Главы из монографии "Взыскуя истину"

Светлана Ковальчук

Предисловие

«Взыскуя истину»  (Из истории русской религиозной, философской и общественно-политической мысли в Лавтии: Ю.Ф.Самарин, Е.В.Чешихин, К.Ф.Жаков, А.В.Вейдеман. Середина 19 в. - середина 20 в.). - Рига: Институт философии и социологии Латвийского универстета, Рига, 1999

 

Начну с вопроса: “Что есть русская философская, историческая, общественно-политическая, юридическая мысль  Латвии, присущи ли ей прочные традиции, проверенные, испытанные временем темы?” Скорее придется ответить на поставленный вопрос отрицательно. Особых традиций, школ мы здесь не найдем – плоды, к примеру, философского умозрения были прежде всего связаны, скреплены через общие направления русской науки. И если мне, как философу, говорить только о русской философии в Латвии, то придется констатировать, что  это  всего лишь отзвуки, отклики, отблески духовных явлений, событий, протекавших в России начиная с середины XIX столетия. Событий, прерванных  национальной трагедией 1917 года, но продолженных за пределами исторической родины, в так называемом русском зарубежье. Одной из столиц русского зарубежья после Парижа, Праги, Берлина стала в 20–30-е годы  Рига.

Несомненно, некогда политическое, географическое единство укреплялось общностью духовной. Поэтому, наверно, в Лифляндии в XIX  столетии, а позже в независимой Латвии не прошли бесследно, не остались без внимания страстные споры славянофилов и западников, мир героев   Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого, идеи В. В. Розанова, Н. А. Бердяева, умонастроения серебрянного века… Но, собственно, это не задача нашей монографии -- демонстрировать влияние, связи русской и латышской исторической науки, философии, литературы, поэзии.

Малая известность, порой даже незаметность  в общей истории науки России вообще, русского зарубежья в частности, Ю. Ф. Самарина          (1819 – 1876),         Е. В. Чешихина (1824 – 1888),   К. Ф. Жакова (1866 – 1926),  А. В. Вейдемана (1879 -- 1940?) навела  на мысль написать книгу именно о них – людях, в той или иной мере влиявших на умонастроения здесь в Латвии, оказавшихся по воле судьбы в ее пределах. С полным правом в этот список можно было включить еще целый ряд ярких имен:     Р. Ю. Виппера, Б. Р. Виппера, В. И. Синайского, М. Я. Лазерсона,   М. Д. Вайнтроба и многих других. Но, к сожалению, ради цельности монографии  и с надеждой на возможное продолжение исследования  список авторов пришлось резко ограничить.

Сколь несхожими между собой были избранные нами авторы – их  судьбы, темы их книг, способы аргументации идей. По сути, под одной обложкой оказались две книжки. В первой главе рассказано об утверждении Самариным и Чешихиным славянофильских идей, об осмыслении  ими характерных особенностей  русской исторической науки,  истории Православия в Лифляндии, о их взгляде на  историю Ливонии, наконец, об удручающем положении православных латышей.  Жаков и Вейдеман, напротив,  были совершенно далеки от исследования русской истории, идей славянофильства. Так, Жаков самозабвенно создавал свою философию лимитизма (малой величины), находясь в постоянном поиске заветных математических формул, способных создать универсальное единство наук, философий и религий. Вейдеман отталкивался от теории познания в духе Марбургской школы неокантианства. Он стремился создать основы  философии всеединого бытия науки, где теологии отведено было  весьма скромное место. Более того, Вейдеман предпринял попытки строго рационального переосмысления основ христианства. О Вейдемане и Жакове солидные энциклопедические издания не упоминают. И если Жакова чтят его соплеменники в республике Коми, то имя Вейдемана, как бы выпало из истории философии и из истории неокантианства России, оно известно  лишь очень узкому кругу специалистов.

Немаловажно и то, что избранные мною авторы были связаны с Латвией корнями своего рода, местом рождения, личными драмами. Так,   Вейдеман происходил из семьи прибалтийских немцев, живших в Митаве (Елгаве) до середины прошлого столетия. Чешихин происходил из семьи военного, родился в Динабурге (Даугавпилсе). Латвия, Рига стала для Жакова местом бурных событий личной жизни, местом вынужденного жительства. Двухгодичная рижская командировка, приобретенные здесь знания, опыт, яркие впечатления  сделали из молодого Самарина убежденного славянофила, подвигнули его написать в конце весны 1848 года скандально знаменитые Письма из Риги. 

Чтобы соединить в одной монографии столь разных авторов, необходимо было найти какой-то особый подход или объединяющую основу. Вот уже тысячу лет русская ментальность и культура связаны с православной христианской традицией. Не в стороне от нее развивалась  и философия. Более того, Православие стало одним из отправных начал русского любомудрия. Именно в этом контексте станет понятен читателю  острополемический стиль защиты Самариным церкви  Православной. Антипод Самарина, последовательный рационалист Вейдеман также не миновал необходимости осмысления проблем православия. Столь непохожих, трудно совместимых по  научной, философской ориентации мыслителей могла объединить в этой книге только одна мера – мера связи их с Православием, Православной церковью, мера, отпущенная каждому их них Провидением. За пределами России, даже на ее окраинах, Православная церковь выступала как связующая, объединяющая сила. Такую миссию Церковь выполняла в Лифляндии в XIX столетии, но особенно, во времена первой Латвийской Республики в  20—30-е годы.

Имя А. С. Хомякова помогло начать избранную нами тему. Почему именно Хомяков, как связан он с Латвией? Имя Хомякова связано с Латвией  через историю православия, через непосредственное влияние, оказанное им на Самарина и Чешихина.  Разносторонность дарований, колоритность личности Хомякова  наиболее ярко проявились не в поэзии, не в научных исследованиях. Выполняя свой долг послушания как православный христианин, Хомяков защищал свою веру от  нападок и  искажений в смелых публицистических статьях.

Тема Соборности – тема экклизиологическая. Хомяков же, защищая  в  статьях истину Православия, особо выделял именно идею соборности. Позже эта  идея прочно вошла в русскую философию, особенно в философию всеединства, в социальную философию. Трудно перечислить всех авторов, писавших, размышлявших о Соборном единстве: К. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин, В. С. Соловьев, о. Павел Флоренский, братья Трубецкие, о. Сергий Булгаков,  С. Л. Франк, Л. П. Карсавин… При всей своей отдаленности от религии, веры к осмыслению идеи соборности был причастен даже Вейдеман. Кстати, сходные, близкие  Хомякову мысли о церковном единстве высказывал и латышский религиозный мыслитель  В. Малдонис.

Е. В. Чешихин считал Хомякова своим учителем, подчеркивал  свою принадлежность только к такому славянофильству, которому следовал его идейный вдохновитель. Хомяков был другом, наставником Самарина. Под благотворным влиянием религиозных взглядов Хомякова набирал силу  не только политический темперамент Самарина. Делом жизни Самарина в конце 60-х – начале 70-х годов прошлого столетия стала публицистическая и материальная защита Православной церкви в прибалтийских губерниях. После долгих лет мучительных философских поисков заветной формулы, способной объединить все грани бытия, вернулся в лоно Православной церкви Жаков. На излете жизни обратил взоры к истине Православия и непоколебимый рационалист А. В. Вейдеман.

В заключении мне хочется выразить глубокую признательность  о. Олегу (Пелевину), инспектору Рижской духовной семинарии, настоятелю  храма Св.Архангела Михаила,  о. Иоанну (Калныньшу) за внимательное прочтение первой главы рукописи. Благодарю маму и дочь за смиренное и снисходительное отношение ко мне во  время написания монографии.