Рижские староверы в период гонений в 40-е – 50-е годы XIX века
Светлана Ковальчук
Статья впервые была опубликована в сборнике «СТАРОВЕРИЕ ЛАТВИИ» в Риге в 2005 году. Ответственный редактор-составитель Илларион Иванович Иванов. В настоящий текст внесены некоторые изменения.
Период правления Николая I ознаменовался изменением политики официальных властей в отношении староверческого населения Балтийской губернии. Особенно репрессии дали о себе знать, начиная с 30-х годов 19 столетия. Генерал—губернатор М. Пален ужесточил условия проживания староверов (запрет вести метрические книги, сомнение в легитимности браков староверов, препятствия при покупке земли и др.), способствовал открытию в Риге Единоверческого храма.
Умеренно жёсткая политика середины 1840-х годов особенно изменилась после 9-й переписи народонаселения Российской империи, проведенной в 1850 году. Преследуя религиозные взгляды староверов, официальные власти получили возможность вмешиваться в частную жизнь, фактически объявив браки староверов вне закона. В результате таких решений староверы оказывались перед фактом резкого ограничения их права наследования имущества. Экономически благополучная часть рижских староверов была поставлена перед проблемой перехода в лоно официальной Православной церкви.
Латвийский государственный исторический архив хранит малоизученный фонд «Канцелярии Начальника Лифляндской Губернии», в котором содержатся бесценные документы, свидетельствующие об истинном положении рижских староверов 30-х—50-х годов 19 столетия.
Александр II действительно освободил староверов от преследований. Начало его царствования было ознаменовано постепенным уменьшением накала «карательных акций» в виде Высочайших Повелений, писем из Министерства внутренних дел, Постановлений Правительствующего Сената. Надо признать, что за годы гонений на рижских староверов Российская власть в лице Балтийского генерал-губернатора князя А. Суворова достигла определенных успехов. И все же, староверие не удалось искоренить.
---
Декабрьские события в Петербурге на Сенатской площади 1825 года вызвали у Николая I устойчивую реакцию недоверия и подозрения с любым проявлением инаковости, несоответствия, несовпадения с общепринятыми государственным стандартам. Ведь под гонения, притеснения, надзор полиции попали представители разных религиозных и христианских направлений, чьи религиозные представления не совпадали принятыми в Российской империи Православными (никонианскими) нормами: не только староверы, но и так называемые раскольники — скопцы, духоборы, молокане, хлысты, субботники или жидовствующие [1].
Уточним термины. В те годы старообрядцами было принято называть тех староверов, которые имели в своих храмах рукоположенных священников и придерживались, таким образом, всех семи христианских Таинств. Их называли поповцами. В Риге поповцев, приехавших их храма при московском Рогожском кладбище, всегда было довольно мало.
Напротив, раскольниками именовались староверы причислявшие себя к федосеевскому толку. Федосеевцев Риги и округа, Причудья именовали исключительно беспоповцами, раскольниками, поскольку они не сохранили всей полноты семи христианских Таинства, придерживались только трёх — крещение, исповедь, молитвенное освящение брака. Федосеевцы, проживавшие в Риге и округе, в Причудье (или в Дерптском округе), стали главным объектом гонений.
Так, к письму князя Суворова от 26 ноября 1851 года прилагалось любопытное для нас извлечение из Постановлений о раскольниках, в котором говориться, что «раскольники (кроме особых сект скопцов и духоборцев) разделяются на две секты поповцы и безпоповцы. Поповцы, не отвергая священства, имеют у себя рукоположенных Архиереем Священников, бежавших из Епархиального ведомства и укрывшихся между поповцами. Чрез этих правильных Священников, хотя беглых, но не лишенных своего сана, поповцы исполняют свои духовные требы, как то: венчание браков, крещение младенцев, отпевание умерших и прочие Таинства Св. Церкви, но только по старым и испорченным переписчиками книгам, и в следствие их погрешностей с некоторыми отступлениями в обрядах от общих уставов Православия. Безпоповцы (к которым принадлежат все раскольники в Остзейском крае обитающие) вовсе не признающие Священства, не признают потребности и обязательности законного брака, блудную жизнь считают дозволенною, перемену женщин, с которыми живут под видом мужа и жены, считают также дозволенною, не приемлют причащения Св. Таинств Тела и Крови Христовой, и обряды верования своего исполняют чрез простых односектаторов, коих они именуют своими наставниками, уставщиками, духовными отцами и тому подобными несвойственными названиями. Но Правительство в этих званиях их не признает, так точно, как не признает действительными и всех обрядов, сими раскольниками совершаемым».
Известно, что пристрастность Николая I к порядку и дисциплине в обществе сказались в систематизации законодательства [2]. Важной составной частью этой работы был вопрос о приведении в соответствующий порядок большого количества законодательных актов, касающихся непосредственно староверов. В итоге все сводилось к тому, что бытие закона, норм поглощало собой видимость свободы вероисповедания, а для конкретного человека это фактически означало отказ от приверженности традиций старого благочестия, ограничение гражданских свобод [3].
Между тем существовали и местные законодательные акты-правила, которые утверждались Балтийскими генерал-губернаторами, регулировавшие отношения официальной власти и староверами. Примером могли служить «Правила», утвержденные маркизом Ф. Паулуччи 28 февраля 1827 года [4].
Вскоре маркиза Ф. Паулуччи, пребывавшего в должности с октября 1812 по декабрь 1829 года, сменил следующий Балтийский генерал-губернатор барон М. Пален. Барон с удивлением узнал, что в Риге отсутствует Единоверческая церковь. Открылись еще и другие «несоответствия с общими гражданскими законами», что способствовало отмене «Правил» Паулуччи. Вскоре вопрос о создании в Риге кафедры викарного епископа был решен в результате личного вмешательства Николая I. В 1836 году в Ригу прибыл викарный епископ Иринарх (Попов), а 9 июля 1837 года на Московском форштадте был освящен Единоверческий храм. Правила Единоверия были утверждены 27 октября 1800 года при Павле I, но никогда Единоверию не придавался воинствующий характер, как это было сделано в период правления Николая I.
За годы правления Балтийской губернией барон Пален получал из Министерства Внутренних дел много повелений, которые знали рижские староверы. К примеру, из Петербурга 29 января 1834 года было получено Высочайшее повеление, согласно которому рижским раскольникам вести метрические книги воспрещено. Напротив, было «велено содержать для записки рождаемых и умерших раскольников особую книгу при местной полиции» [5]. Официально этот закон был принят только 9 мая 1839 года, и он касался воспрещения староверам вести самим именные списки родившихся и умерших.
Притеснялись т. н. рижские раскольники при покупке земельных участков. Что же касается освящения браков, то еще 17 сентября 1834 года в письме за номером № 456 барон Пален сообщил начальнику Лифляндской губернии, «что свидетельства, выдаваемые раскольничьими наставниками о браках, не следует считать законными и действительными» [6].
При Балтийском генерал-губернаторе Е. А. Головине, управлявшим краем с 1845 года до конца декабря 1847 года, за подписью полицейского высокого чина с грифом «секретно» появился документ «О раскольниках в Риге» [7]. Документ хранится в фонде «Канцелярии Начальника Лифляндской Губернии» в Латвийском государственном историческом архиве.
Рассматриваемый документ представляет для нас интерес по нескольким причинам. В нем подтверждался факт социального расслоения рижских староверов. Охраняя интересы зажиточных рижских староверов, полицейский чиновник и не пытался скрыть тот факт, что притеснения должны были быть направлены главным образом на т. н. низший класс рижских раскольников, отличавшихся якобы особой аморальностью. Иными словами, рассуждения о морали, преследование за религиозные убеждения, провозглашение браков, заключенных в стенах Гребенщиковской моленной, недействительными, и, наконец, желание властей вмешиваться в частную жизнь – все было сплетено в этом документе в один тугой узел.
Составитель документа особо подчеркивал, что «в каждой губернии, в каждом городе и селении управление различествует между собой» [8]. Например, в Виленской губернии, или городе Динабурге, браки, совершенные в моленных, «признаются за действительные». В Риге, напротив, подобные браки не признавались действительными.
Принадлежность к т. н. высшему классу раскольников сказывалось, по мнению полицейского чиновника, в твердом следовании брачным обязательствам: «Высший класс раскольников будучи образован совершенно различествует от низшего класса, а потому избрав себе жену, остается с ней жить постоянно, воспитывает детей весьма тщательно, но что касается до религии, то передает детям то что сам знает» [9]. В документе говорилось еще и о том, что для конца 30-х годов XIX века было характерно заключение староверами брачных союзов в Православной церкви, после венчания они, как правило, давали расписку о крещении детей в Православной церкви. Детей, конечно, не крестили в Православие, но брачный союз был крепкий. Когда же власти потребовали перед брачной церемонией переходить в лоно Православной церкви, рижские староверы категорически стали отказываться и от венчания.
Полицейский чин в самых ярких красках описывал разгул плотских страстей среди низшего класса рижских раскольников, которые с легкостью меняли так называемых жён. Браки т. н. низшего класса объявлялись простым «удовлетворением безнравственных страстей». Автор документа утверждал, что «здешний простой класс раскольников вовсе не религиозный, а также упрям, необразован и развратен» [10]. Раскольники, живя в кругу немецких граждан, «изменились, обычаи приморского города тоже на них сильно действовали, почти все курят и нюхают табак, сильно пьянствуют, что между раскольников в России считается за большой грех и порок» [11]. «Каждый многолюдный город, а наипаче приморский», — как написано в документе, «к несчастию содержит в себе много зла, к искоренению которого стремятся и люди и законы» [12]. Более того, полиция не в состоянии полицейскими мерами предотвращать распадения староверческих семей. Часто покинутые жёны, имея на руках детей, тем не менее были склонны впадать в разные пороки. Как писалось в документе, «необходимо устроить прочный гражданский порядок», «покой общественного жития». Но при этом избегать какого-либо заострения проблем веры, чтобы раскольникам не давать повода думать, что их преследуют за веру.
С одной стороны, в документе провозглашалось: «Необходимо устроить порядок, основанный на том, чтобы раскольник пользовался правами, дарованными вообще человеку» [13]. В качестве справедливого отношения к раскольникам приводился пример: «Два раскольника живут постоянно вместе», то их единственного сына отдавать в рекруты не следует, основываясь на том, что он незаконнорожденный. И тут же приводился другой пример, который явно ущемлял староверов. Если раскольник записывается в гильдию, «то он сие может сделать только для себя», ни жену, ни детей «с собой на один капитал записать не может». От новоиспеченного члена гильдии должно требовать документы о венчании. Собственно запись в Братства или ремесленные объединения происходила, как замечал полковник, на основе исповедания одной из христианских религий. Рижские раскольники из числа христиан фактически исключались, поскольку не сохранили всей полноты семи христианских Таинства, придерживались только трёх — крещение, исповедь, молитвенное освящение брака.
Итак, заключил полицейский чин, вера раскольничья «не признается, а из снисхождения к их заблуждению терпится». И поэтому полиция настаивала на установлении строгих правил жизни рижских раскольников. Эти правила из 60-ти пунктов [14]. Первый из этих пунктов гласил о необходимости «иметь верный список всем раскольникам», а последний – «раскольников нигде не прописывать староверами». Фактическое преследование религиозных убеждений рижских староверов официальные власти желали прикрыть экономическими притеснениями купечества, ущемлением гражданских прав и свобод, и установлением строжайшего контроля за личной жизнью староверов из так называемого низшего класса.
С приходом к управлению краем весной 1848 года князя А. А. Суворова на раскольников обрушился вал гонений, коснувшийся как зажиточных, так и для бедных слоёв староверов Риги и Причудья [15]. Вскоре наступил период окончательного непризнания браков рижских староверов – в 1850 году при производстве 9-ой переписи народонаселения Российской империи. Тогда и начались тотальные гонения на старообрядцев. В ведомостях по их учету они уже значились как «не признающие брак и не молящиеся за царя». Центральными пунктами гонений в годы правления краем князем А. А. Суворовым стала борьба со староверием как «с тотальным сектаторским блудом», или борьбой с «любодейственными сопряжениями раскольников» [16]. В пространной цитате из Постановления о раскольниках говориться, что «Правительством предписано: сожительницы раскольников-безпоповцев, невенчаных с сожителями своими в Святой Церкви, не считать женами тех раскольников, а детей, от сих сожителей происходящих, записывать при отцах незаконнорожденными. Поэтому безбрачные сожительницы раскольников безпоповщинской секты, хотя живут с мужчинами в качестве жен, по их секте, но числятся по семействам, к которым принадлежат по рождению и женщинам сим воспрещается именоваться званием жены того раскольника, с которым подобная женщина сожительствует.
Постановления о раскольниках, содержащиеся в примечании к 29 статье и в пунктах статьи 2786 Свода Законов Гражданского кодекса т. 10 относятся только к делам о браках раскольников Поповщинской секты, к делам о раскольниках-безпоповцев не могут и не должны быть применяемы, ибо сии раскольники вовсе браков не приемлют и сожития их считаются не браками, а блудными или любодейственными сопряженями.»
В результате таких решений староверы оказывались перед фактом резкого ограничения их права наследования имущества, т.е. экономически благополучная часть староверов лишалась возможности передавать по наследству свое богатство. По окончании 9-ой переписи рижские раскольники были вынуждены получать новые документы – паспорта, называвшиеся письменные виды, в которых не были вписаны жёны и дети. Более того, все члены семьи записывали на разные фамилии.
Суворов уже в 1849 году подписывал письма и распоряжения, которые поддерживали интенсивность строжайшего полицейского надзора за раскольниками [17]. Каждые 2 недели доставлять в его канцелярию доставлялись сведения о раскольниках, а дела по раскольникам было велено производить немедленно [18]. Сколько было среди староверов недовольства, волнений. Сколько судебных разбирательств было возбуждено за отказ принять эти письменные виды-паспорта!
В конце 1850 года из Петербурга из Министерства Внутренних Дел было получено письмо, в котором было написано, что «Государь Император, 8 день сего Декабря, Высочайше повелеть соизволил: детей тех сектаторов, кои повенчаются в Св. Церкви и дадут обязательство воспитывать в правилах истинной Веры, признать законными без различия рождены ли они до венца или после, предоставляя им при сем все права и преимущества, коими пользуются законнорожденные дети» [19]. Иными словами, без перехода в Православие всей семьи проблема наследования имущества не могла быть решена положительно.
Из Петербурга в конце июня 1853 года было получено секретное предписание, гласившее о том, чтобы не удостаивать староверов знаками отличия и почетными титулами именитых купцов и почетных граждан. Как известно, среди рижских купцов были представители разных купеческих гильдий, потомственные почетные граждане и личные дворяне [20]. Резко ограничивалась и свобода передвижения старообрядцев. Сложности чинились и в вопросе о земельной собственности.
Благодаря (да, благодаря) гонениям и строгостям в отношении староверов, исследователи сегодня имеют возможность проследить по полицейским отчетам не только имена наставников Рижской Гребенщиковской общины, но и ежегодный уровень социальной мобильности рижских староверов. Все годы перечислять не будем, остановимся на некоторых. Так на 1 января 1851 года в числе рижских староверов значилось 8188 раскольников [21]. Из них к купеческому сословию принадлежало 135 человек; к рабочему сословию – 6764 человек; к крестьянскому сословию было приписано 1286 человек; солдатских жён и дочерей – 1 душа; жён личных дворян – 1 душа; почетных граждан – 1 душа. В отчете за подписью старшего рижского полицмейстера полковника Грина утверждалось, что в Риге во 2-ой Московской форштадтской части расположена одна моленная, годом основания молитвенного дом является 1770 год. При молитвенном доме проживают 24 мужчин, 1 женщина. Рядом располагается богадельня и больница, в ней проживают 58 мужчин, 147 женщин. Моленная и больница содержались на иждивении из доходов, поступавших от молитвенного дома. От городских властей больница и богадельня не получали никакого вспоможения. Наставником или «расколоучителем» значился в документах рижский рабочий Терентий Федотов, при моленной он проживал с 20 сентября 1843 года. Вторым наставником или «расколоучителем» значился Карп Алексеев Ястребов.
На 1 января 1858 в Риге значилось 8005 раскольников. Из них в графу «к рижскому купечеству, торгующему на временном праве» было внесено 13 человек; к мещанскому сословию приписано 3495 человек; к рабочему окладу – 4029 человек; к крестьянскому званию – 425 человек; солдатских жён и дочерей – 39 человек; жён личных дворян – 1 человек; почётных граждан – 3 человека.
На 1 января 1860 года в Риге значилось с учетом 12 человек поповцев и 9 скопцов в графе «непризнающих браков и несовершающих молитвы за царя» мужчин – 3523, женщин 4910 человек. Всего 8454 человек [22]. Из них в графу «к рижскому купечеству, торгующему на временном праве» было внесено 27 человек; к мещанскому сословию приписано 3656 человек; к рабочему окладу – 4223 человека; к крестьянскому званию – 499 человек; солдатских жён и дочерей – 45 человек; жен личных дворян – 1 человек; почетных граждан – 3 человека. Должность «расколоучителя» выполнял рижский рабочий Борис Иванов Свечников, а ему помогал рижский рабочий Евстафий Ефимов [23]. Именной список, проживавшим в Гребенщиковской общине, помимо указанных имен, содержал следующие: смотритель над дежурными певчими, рижский мещанин Максим Кузмин Кастерский; свечник, рижский мещанин Семен Архипов Онхов; прислуга, рижский мещанин Осип Андреев Резаков, долгие годы, кстати, состоявший под строгим секретным надзором; караульный в дежурной комнате, рижский рабочий Пропокофий Васильев Рыков; эконом, рижский мещанин корней Иванов Анисимов; помощник смотрителя над дежурными певчими, рижский мещанин Иван Александров; кухарка, рижская мещанка Маланья Никитина; Караульный, рижский рабочий Харламов Федор Митрофанов. Не жительствовали в моленной: попечитель, рижский 3 гильдии купец Петр Андреев Пименов; эконом, рижский мещанин Иван Петров Кузнецов; помощник попечителя, рижский 3 гильдии купец Степан Новиков; помощник эконома, рижский 3 гильдии купец Федор Иванов Серов.
Завершая это небольшое исследование, фактически можно констатировать, что концу срока правления князем Суворовым Лифляндией, Эстляндией и Курляндией в Риге на 1 января 1861 года раскольников проживало 8580 человек, а всего в Остзейских губерниях проживало 13, 380 раскольников разных сект [24].
Царь освободитель – Александр II – стал действительно освободителем от преследований для староверов. Начало его царствования было ознаменовано постепенным уменьшением накала «карательных акций» в виде Высочайших Повелений, писем из Министерства внутренних дел, Постановлений Правительствующего Сената. Надо признать, что за годы гонений на рижских и причудских старообрядцев Российская власть в лице князя Суворова достигла определенных успехов. И все же, староверие не удалось искоренить.
[1] ЛГИА, ф. 3, оп. 10, д. 263, л. 284.
[2] Свод законов Российской империи.— 3-е изд., С – Пб., 1836. – т. 14, ч. 4. -- с. 189 -- 361; Свод законов Российской империи.— С -- Пб., 1842. – т. 14, ч. 4. – с. 1—112; Свод законов Российской империи. -- С -- Пб., 1857. -- т. 14, тетрадь 3, с. 1—201.
[3] О. П. Ершова. Развитие законодательной системы в области раскола в 50 -- 60-е годы XIX в. // Старообрядчество. (История. Традиция. Современность.) -- М., 1995. -- № 2. -- с. 26 -- 31; О. П. Ершова. Роль Министерства внутренних дел в формировании государственной политики в отношении старообрядчества в 60-е годы XIX века. // Старообрядчество. (История. Традиция. Современность.) -- М., 1996. -- № 5. -- с. 26 -- 30.
[4] По данным Латвийского государственного исторического архива в «Ведомость по учету в Балтийских губерниях старообрядцев и раскольников» на 26 февраля 1826 года было внесено по Риге старообрядцев -- мужского и женского пола 74 человека, а раскольников -- 2479 мужчин, 2945 женщин разных сословий (с учетом помещичьих крестьян). В этом документе на 26 февраля 1826 года значилось, что по Лифляндии, Эстляндии и Курляндии общее количество старообрядцев (читай поповцев) разных сословий составляло 624 человека, раскольников же значилось 9362 человека. В деревнях по берегу Чудского озера старообрядцев и раскольников проживало (представителей разных, с учетом помещичьих крестьян) 3869 человек. ЛГИА, ф. 3, оп. 10, д. 312.
[5] ЛГИА, ф. 3, оп. 10, д. 271, л. 5 -- 6.
[7] В годы правления краем Головина проводился учет староверческого населения Прибалтийской губернии. Согласно «Ведомости о числе раскольников в губернском городе Риге» на 1 января 1846 год жило 3232 мужчин и 4809 женщин беспоповской раскольнической секты, которые, как означено в ведомости, признают брак и молятся за царя. Т. н. поповцев в Риге в тот год проживало только 3 человека. Графа о числе беспоповщинской секты, непризнающей брак и молитву за царя, была пуста. Общее количество раскольников в Дерптском уезде значилось 4780 человек, а всего раскольников в Балтийских губерниях на 1 января 1846 года проживало 13653 человек плюс 14 человек поповцев. ЛГИА, ф. 3, оп. 10, д. 313.
[15] См. более подробно о притеснениях староверов Риги и Причудья в статье: S. Kovaļčuka. Baltijas ģenerālgubernators kņazs A. A Suvorovs un Vectiсībnieku vajāšana 19. gs. 40. – 50. gados. // Latvijas vēstures institūta žurnāls, 2003. gads, Nr. 2, 22. – 34. lpp.
[16] ЛГИА, ф. 3, оп. 10, д. 263, л. 284.
[17] ЛГИА, ф. 3, оп. 10, д. 262, л. 3.
[18] Там же, ф. 3, оп. 10, д. 270, л. 281;
ф. 3, оп. 10, д. 282, л. 3, л. 5;
ф. 3, оп. 10, д. 263, л. 2 -- 3, 6 -- 14, 15 -- 16, 17, 23 -- 24.
[19] Там же, ф. 3, оп. 10, д. 63, л. 51.
[20] Там же, ф. 3, оп. 10, д. 255, л. 3.
[21] Там же, ф. 3, оп. 10, д. 263, л. 68.
[22] Там же, ф. 3, оп. 10, д. 331, л. 32 — 36.
[24] Там же, ф. 3, оп. 10, д. 332, л. 26 -- 31, 62 -- 67.
