РУССКАЯ ШКОЛА В ЛАТВИИ: 1919-1940 гг.

Татьяна Фейгмане

Даугава, 1993, №3

В 20—30-е гг., как и прежде, в Латвии был весьма пестрый националь­ный состав населения. Об этом свидетельствует данные четырех пере­писей1:

 

 

 

 

 

 

 

В процентном отношении основные национальные группы были распределены следующим образом2:

 

 

 

 

 

Как видим, русские составляли самое крупное по численности националь­ное меньшинство. Основная масса русских была сосредоточена в Латгалии (более 70%) и Риге (около 15%). Среди русских рижан, особенно в среде интеллигенции, было довольно много эмигрантов эпохи революции и граж­данской войны в России.

Строительство латвийского государства начиналось в сложных условиях, но уже в политической платформе Народного Совета, выработанной накануне провозглашения независимости, были декларированы права мень­шинств — молодому государству требовалась поддержка со стороны всех народностей, населявших Латвию. Господствующее положение здесь ранее принадлежало русским и немцам. Ситуация изменилась, и как немцам, так и в особенности русским пришлось осознавать свое новое положение — в качестве национального меньшинства. Процесс был не из легких, но первые «декреты» Народного Совета весьма облегчили этот процесс, были достаточно демократичны.

Один из первых законодательных актов Латвийской Республики — «Об организации школ меньшинств». Этот закон определял пределы ав­тономии таких школ: в частности из денежных средств и зданий, выделяемых государством и самоуправлениями школам, пропорциональная часть отводилась школам меньшинств. Разрешалось открывать частные учебные заведения. При Министерстве образования создавались нацио­нальные отделы (белорусский, еврейский, немецкий, польский и русский), начальники которых имели право участвовать в заседаниях Кабинета мини­стров с правом совещательного голоса по вопросам, касающимся культур­ной жизни представляемой ими народности3.

Около десяти лет Русский отдел возглавлял профессор И.Ф.Юпатов (1865—1945), выходец из рижской старообрядческой семьи. Он окончил в Риге Александровскую гимназию, учился в Москве и Петербурге, препода­вал в высших учебных заведениях России, в 1922 г. вернулся в Латвию.

Чем призван был заниматься отдел? Определением сети и открытием русских основных, средних и профессиональных школ; улучшением мате­риального, правового и образовательно-воспитательного уровня учителей, их утверждением и освобождением от службы; подготовкой преподавате­лей для основных школ; контролем за деятельностью школ; материальной и моральной поддержкой русских культурных учреждений4.

Однако фактически в ведении отдела находилась только средняя школа. Должности инспекторов основных школ то вводились, то ликвидировались в зависимости от политической конъюнктуры. Реально — основная школа подчинялась местным самоуправлениям.

Одной из проблем, с которой столкнулась русская школа в 20-е гг., был вопрос об учителях-иностранцах, т.е. не имевших латвийского поддан­ства. Циркуляр Министерства образования от 15 марта 1924 г. предписы­вал сократить число преподавателей, не имевших латвийского подданства, на 75%. К этому времени в русской школе работало 102 учителя-иностранца5.  В список подлежащих увольнению вошли многие уже известные педа­гоги: Е.М.Тихоницкий, Г.И.Тупицын, Н.Н. Кузьминский, Л.И. Жиглевич и др. Только благодаря значительным усилиям русской общественности удалось отстоять большинство учителей.

Еще одна проблема: экзамен по государственному языку. Если в 20-е гг. на это смотрели сквозь пальцы, то позднее знание языка жестко контро­лировалось. Экзамен должны были сдавать все учителя, за исключением тех, кто получил образование в Латвийской Республике или был старше 50 лет.

Одним из примечательнейших событий в жизни учителей и заметным достижением Русского отдела стал съезд работников русских школ Лат­вии, состоявшийся в июне 1924 г. Если в докладах и резолюциях съезда отмечалось, что в отношении основной школы принцип автономии оказался существенно нарушенным, то статус средней школы особых нареканий не вызвал, хотя и за ее судьбу высказывались опасения.

По мнению многих выступавших, русская школа в Латвии среди прочих задач должна была заниматься и приобщением учащихся к национально-культурному преданию, и воспитанием воли и способности продолжать национально-культурную работу. Съезд оказался единственным в истории русского учительства Латвии, далеко не все из его предложений удалось реализовать. Даже в самый благоприятный для русской школы период конца 20-х гг. закон «Об организации школ меньшинств» выполнялся лишь частично. Так, пропорциональные ассигнования на русскую основную школу не были осуществлены. Только в 1926 г. Русскому отделу удалось добиться финансирования профессиональных школ, но суммы на эти цели отпус­кались не как определенные, пропорциональные и постоянные, а как посо­бия из чрезвычайного государственного бюджета.

Вопросы школьного законодательства постоянно подвергались обсужде­нию. Далеко не всем были по душе законы «О просветительныхх учрежде­ниях в Латвии» и «Об организации школ меньшинств в Латвии», принятые в 1919 г. Уже в середине 20-х гг. предпринимались попытки урезать авто­номию. В 1925 г. на обсуждение Сейма был предложен проект нового школьного закона, вызвавший протест всех депутатов от меньшинств. Так, депутат Е.М.Тихоницкий, выступая на заседании правления Союза русских учителей, отметил, что в законопроекте нет даже статьи о школах мень­шинств, об управлении ими. В нем лишь декларируется право меньшинств обучать своих детей на родном языке6.

Законопроект не получил необходимой поддержки в Сейме.

Очередная попытка ограничить права меньшинств была предпринята в начале 30-х гг. Наступление возглавил министр образования А. Кениньш, не скрывавший своей антипатии к школьной автономии. По мнению мини­стра, языком преподавания во всех средних школах, содержащихся госу­дарством или самоуправлениями, должен стать латышский. Программа А. Кениньша встретила сопротивление меньшинств и определенных латыш­ских кругов. В частности, одна из влиятельных латышских газет, орган Крестьянского союза (партия К. Улманиса) «Brīva zeme» полагала, что пред­ложения министра направлены главным образом на облатышивание еврей­ской молодежи. Газета писала, что в случае успеха этой программы местные евреи освоят латышский язык и культуру, даже между собой будут говорить по-латышски, что подобный процесс был характерен для России и Германии, где евреи вошли в культуру большинства. Но в пер­спективе это может привести к проникновению евреев во все политические партии и усилению их влияния в Латвии. Во избежание такого результата предпочтительнее, утверждала газета, чтобы еврейские художники, артисты и журналисты и дальше работали в немецкой и русской культурах, предо­ставив небольшую арену латышской культуры латышской интеллигенции7.

С иных позиций подвергли критике курс А. Кениньша социал-демократы. Так, Фр. Мендерс в газете «Sociāldemokrāts» писал, что все, навязываемое методами держиморды, становится скорее отвратительным, нежели привле­кательным. Поэтому латышская культура должна опасаться последствий, когда по всем подлинно царским методам «национального возрождения» в среду нелатышской молодежи вобьют «латышский дух»8.

Следует отметить, что А. Кениньш отнюдь не настаивал на том, чтобы все средние школы перешли на латышский язык. Но он не допускал и мысли о содержании школ меньшинств на государственный счет, считал абсурдом субсидировать их в соответствии с численностью русских, нем­цев, евреев и т. д. Об этом же говорил и проф. Л.Адамович: в демокра­тическом государстве каждый гражданин имеет право на образование на родном языке, но должно ли государство содействовать этому своими средствами? Он предлагал упразднить закон 1919 г., ликвидировать отделы меньшинств и учредить вместо них при Школьном департаменте должно­сти референтов.

С недоумением отнеслась русская печать к заявлению депутата К. Скалбе: «...Мы дружественно зовем к себе меньшинства, но они сами хотят себя изолировать. Непонятно, почему инородческая молодежь хочет оста­ваться в стенах своей национальной культуры»9.

Как известно, стремление А.Кениньша реорганизовать школьную жизнь успехом не увенчалось, а сам он в 1933 г. вынужден был уйти в отставку. Но многое из того, что противникам школьной автономии не удавалось достичь в условиях парламентаризма, весьма скоро было реализовано в условиях авторитарного режима К. Улманиса.

Уже 12 июля 1934 г. был принят новый закон «О народном образова­нии»10. Этим законом и последующими актами школьная автономия была ликвидирована. Правительственным распоряжением от 17 июля 1934 г. упразднялись все отделы меньшинств. Вместо них в Школьном департамен­те были введены должности референтов, полномочия которых были не­сопоставимы с теми, которыми обладали прежде начальники отделов11. Референтом по русским школам был назначен бывший депутат Сейма С.И.Трофимов (1894 — расстрелян под Ригой в 1941).

Одним из проявлений нового закона явилась инструкция «О распреде­лении учащихся по национальностям»12. Согласно этому документу дети, у которых один из родителей принадлежал к коренной нации, должны были учиться в латышской школе. Дети же меньшинств могли учиться в школах только той народности, к какой принадлежали их родители. Если же дети не владели языком своей народности, то они должны были учить­ся в школе с государственным языком. Эта инструкция не касалась только учеников выпускных классов.

Инструкция заставила многих учащихся поменять школу и язык обуче­ния. В особенности она затронула русские школы, где был наиболее пест­рый состав учащихся. Продолжать учебу в школе (в обход инструкции) можно было только с разрешения министра образования. Первоначально отношение к подобным просьбам было снисходительным, но впоследствии существенно ужесточилось. Напимер, в конце 1939 г. была отклонена просьба некоего В. Белинского, дочь которого воспитывалась исключитель­но им, поскольку мать (латышка) оставила дочь во младенчестве. Потребо­вался шестимесячный срок и ряд повторных прошений, чтобы разрешить девочке учиться в русской гимназии.

Порой дело принимало курьезный оборот. Так, у одной из учениц роди­тели были русские. Но отец умер, мать вышла замуж за латыша, который дал девочке свою фамилию. В итоге, пришлось доказывать право ребенка на обучение в русской гимназии.

Школьное образование в Латвии включало: а) домашнее или дошколь­ное обучение, б) основную школу (I—IV классы) и в) дополнительную школу (V—VI классы). Обучение в средней школе было необязательным.

В 20—30-е гг. в области основного образования были достигнуты извест­ные успехи. В частности, если в 1922/23 учебном году обучалось в народных школах 13 095 русских учащихся, то в 1936/37 — 32 397, причем непосредст­венно в русских народных школах лишь 18 641 13. Русские составляли самую большую инородческую группу в латышских школах.

Хотя процент грамотных среди русских и белорусов увеличивался быст­рыми темпами, все же они по этому показателю оставались на последних местах среди других народов, населявших Латвию. Особенно тяжелым было положение в Латгалии, где значительная часть русских принадлежала к малоимущим слоям. К тому же ввиду особенностей исторического разви­тия края школьная сеть здесь была развита слабее, чем в других областях Латвии.

Следует отметить, что, особенно в сельской местности, дети часто пре­кращали свое образование, овладев элементарной грамотой и счетом. Сказывалась и отдаленность школ от места жительства учащихся. Шести­классную основную школу оканчивали немногие. Например, в 1925/26 учеб­ном году ее окончил 341 русский учащийся, в 1930/31 — 496, в 1936/37—I 559 учащихся14.

Говоря о постановке русского основного образования в Латвии, нельзя не видеть разницы в его уровне в отдельных регионах и отдельных шко­лах. Безусловно, нельзя сравнивать уровень рижских основных школ с высококвалифицированным составом педагогов и сельских школ в отдален­ных уголках Латгалии. В Риге работали такие известные педагоги, как А.М.Иовлев, 3.А. Коленцева, М.М.Матвеев, Н.О.Орлова, К.И.Перов, П.Г.Платищенский, Б.Н.Шалфеев, И.Г.Шершунов и многие другие.

Отставание в области основного образования обуславливало дальнейшее отставание русских и в области среднего образования. По данным «Рус­ского ежегодника на 1938 год», на тысячу русских граждан Латвии при­ходилось только 7 учащихся, продолжавших образование после основной школы, у латышей же эта цифра составляла — 18, у поляков — 12, у немцев — 29, у евреев — 30. Можно привести и другое сравнение: у рус­ских продолжали образование каждый 22-й ученик основной школы, у латы­шей — каждый 14-й, у поляков — 9-й, у немцев и евреев каждый 4-й 15.

Не следует забывать и о том, что среднее образование было платньм.  В частных гимназиях ежегодная плата составляла 200—250 латов. Причем здесь надо было платить и за обучение в классах основной школы. В Риж­ской городской русской гимназии плата составляла 70 латов в год. В Даугавпилсской правительственной гимназии в конце 30-х гг. надо было пла­тить за обучение 120 латов в год. Но в РГРГ, так же как и в правительст­венных гимназиях, многие учащиеся из малоимущих семей освобождались от взноса. В частных гимназиях также были случаи освобождения от платы. Таким образом, даже дети из бедных семей могли получить среднее обра­зование.

Число русских гимназий и количество учащихся в них претерпело силь­ные изменения 16:

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Как видим, наибольшее количество средних школ приходится на начало 20-х гг. Но во многих из них процент собственно русских учащихся был весьма мал (см. ниже таблицу 17).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В середине 20-х гг. после длительной дискуссии, развернувшейся между Русским и Еврейским отделами Мини­стерства образования, часть школ была передана в ведение Еврейского отдела или Общего департамента. Дальнейшее сокращение школ было связано как с экономическими трудностями, так и с государственной по­литикой. К концу 30-х гг. в Латвии остались две русские правительственные гимназии в Риге, и Резекне, а также русский комплект при 2-й Даугавпилсской правительственной гимназии. Количество учащихся в русских школах продолжало падать и в 1939/40 учебном году составило 471 плюс 97 уча­щихся в Даугавпилсском русском комплекте18.

Более наглядно позволит представить картину история некоторых русских гимназий.

Рижская городская русская средняя школа с 1929/30учебного года Рижская городская русская гимназия). Официальная дата ее основания — 15 января 1919 г., но школа считала себя преемницей Рижской Ломоно­совской женской гимназии. Под этим именем она значилась и значится в рижской культурной среде. Ломоносовская гимназия возникла в Риге в 1868 г., в год столетия со дня смерти М.В.Ломоносова. Одним из ее создателей был известный историк, просветитель, редактор газеты «Риж­ский вестник» Е.В.Чешихин. В 70-е гг. в значительной мере на средства пожертвователей и самой школы для нее было построено специальное здание по б. Наследника, 29 (ныне б. Райниса, 29; к настоящему времени здание существенно изменилось. В нем расположен Вычислительный центр- ЛУ). В 1915 г., в связи с приближением линии фронта, гимназия эвакуи­ровалась в г. Геническ Таврической губернии, откуда в Ригу не вернулась.

С лета 1919 г. школа находилась в ведении Рижского городского само­управления. Хотя в августе 1919 г. городская управа отвела ей здание б. Ломоносовской гимназии, как бы признав тем самым некоторую связь между этими учебными заведениями, вскоре возникли трудности с дока­зательством реальной правопреемственности. Осложняли положение и ску­дость городского бюджета, и выступления в ряде латышских изданий о якобы нелояльном отношении школы к преподаванию в ней государствен­ного языка и преднамеренной русификации нерусских детей, обучавших­ся в ней. В ответ на эти обвинения в русской печати появились статьи в защиту школы. Бывший в то время начальником Русского отдела Ф.А.Эрн в одном из майских номеров газеты «Сегодня» за 1921 г. заявил, что о преднамеренной русификации латышских и еврейских детей в школе не может быть и речи. Представителей других национальностей никто не за­ставляет учиться в русской школе, куда прежде всего принимаются рус­ские учащиеся. По мнению Ф. А. Эрна, вообще принцип насильственного закрепления учащихся в школах по национальной принадлежности недопу­стим: до такого не додумалось даже царское правительство. «Надо надеять­ся, — писал Ф. А. Эрн, — что правительство молодой демократической Латвии не пойдет по этому опасному пути, на который его толкают слиш­ком ярые националисты»19.

Опасения за судьбу школы были высказаны и в статье ее директора А.П.Моссаковского. «Нет спора — город переживает тяжелый финансо­вый кризис, но русское общество не может и не вправе мириться с тем, чтобы городские финансы поправлялись... за счет именно русской школы и русского населения.., Мы не добиваемся никаких льгот и преимуществ ...но с нашей стороны было бы грехом, преступной небрежностью и до­казательством политической и национальной незрелости поступиться чем- нибудь из того, что нам представляется нашим неотъемлемым правом.

Ни на волос больше, но и ни на волос меньше, чем другим. Это твердо должно быть усвоено как нами, так и теми, от кого зависит судьба школы»20.

Школа осталась в ведении город­ского самоуправления, средства на нее по-прежнему выделялись, но ре­шением Кабинета министров от 14 августа 1923 г. здание школы было передано одной из правительствен­ных латышских гимназий. Как вспо­минает бывший ее ученик Б. В. Плюханов, «школа по существу стала бездомной. Я лично сдавал вступи­тельные экзамены в старом здании школы по б. Райниса, 29. Потом шко­ла размещалась в здании 2-й гимназии (ул. Кр. Валдемара, 1) и в зда­нии 3-й гимназии (Кр. Валдемара, 2, ныне там 17-я средняя школа). На­конец, последние два года мы учи­лись в здании Латышской основной школы по б. Кронвальда, 8 (теперь там Мореходное училище). По окон­чании школы в 1929 г. мы участво­вали в ее переезде в новое поме­щение по ул. Акас, 10. До этого все 6 лет мы занимались во вторую смену».

Шесть лет проработала школа в здании на ул. Акас, 10 (ныне здесь расположена 23-я средняя школа), считаясь одним из наиболее престиж­ных учебных заведений Риги.

В чем же состоял феномен гимназии? Вероятно, он определялся не только традицией, но и способностью сохранить и упрочить уровень об­разования и воспитания своих питомцев. В Ломоносовской гимназии со­брался цвет педагогов. Такого созвездия имен не было ни в одной другой русской гимназии. Думается, что наибольшая заслуга в создании такого замечательного коллектива принадлежала директору школы (с 1921 г.) Адриану Павловичу Моссаковскому (1871—1939). Он родился на Волыни, окончил Петербургский университет, еще до войны работал в учебных заведениях Либавы (Лиепая) и Риги. Был деятельным членом «Рижского педагогического общества» и последним его председателем. В Латвийской Республике А.П.Моссаковский активно участвовал в общественной жизни, был членом правления «Союза русских учителей» и «Русского просвети­тельного общества», являлся одним из организаторов Дней русской куль­туры.

Пожалуй, именно А.П.Моссаковскому принадлежит заслуга в подборе педагогов. Здесь работали: словесник Д.П.Тихомиров (1880—1963), гео­граф Г.И.Тупицын (1885—1966), естествовед Н.Н.Кузминский (1881—1945), математик Я. А.Серафимов (1884—1949), физики И. И.Баталин (1882—1954) и А. Ф. Булатов (1882—1955), учитель рисования Н.Р.Роминский (1868— 1943), преподавательница латышского языка А. И. Ратерман-Бирнбаум и др.

Первым директором школы, в 1919—1921 гг., был Иван Иванович Келер (1873—1944). Уроженец Могилевской губернии, детство и юность он провел в Риге. По окончании Московского университета стал работать учите­лем в Ломоносовской гимназии. Преподавал историю, еще до революции издал несколько учебников.

Недолгое время в 1921 г. пробыл директором гимназии Федор Александ­рович Эрн (1863—1926), выпускник Петербургского университета, с 1889 г. учитель Рижской городской гимназии и ряда частных учебных заведений. С началом войны Ф.А.Эрн эвакуировался в Псковскую губернию. В ав­густе 1919 г. был приглашен в качестве министра народного просвещения в состав Северо-западного правительства. В 1920 г. Ф.А.Эрн вернулся в Ригу и продолжил педагогическую практику. Его записки «40 лет жизни русского интеллигента» были посмертно опубликованы в рижской газете «Слово». В них, в частности, он весьма критически оценивал проводившуюся Россией политику русификации края. Эта политика «воспитала в местном населении лишь ненависть к русскому правительству, и, к сожалению, эта ненависть и враждебность в настоящее время многими латышами-националистами переносится и на все, что так или иначе напоминает о временах русификации: на русский народ в целом, на русский язык, русскую ли­тературу, искусство и пр»21.

Замечательным явлением в жизни гимназии был состоявший из ряда специальных секций культурно-просветительный кружок, первым предсе­дателем которого был гимназист Б.Карцев. В 1922—1931 гг. кружок даже издавал типографским способом журнал «Школьные годы» — гордость ломоносовцев. Под руководством А.П.Моссаковского была организована драматическая секция, в становление которой значительный вклад внес популярный актер и режиссер Русской драмы Ю.Яковлев. Литературная секция издавала рукописный журнал «Молодые силы».

Среди выпускников гимназии были писатели и журналисты — И. Чиннов, Л.Зуров, Н. Истомин, А.Перов, художники — Г.Круглое, Г.Матвеев, М.Якоби, скульптор Л.Буковский, музыканты — Н.Качалов, Д.Кульков, А.Федоров, балерина В. Риекстинь, юристы — Д.Буковский, Б.Карцев, А.Кпявиньш, А.Лабутин, Б.Плюханов, языковед М.Семенова, литературовед Н.Либталь...

«Все ломоносовцы отличались восторженной любовью и гордостью за свою гимназию и своих учителей, — вспоминает ее выпускница Н.Либталь (в замужестве Кравченок, Фелдмане). — Любовь к своей «alma mater» не угасала и после ее окончания. Поэтому неудивительно, что в течение семи десятков лет ломоносовцы почти ежегодно собирались вместе отмечать очередную годовщину своей давно ликвидированной (в 1935 г.) гимназии. До 1940 г. встречались в своем абитуриентском обществе, а после войны не раз собирались запросто на квартире у бывших преподавателей (А. Ф. Булатова, Г.И.Тупицына). Потом уже стали снимать помещение для этих встреч, которые проводились ежегодно вплоть до 1990 г.».

Но вернемся в 1935 г. К этому времени школа выпустила около 800 че­ловек. 13 февраля 1935 г. решением городской управы сокращалось фи­нансирование школы. Таким образом ее судьба была предрешена. Рас­поряжением министра образования А. Тентелиса с 1 сентября 1935 г. РГРГ закрывалась, а ее директор А.П.Моссаковский и учителя освобож­дались от занимаемых должностей22. В июле с просьбой сохранить школу обратились к К.Улманису представители почти всех действовавших тогда русских молодежных организаций: «Общество выпускников правительствен­ной гимназии», «Общество русских студентов Латвийского университета», корпорации «Ruthenia», «Sororitas Tatiana», «Fraternitas Rossica», «Русский со­кол», «Русская сокольня», представители старообрядческой молодежи23. Но решение о закрытии гимназии осталось неизменным. Еще долгие годы русские рижане с горечью и обидой вспоминали это событие, воспринимая его как очевидный, несправедливый и тяжелый удар по русскому мень­шинству в Латвии.

Рижская правительственная русская гимназия. Когда-то одна из пяти, со­державшихся правительством русских средних школ в Латвии. Гимназия возникла в 1922 г., располагалась в небольшом помещении по ул. Лачплеша, 108 и обслуживала главным образом молодежь Московского форштадта. Ее основателем и первым директором был  Е.М.Тихоницкий (1875 — депортирован в Сибирь и погиб там в 1942 г. ). Однако в 1924 г., как не имевший еще латвийского подданства, он уступил свой пост Ю.Д.Новоселову (1873—1955). Выпускник Московского университета Ю.Д.Новоселов рабо­тал в рижских гимназиях еще до войны, был известен не только как педа­гог, но и как этнограф, автор учебников географии для русских и латыш­ских школ. Последним директором гимназии был словесник  Г.П.Гербаненко (1875—1948). Волею судеб меньшая по размерам и более слабая Правительственная гимназия поглотила РГРГ. Осенью 1935 г. гимназия пере­шла на ул. Акас, 10. На 15 октября 1935 г. в ней обучался 331 учащийся. Из них 100 были учениками Правительственной гимназии, 205 перешли из РГРГ, 25 — из Рижской русской практической гимназии, 1 — из Лудзенской правительственной русской гимназии24.  Гимназия оказалась переполненной, положение усугублялось еще и тем, что латышские гимназии также оказа­лись перегружены.

Летом 1938 г. городская управа под предлогом ремонта предложила гимназии вернуться в свое старое помещение, что та категорически отка­залась сделать. В мае 1939 г. рижский городской голова Р.Лиепиньш вновь обратился в Министерство образования с предложением о переводе гимназии: данное помещение необходимо для латышской и еврейской основных школ, расширения ремесленной школы25. Несмотря на протесты родителей учащихся и русской общественности, школе пришлось переехать в новое помещение на ул. Гайзиня, 3.

Нельзя не отметить, что учащиеся Рижской русской правительственной гимназии после закрытия РГРГ считали себя ломоносовцами и продолжате­лями их традиций.

Даугавпилсская русская гимназия. Основана в 1921 г. Ее первым дирек­тором был В.Калашников, затем — К.Кулеев. В 1929 г. это была самая крупная из числа правительственных русских гимназий — в ней было 8 классов, 238 учащихся и 18 преподавателей26. Однако в 1935 г. гимназия была закрыта, и для региона с большим массивом русского населения был оставлен только русский комплект при 2-й Даугавпилсской правительствен­ной гимназии27.

Резекненская русская гимназия. Создана в 1921 г. Одна из наиболее благоустроенных и стабильно работавших русских гимназий в Латвии. В 1929 г. в ней было 4 класса, 120 учащихся и 16 преподавателей28. Ее ди­ректором в 30-е гг. был известный в Латвии еще с довоенных времен педагог Иван Петрович Тутышкин (1876—1939).

Яунлатгальская русская гимназия. Просуществовала с 1931 по 1935 г.

Лудзенская русская гимназия. Работала с 1926 по все тот же 1935 г. «В Лудзенской русской гимназии я проучилась три года, — вспоминает Т.И. Павеле (ур. Асташкевич). — Весной 1935 г. наша гимназия, как и большая часть русских средних учебных заведений, была закрыта... Для русской молодежи это было страшным ударом. В Резекне поехали учиться далеко не все мои одноклассники, кое-кто перешел в латышскую гимна­зию там же в Лудзе, часть же вообще осталась без среднего образования. Я поступила в Рижскую правительственную русскую гимназию, которую и закончила в 1937 г.

Прощание со своей старой школой, как я узнала от новых школьных товарищей, у всех проходило очень эмоционально. Я же буду помнить этот горький день до самой своей смерти. На утреннюю молитву в акто­вый зал в этот день явились все педагоги. По их натянутым лицам мы почувствовали что-то неладное. По окончании молитвы директор гимназии Смирнов зачитал приказ министра образования о закрытии гимназии и сказал краткое, весьма содержательное слово. И тут все зарыдали, и педа­гоги и ученики. Так мы и стояли строем, не шевелясь, не перешептываясь, и плакали. Не знаю, сколько минут прошло, пока директор не сказал: «Рас­ходитесь по классам». В обычном порядке мы и разошлись, заговорили только в классах, но из шокового состояния не выходили весь день.

Моя старая гимназия была не только учебным заведением, это был куль­турный центр для всех русских в Лудзе. Здесь регулярно читались научно-популярные лекции, устраивались Дни русской культуры, концерты, бла­готворительные вечера. Душой этих начинаний был прежний директор гим­назии, замечательный педагог и вообще исключительно светлая личность Иван Димитриевич Поляков, который, по непонятным причинам, уже в начале 1934/35 учебного года был снят со своего поста.

С этого времени культурная жизнь русского общества в Лудзе посте­пенно заглохла».

К числу наиболее известных и по­пулярных русских частных гимназий относилась женская гимназия Л. И. Тайловой. Ее владелица, Люд­мила Ивановна Тайлова (1851—1938), родилась в Митаве (Елгаве) в рус­ской купеческой семье. Образова­ние получила в «Höhere Tochterschu­le», поскольку в Прибалтийском крае русских школ тогда еще было мало.

Датой основания гимназии счита­лось 10 января 1884 г., когда Л.И.Тайлова открыла в Риге четы­рехклассное училище для подготов­ки учениц в младшие и средние классы гимназии. Вместе с ней ра­ботали ее сестры — Е.И.Тайлова, О.И.Руцкая, чуть позже к ним при­соединилась и Г. И.Лисицына. В 1902 г. училище было преобразовано в женскую гимназию. В 1911 г. гим­назия перешла в специально для нее построенное помещение по ул. Антонияс, 13. В 1915 г. гимназия эва­куировалась в Москву, но уже в 1918 г. Л.И.Тайлова вернулась в Ригу и возобновила работу в усло­виях немецкой оккупации, когда преподавание в школах было раз­решено только на немецком языке. 20-е годы — новый расцвет гимна­зии. Однако к концу 20-х — началу 30-х гг. положение гимназии стало ухудшаться, число учениц упало до 250—300, да и те в условиях разразившегося кризиса оказались неспо­собны регулярно вносить плату за обучение. Теряло популярность и раздельное обучение. Все это при­вело к тому, что 1 июля 1932 г., за полтора года до полувекового юби­лея гимназии, состоялось последнее заседание педагогического совета29. «Шестьдесят лет я жила поэзией, — говорила Л. И. Тайлова, — теперь для меня наступила проза. Я пошла в школу по призванию. В ней была вся моя радость, вся цель жизни. Теперь я не у дел и мне тяжело»30. Всего аттестат об окончании этой гимназии получили до 1 600 выпуск­ниц31.

Женская гимназия О.Э. Беатер. Первоначально в 1883 г. возникло двухгодичное училище, затем — прогимназия. В 1907 г. О.Э.Беатер, работавшая там, приобретает ее в свою собственность и преобразует в полноправную гимназию. Макси­мума количества учащихся гимназия достигает в середине 20-х гг., затем начинается полоса кризиса. В конеч­ном итоге в 1932 г. на базе бывших гимназий Л.И.Тайловой и О.Э.Беатер возникла Практическая гимна­зия (ул. Бривибас, 40, ныне ул. Бривибас, 72). Но и ее век был недолгим. В 1935 г. ее постигла судьба предшественниц.

Женская гимназия О. Н. Лишиной. Основана в 1908 г. Олимпиадой Никола­евной Лишиной (1875—1961), дочерью помещика Черниговской губернии. Об­разование получила в Одесской гимназии, в Москве серьезно занималась пе­нием. В 1900 г. О.Н.Лишина вместе с мужем переехала в Ригу. Как она вспоминала, неожиданная болезнь мужа заставила ее задуматься над сред­ствами и для себя и для семьи. Итогом ее раздумий явилось открытие гимназии. Первой ученицей, занесенной в списки, была ее собственная дочь32. Располагалась гимназия в небольшом здании на ул. Дзирнаву, 46. Гимназия работала и в период немецкой оккупации, и в месяцы правления правительства П.Стучки. По мере нормализации жизни возвращается ее былая слава. Лицо гимназии определяла прежде всего сама Олимпиада Ни­колаевна. Рядом с ней работала ее дочь Анна Николаевна Сегедей. Еще сегодня бывшие гимназистки вспоминают учителя русского языка и лите­ратуры— Б.Т.Меркулова, учителя истории В.В.Преображенского и мно­гих других.

По воспоминаниям бывшей гимназистки Е.К.Францман (ур. Берзиня) «... О.Н.Лишина была очень доброй, внимательной к огорчению и горю каждого, но умела внушить такое уважение к себе, что мы «трепетали» перед ней, и, как тогда говорили, «обожали» ее.  Даже много лет спустя, когда у нас уже были свои дети, мы приходили с ними к бывшей началь­нице, и она всегда находила, чем порадовать детей.

Два раза в год, в день ее Ангела и день ее смерти, мы, ее ученицы, кто еще остался в живых, собираемся у ее могилы на Покровском кладбище, служим панихиду и вспоминаем ее и гимназию». Е.К.Францман вспоминает также, что «в каждом классе были 1—2 ученицы (дети очень бедных родителей или одиноких матерей), которые учились бесплатно, но никогда ни в чем начальница гимназии не делала различия, обычно даже одноклассницы не знали, кто в классе учится бесплатно».

Первый серьезный удар гимназия испытала На себе в годы экономиче­ского кризиса, затем в период авторитаризма, когда вступил в действие запрет на обучение представителей других национальностей. В 1936 г. гим­назия выпустила 22 ученицы и закрылась33. Это была последняя из мно­жества некогда существовавших в Латвии частных русских гимназий.

Подводя итоги, следует сказать, что в деле русского просвещения в Латвии в 20—30-е гг. были и успехи. Возросло количество детей, посе­щавших школу, заметно увеличился процент грамотных.  Но в 30-е гг. мы видим очевидное сокращение числа русских школ, особенно — средних. Если первоначально это было вызвано, как правило, экономическими при­чинами, то впоследствии — еще и политическими мотивами. Исчезновение целого ряда русских гимназий многих лишило возможности получить об­разование на родном языке, что не могло отрицательно не сказаться на развитии культурного уровня русского населения, особенно — в перспек­тиве; но обучение в латышской школе способствовало интеграции моло­дежи меньшинств, в том числе и русской молодежи, в латышскую среду и культуру.

Примечания

1.Ceturtā tautas skaitīšāna Latvijā 1935. g. R., 1937, 286.-287. lpp.

2. Там же, с. 288.

3. Valdības vēstnesis, 1919, 18. dec.

  4. ЛГИА, ф. 2125, оп. 1, д. 59, л. 11.

5. Там же, д. 161. л. 4.

6. Там же, ф. 4634, оп. 1, д. 3, л. 24.

7. «Brīva zeme», 1932, 18, aug.

8. «Sociāldemokrāts», 1932, 9 sept.

9. «Сегодня вечером», 1933, 19 мая.

10.  Valdības vēstnesis, 1934. 17. jūl.

11.  Там же, 27. jūl.

12.  Там же, 18 aug.

13.  Latvijas kultūras statistika. 1918.—1937. gg. R., 1938, 9., 15., 23., 27. lpp.

14.  Там же, с. 30.

15.  Русский ежегодник на 1938 год. Р., 1937, с. 28.

16.  Latvijas kūltūras statistika, 47., 50., 53. lpp.

17.  ЛГИА. ф. 2125, оп. 1, д. 45, л. 251.

18.  Latvijas skolas 1939./1940. mā­cības gadā. R., 118.—119. lpp.

19.  «Сегодня», 1921, 24 мая.

20.  Там же, 26 мая.

21.  «Слово», 1927. 11 февр.

22.  ЛГИА, Д. 6647, оп. 1, д. 739, л. 31.

23.  Там же, л. 37.

24.  Там же, д. 735, лл. 87—88.

25.  Там же, д. 738, лл. 61, 63.

26.  Там же, ф. 2125, оп. 1, д. 3, л. 24.

27.  Valdības vēstnesis, 1935., 28 aug.

28.  ЛГИА, ф. 2125, оп. 1, д. 33, л. 24.

29.  Там же, ф. 3198, оп. 1, д. 6, л. 16.

30.  «Для Вас», 1934, № 2, с. 9.

31.  «Сегодня», 1932, 20 авг.

32.  «Сегодня вечером», 1933, 12 янв.

33.  ЛГИА, ф. 3189, оп. 1, д. 7, л. 17.