, искусно и зло, не игногируя булгаковской психологии, очерченный шарж.
Юровский, самоучка-практик, мужал не по дням, а по часам. Между мягким лирическим образом Иошки-музыканта, созданным после приезда в Ригу в Камерном театре, и ролями, показанными уже в первые сезоны в Русской драме, лежала пропасть. Актер, любивший удалые характеры, широкие размахи, молодецкую поступь, страстный романтик, научился в короткий срок управлять своим темпераментом. Богатырский размах заменило стремление показать, что человеческие отношения выше всего.
Создавая диалог, Бунчук и Юровский будто нарочно ставили перед собой особо трудные задачи.
«Братья Карамазовы» Ф.Достоевского. Грушенька Бунчук — ясная, наивная, как дитя, и мстительная, хищная и расчетливая пассия. Она менялась мгновенно, неожиданно. Скрытый за фатовской улыбочкой надрыв Мити — Юровского вдруг спонтанно взрывался, а затем в Мокром раскрывались до сих пор неожиданные для Мити нежность и щедрость души.
В той же постановке «Карамазовых» — теперь в роли Катерины Ивановны — Бунчук, вся переполненная сомнениями, подозрениями, доводила Митю-Юровского до униженного смятения. Эти диалоги соответствовали меткой характеристике спектакля, уподобленного тяжелому оркестру, его музыке, взятой в ключ трагического марша.(38)
Но у них складывался диалог и в комедии. «Плоды просвещения» J1.Толстого. Подвижной, дерзкий лакей-ловелас Григорий. С душонкой тоже лакейской. Тут же рядом красуется искусственный цветок, сотканный из шелка, опрысканный духами, — Бетси, очаровательная, но с чрезвычайно недалекая. (39)
И снова JĪТолстой, другого высоко драматического плана, и диалог о Боге в себе. В узенькой, в три аршина горенке ведут его персонажи «Отца Сергия». Купчиха Маковкина поначалу по-дет
ски радуется, так как уверена — пари выиграно, легко и просто она совратит отца Сергия. Лицом к лицу, сердцем к сердцу шла борьба грубой страсти и тонкой духовности.
«Отцы и дети» И.Тургенева. Бунчук и Юровский — Одинцова и Базаров, как образно выразился критик, два эффектных иллюминированных образа. Необходимо добавить — участники очень сложного драматического диалога. На сцене, как и в романе, у Одинцовой очень мало текста. Бунчук получила труднейшую роль, которую надо провести предельно артистично, утонченно, сдержано и с тайной «взрывчаткой». Ей помог партнер — мгновенная вспышка страсти и вдруг неожиданная осечка — звучит реплика Одинцовой о счастье покоя. Состоялся диалог, в котором оба поняли друг друга, — он с душевным драматизмом, она с тайным удовлетворением. (40)
В частых диалогах Бунчук и Юровский научились мгновенно улавливать общие задачи, тонко чувствовать свою взаимосвязь. У них четко выявлялось общее понимание решения своих ролей, когда-то красиво названное концертным.
Они прекрасно чувствовали А.Чехова. Еще в Харькове Бунчук играла всех трех сестер в одноименной пьесе. Потом, в Русской драме, почти во всех постановках и возобновлениях играла Машу. В этой же пьесе Юровский долго не расставался с ролью Прозорова. Были: в «Вишневом саду» Раневская и Петя Трофимов, в «Дяде Ване» — Елена Андреевна и Астров, Иванов и Бабакина в «Иванове». Игра актеров была пронизана чеховской поэзией неумирающих надежд.
История театра Русской драмы, биографии ее актеров окажутся неполными без драматургии А.Островского. В постановках его пьес постоянно звучит диалог Бунчук и Юровского. Десятилетиями они играли «Без вины виноватые» — Кручинина и Незнамов, «Женитьбу Белугина» — Андрей и Елена, потом Кармина, «На всякого мудреца довольно простоты» — Мамаева и Глумов, «Светит да не греет» — Рабачев и Ренева. Это далеко не полный список. Но оба нашли у А.Островского нечто свое, надбытовое. Они отбрасывали многостороннее живописно-картинное воспроизведение мира. Персонажи А.Островского появлялись у них в емких, экономных и насыщенных формах.
Оба не боялись показаться на сцене некрасивыми. Запоминалась женщина с сухим каменным лицом. Оно не знало радости любви, руки женщины будто молили — дайте мне хоть малую долю счастья. Так играла Е.Бунчук «Гувернантку» Ж. Деваля. (41)
Странно подергивалась фигура человека, на лице дикая, кривая
улыбка. В его смехе слышалась то угроза, то детская жалоба — Исидор Бершанский Юровского («Глина в руках горшечника» Т.Драйзера). Актер создал образ больного человека настолько достоверно, что здоровьем исполнителя начали интересоваться врачи. Рижский врач — невропатолог и психиатр Пусеп посчитал, что у Юровского есть признаки эпилепсии. У него при разговоре из слов выпадали те слоги, которые выпадают у людей, пораженных этой болезнью. (42)
Бунчук и Юровский открывали зрителям латышскую классику. Взбалмошный Крустыньш и пылкая Матильда, жаждущая истиной любви Антония и бесхарактерный Алексис, гордый, самолюбивый, страдающий от несправедливости Эдгаре и всепрощающая Кристина — Рудольф Блауманис' и его мир в пьесах «Блудный сын», «Дни портных в Силмачах», «В огне». Вспыхивала страсть, расцветала добрая или ироническая улыбка, побеждала любовь, пригибало к земле горе, а партнеры для своих диалогов в этой драматургии находили не просто обыденную речь, а игру интонаций конкретного языка, не простой разговор, а игру ментальных отношений.
Почти ежедневно, а иногда чаще, наступал момент, когда каждый из участников диалога должен был подчинить другого своей воле, утвердить в его сознании определенную мысль. Тогда включалось небытовое, внеземное, то, что дает человеку ум, интуиция, чувство, эмоции. Появлялись необычные интонации и заставляли. по-особому смотреть друг другу в лицо, в глаза, видеть партнера с ног до головы. Рождалась максимально тонкая чуткость пальцев рук, всего существа и тогда проявляла себя особая форма партнерства — священнодействие, что уже выходило за пределы сцены. Становилось диалогом двух влюбленных душ. Бунчук и Юровскии" оказались из рода тех художников, чья личная жизнь была тесно связана с творчеством. Они продолжали сценический диалог, любя друг друга.

Продолжение следует
___________________________________________
ПРИМЕЧАНИЯ
1.    Витвицкая Вожена. Русская драма. «Осенние скрипки» И.Сургучева. «Рижский курьер». 1922; 21 окт.
2.    Вахрушева Е. Юрий Юровский. Р. 1957
3.    RTMM 181723 -1 J. Bunc R 2/2, 4. 1рр.
4.    RTMM 181723 -1 J. Bunc R 2/2, 4. Ipp.
5.    Вахрушева E. Юрий Юровский. Р. 1957. С. 10.
6.    RTMM 172293, Jur Rl/2
7.    «Сегодня Вечером», 1935, 20 марта
8.    RTMM 171837, Jur D 1/12
9.    Марков П. Театральные портреты. М.-Л. 1939. С. 151.
10.    Вот что писала она ему: «22 мая 1952 года. Вена. Дорогой Юрий! Почти 13 лет прошло с тех пор, как мы с тобой виделись в последний раз. Оглядываясь назад, я считаю, что мой отъезд из Риги - одна из ошибок моей жизни, повлекшая за собой годы несчас-тий. Мне не надо было слушаться совета нашего представителя, а во что бы то ни стало - остаться, как мне говорил и мой инстинкт. Но я тогда была слишком потрясена трагедией Ваниной смерти и не догадалась уничтожить герман(ский) паспорт. Я представляла себе, что я заеду на пару дней в Берлин, переменю паспорт и поежду в Москву. А что получилось? - До сих пор не могу добиться воозвращения, несмотря на упорные хлопоты об этом.
Я пережила за это время и голод, и холод, и полное отчаяние от безвыходности положения. Одна, без работы - одно время жила даже на городское вспомоществование. Моя жизненная сила и оптимизм природы моей спасали меня. В 1943 году я была абсолютно разбомблена в Берлине. Город уничтожали систематически, секторами, по радиусам, и улица горела, как огненная река, с обеих сторон. Я перехала в Вену, где то немногое, необходимое, пересланное еще до берлинского пожара, было уничтожено бомбой, попавшей в пансион, где я поселилась. Пришлось начинать жизнь с самого начала. ...Сохранила в душе моей только старые привязанности...вспоминаю тебя всегда. В «Правде» видела твой портрет Видела тебя в этом году в двух картинах: ВСтреча на Эльбе и Жуковский. Волновалась, глядя, и радовалась - будто повидались...». - ТММ 171987, Jur К 6/5.
11. RTMM 171890 Jur К 7/8
12.    RTMM 171858 Jur D 1/4
13.    RTMM 172293 Jur R 1/2
14.    RTMM 171552 Jur К 7/5
15.    RTMM 172293 Jur R 1/2    *
16.    Юрьев Ю. Записки. Л.-М. 1948. С. 683
17.    Ючъ. Театр Русской драмы. — «Сегодня», 1924. 21 сент.
18.    Театр Русской драмы отказался от поездки в Париж. — «Сегодня вечером», 1925, 23 марта
19 RTMM 172293 Jur R 1/2
20.    RTMM 172293 Jur R 1/2
21.    RTMM 520854 Jur I 14/12
22.    Нынешнее здание Вернисажа
23.    RTMM 171887 Jur К 5/15
24.    RTMM 171561 Jur К 5/16
25.    Скуениеце Бирута, актриса, режиссер, основательница «Интимного театра»
26.    Н. Мурниекс. Рижский Рабочий театр. RTMM 353943 Str.T R 1/8
27.    Зиле Э. Воспоминания. RTMM 393544 Str Т R 1/12
28.    Юровский Ю. Театр Рижских рабочих. RTMM 111023 Str Т D 1/14
29.    Игрок Берншейна. — «Сегодня», 1925, 28 янв.
30.    «Сегодня Вечером», 1924, 5 дек.
31.    «Сегодня», 1931, 10 янв.
32.    «Сегодня Вечером», 1926, 10 февр.
33.    «Сегодня Вечером», 1926, 10 февр.
34.    «Сегодня», 1930, 20 марта
35.    Там же
36.    «Сегодня Вечером», 1937, 3 февр.
37.    Ор. Б. Братья Карамазовы. Из беседы с режиссером Р.Унгерном. —    «Сегодня», 1926. 24 нояб.
38.    Анин Н. «Сегодня», 1927.
39.    Петроний. «Сегодня», 1933, 23 сент.
40.    В. П(астухов). Гувернантка Деваля. — «Сегодня», 1933, 8 окт.
41.    Бор. Ор. Глина в руках горшечника. — «Сегодня вечером», 1929, 17 янв.