«СЛЕДСТВЕННОЕ ДЕЛО» НКВД НА И.Н.ЗАВОЛОКО

Татьяна Фейгмане

 

Памяти Заволоко Ивана Никифоровича. - Сборник статей и материалов, посвященных 100-летию И.Н.Заволоко. - Рига, 1999.

Статья публикуется на сайте с небольшими редакторскими правками.

Долгие годы исследователям приходилось довольствоваться весьма скудной информацией о людях, ставших жертвами сталинского террора. Приходилось лишь догадываться о причинах ареста того или иного человека. Кое-что, правда, можно было узнать от тех, кому удалось пройти сквозь все кошмары советских лагерей и во времена хрущевской оттепели вернуться домой. Но подчас эти люди, по понятным причинам, были несловоохотливы и старались избегать разговоров о прошлом. Однако в начале 90-х годов, после крушения СССР и последовавшим за этим открытием архивов КГБ, ситуация изменилась. Многое из того, что скрывалось под пеленой секретности, стало достоянием гласности. Перед историками открылось новое, широкое поле деятельности. Однако, не умаляя значения нового источника, содержащего в себе богатейший информационный материал, нельзя не замечать и его тенденциозности, выражающейся прежде всего в стремлении подогнать события и факты под определенные политические штампы. К тому же следственные дела, в особенности 40-х годов, изобилуют массой явных неточностей и ошибок. Весьма осторожно следует относиться и к «признаниям» обвиняемых. О том, как вырывались эти «признания» и как принуждали подследственных подписывать протоколы допросов, хорошо известно из литературы и воспоминаний бывших узников ГУЛАГа. Об этом же свидетельствуют заявления и жалобы бывших заключенных, хранящиеся в следственных делах КГБ. Как видно из «следственных дел» сталинского периода, для того, чтобы осудить человека, порой достаточно было лишь его «признания», не подкрепленного хоть какими-либо свидетельскими показаниями. Причем особенно вопиющие факты беззакония относятся к 1940-1941 гг., когда сталинский режим, бесцеремонно ворвавшись в дотоле независимую Латвию, ничтоже сумняшеся стал арестовывать и судить людей за то, что они думали и делали, будучи гражданами Латвии, а не СССР.

В числе первых жертв коммунистического террора, обрушившегося на Латвию, оказался  известный старообрядческий общественный деятель и просветитель — Иван Никифорович Заволоко (1897-1984). Постановление о его аресте было принято 14 октября 1940 г. и утверждено наркомом внутренних дел Латвийской ССР А. Новиксом 1. Однако относительно точной даты ареста И.Н. Заволоко ясности нет. В частности, в деле имеются два ордера на проведение у него обыска и на арест - от 8 и 14 октября 1940 г. Причем на одном из ордеров — собственноручная пометка И.Н. Заволоко о том, что ордер предъявлен ему 8 октября 1940 г. В другом же документе в качестве даты ареста указывается 9 октября. Но несомненно, что арестован он был в Резекне, откуда препровожден в Рижскую центральную тюрьму 2.

Вспоминая атмосферу того времени, известный в довоенной Риге журналист и педагог Генрих Гроссен (1881-1974), находясь уже в Швейцарии, отмечал, что нередко слухи об аресте того или иного лица появлялись за несколько дней до действительного ареста. «Так было с Иваном Никифоровичем Заволоко, педагогом и старообрядческим общественным деятелем, арест которого слухи опередили ровно на две недели... За что арестован Заволоко? Конечно за то, что стоял во главе старообрядческой молодежи, которой руководил строго согласно монархическим убеждениям, по старинке» 3.

Как видно из постановления об аресте Заволоко, органы НКВД обосновывали необходимость своих действий тем, что согласно показаниям арестованного ранее Г.М. Арцимовича и материалам бывшей Латвийской политической полиции, Заволоко прибыл в Латвию из Чехословакии по специальному приглашению видного монархиста Белоцветова 4 для организации контрреволюционной работы против СССР. Кроме того, Заволоко инкриминировалось членство в организации «Борьба за Россию» 5, участие в организации общества «Сокол» 6, а также зарубежные поездки 7. Любому не предвзятому человеку понятно, что И.Н. Заволоко, пройдя курс учебы в Чехословакии, вернулся в Латвию, как на свою родину, а не с целью ведения подрывной работы против СССР. Да и прочие обвинения, как будет показано ниже, не имели под собой убедительных оснований.

«Дело Заволоко» было объединено с делами трех других обвиняемых. Прежде всего по одному делу с ним проходил упомянутый выше Георгий Михайлович Арцимович, 1904 г. рождения, сын крупного царского чиновника, губернатора Витебской губернии в 1911-1916 гг., сенатора в последние месяцы правления династии Романовых. В 1921 г. семья Арцимович, воспользовавшись наличием собственности в Лудзенском уезде, обосновалась в Латвии. Здесь Арцимович окончил гимназию, затем, проучившись год в Латвийском университете, бросил его. Поменял немало мест работы, наиболее значимым из которых была должность репортера в газете «Слово». С 1929 г. работал на железной дороге и на момент ареста являлся помощником начальника станции Крустпилс. Арестован он был 19 сентября 1940 г. 8, т.е. первым из четырех подследственных. Поводом для ареста послужили показания бывших его товарищей по «Русскому крестьянскому объединению» 9 — С. Трофимова и Б. Евланова 10. В свою очередь, показания Г.М. Арцимовича послужили основанием для ареста И.Н. Заволоко, В.П. Масленникова и Н.В. Теславского. Масленников был арестован 15 октября, а Теславский — 31 октября 1940 г. (постановление об аресте обоих было принято 14 октября) 11.

Что представляли собой двое из последних арестованных? Владимир Парфенович Масленников, 1893 г. рождения, уроженец Резекне, в царской армии имел звание подпоручика. С ноября 1918 г, добровольно служил в Белой армии. Воевал поначалу в отряде светлейшего князя Ливена, затем в армии Юденича вплоть до ее разгрома. С марта 1920 г. жил в Резекне и до 1926 г. являлся членом городской управы. В последние годы жил в Риге и работал упаковщиком на конфетной фабрике Гёгингера 12. Николай Владимирович Теславский, 1902 г. рождения, уроженец г.Острова, выходец из купеческой семьи. В 1918 г. в Пскове недели полторы-две прослужил в Белой армии. С приближением красных дезертировал. Затем в 1919 г. во время наступления армии Юденича вместе с братом перебрался в Латвию, где с того времени и жил. Будучи фармацевтом, работал в Риге, в аптеке Фока 13. Никто из проходивших по данному делу, кроме И.Н. Заволоко, не был старообрядцем.

В следственном деле можно найти также разночтения в биографических данных И.Н. Заволоко. В некоторых документах в качестве даты рождения указывается 1894 г., в других— 5 января или 22 ноября 1898 г. Сам же Иван Никифорович в прошениях о пересмотре своего дела, составленных в 50-е годы, указывает 22 декабря 1897 г. 14 , а мстом рождения указывает Резекне (в прошлом — Режица). Отец — Никифор Максимович (в 1940 г. 73 лет от роду) находился под призрением Кладбищенской богадельни в Резекне. Мать — Киликея Ивановна (в 1940 г. 65 лет от роду) торговала мясом на Центральном рынке в Риге. Братьев и сестер, как и своей семьи, у Заволоко не было. Проживал он в основном с матерью, в небольшом домике, в одном из глухих уголков Задвинья, по ул. Межотнес (Драбежу), 10 а. С детства имел неистребимую тягу к знаниям. В роковом 1917 г. окончил Рижское реальное училище имени Петра I и в том же году отправился в Москву, где стал студентом Петровско-Разумовской академии. Но ввиду начавшейся революции ему вскоре пришлось вернуться в Ригу. Здесь тоже было неспокойно, одна власть сменяла другую. В 1919 г. (в деле указан март, но скорее всего это случилось в мае или июне. — Т.Ф.), как это ни парадоксально, И.Н. Заволоко был арестован немцами по подозрению в принадлежности к компартии, а также за то, что не встал на учет как бывший советский служащий. Две недели пришлось ему провести в жандармском управлении 15.

Как только жизнь немного нормализовалась, И.Н. Заволоко вернулся к мысли о высшем образовании. Свой взор он обратил к Праге, поскольку тогдашние чехословацкие власти весьма благосклонно относились к русским эмигрантам. В 1922 г. в Праге было положено начало так называемой «Русской акции», инициатором которой был президент Чехословакии Томаш Г.Масарик. Как отмечает известный исследователь истории русского зарубежья Марк Раев, чешское правительство «не только было заинтересовано в том, чтобы помочь ученым-беженцам, — оно рассчитывало подготовить кадры для будущей России, очищенной от большевистской заразы... Свою помощь чешское правительство рассматривало также как акт благодарности прежней России за оказанную ей поддержку национальных движений чехов, словаков и других славян» 16. Таким образом в Праге возник Русский университет с двумя факультетами — юридическим и гуманитарным. Чешское правительство поначалу установило 1000, затем 2000 стипендий для студентов-эмигрантов 17. Поэтому закономерно, что именно в Праге сосредоточился цвет русской профессуры, и этот город как магнитом манил к себе тысячи русских юношей и девушек, оказавшихся в рассеянии.

В 1927 г. И.Н. Заволоко, получив в Праге блестящее образование и диплом юриста 18, вернулся в Латвию. Однако работать по специальности ему не довелось. На вопрос следователя по этому поводу Заволоко ответил так: «С одной стороны, латвийские власти запрещали мне работать по специальности юриста, с другой — я не стал работать из религиозных побуждений» 19. По возвращении из Праги Заволоко поступил на работу в редакцию газеты «Слово», издававшейся Н. Белоцветовым. Трудился он там в должности секретаря и выпускающего воскресные номера 20. Но журналистская карьера оказалась недолгой, ибо в 1929 г. из-за финансовых трудностей газета прекратила существование. Впоследствии Иван Никифорович работал законоучителем в Рижской городской русской гимназии, Рижской правительственной (государственной) русской гимназии и в Рижской городской 5-й русской основной школе 21. В 1930 г. Заволоко окончил Русские педагогические курсы в Риге. В это время его все больше увлекает общественная и просветительская деятельность. По возвращении из Праги И.Н. Заволоко  организовал ставший знаменитым «Кружок ревнителей русской старины», а в 1928—1933 гг. издавал журнал «Родная старина» (всего вышло 12 номеров), основная масса материалов в котором принадлежала его перу.

В биографии Заволоко привлекает внимание и то, что подданным Латвии он стал только в 1930 г. (подав соответствующее заявление в 1926 г.)22, хотя у него были все основания на получение подданства уже в 1919 г. Все эти годы Заволоко жил с так называемым нансеновским паспортом. Став гражданином, он в 1931 г. участвовал в выборах в 4-й Сейм, баллотируясь от Блока православных и старообрядческих избирателей и общественных организаций 23, в который, как известно, входили представители правого крыла старообрядчества. Но со временем Заволоко все больше времени и сил отдавал духовному служению: в 1936 г. стал членом правления Рижской Гребенщиковской общины, а в 1940 г. принял сан наставника Кладбищенской общины в Резекне 24.

Следует заметить, что латвийские власти болезненно относились к любым проявлениям активности русских правых кругов, подчас преувеличивая их значение, усматривая в их деятельности как угрозу существованию Латвийского государства, так и опасность обострения отношений с СССР. Вероятно, в этом определенную роль играло то обстоятельство, что в Латвии, как и в других лимитрофных государствах, происходило соприкосновение различных спецслужб. Территории этих государств использовались для засылки агентуры, причем в обоих направлениях, что усугубляло и без того шаткое положение новых государственных образований. Поэтому целесообразно для выяснения истины обратиться и к документам Латвийской политической полиции.

Как отмечалось, материалы этого ведомства явились одним из поводов для ареста Заволоко. Примечательно, что чекисты справлялись о И.Н. Заволоко у Владимира Корти, бывшего сотрудника Политуправления, специализировавшегося на работе в русских кругах. Последний в своих письменных показаниях характеризовал Заволоко как человека правого крыла, буквоеда, слывшего консерватором... Далее он признал, что в 1938 или 1939 г. имел с Заволоко беседу относительно «Кружка ревнителей русской старины». В то же время Корти отрицал наличие у него данных о связях Заволоко с монархистами, а также о его сотрудничестве с агентурным отделом 25. На это обстоятельство стоит обратить внимание, ибо одним из обвинений, инкриминируемых Заволоко, была его возможная связь с латвийской охранкой. В ходе допроса 18 ноября 1940 г. Заволоко был прямо задан вопрос о его содействии Латвийской политической полиции, на что он ответил, что осенью 1938 г. ему позвонил В. Корти и предложил явиться в назначенный час. В ходе встречи Корти расспрашивал Заволоко о приезде в Ригу старообрядческих деятелей из Польши, а также настойчиво интересовался, не продолжают ли нелегально собираться члены закрытого властями в 1934 г. «Русского православного студенческого единения». Однако Заволоко отверг обвинения в получении каких-либо заданий от политической полиции 26.

Поводом для такого подозрения явилось то, что на карточке И.Н. Заволоко в картотеке Политуправления (карточки заводились на лиц по тем или иным политическим мотивам, оказавшимся в поле зрения этого ведомства) в 1936 г. была сделана пометка, что сведения о нем могут выдаваться только с согласия начальника Политуправления 27. Причина появления такой записи кроется, видимо, в том, что 17 марта 1936 г. Заволоко подал прошение в Политуправление о выдаче ему отзыва о политической благонадежности. Такой документ понадобился в соответствии с распоряжением Управления по духовным делам от 12 сентября 1935 г. в связи с избранием его членом правления Рижской Гребенщиковской общины 28. Несмотря на то, что Заволоко всячески пытался убедить  Политуправление в своей лояльности, в выдаче документа о политической благонадежности ему было отказано, хотя и оговорено, что впредь просьбы Заволоко относительно занятия той или иной должности будут в каждом конкретном случае рассматриваться отдельно 29. В частности, в служебной записке И.Н. Заволоко характеризовался как ярый старообрядец. Отмечалось, что после переворота 15 мая 1934 г. он был в числе сторонников Улманиса, но по мере ограничения прав меньшинств охладел к нему. Хотя особо компрометирующих сведений на него и нет, но признать его полностью лояльным нельзя, поскольку он достаточно умен и замкнут 30, — так характеризовался Заволоко в служебном документе Политуправления. Из документов Политуправления видно, что 27 сентября 1932 г. на квартире Заволоко был произведен обыск, в ходе которого ничего компрометирующего обнаружено не было 31. В целом же можно заключить, что, хотя власти и подозревали Заволоко в причастности к одной из русских белоэмигрантских организаций, нелегально действовавших в Латвии, конкретными данными на сей счет они не располагали. Однако те скупые сведения, которые имелись о Заволоко в документах Политуправления, были взяты на вооружение работниками НКВД.

Что касается других подследственных, то Г.М. Арцимович по картотеке Политуправления не проходил, хотя сведения о нем в материалах политической полиции встречаются. Так, в документе, относящемся к первой половине 20-х годов, он упоминается среди лиц, производивших обструкцию в кинотеатрах, где демонстрировались антимонархические фильмы 32. Затем фамилия Арцимовича проходит в списках, найденных во время обыска у известного монархиста Александра Фехнера в 1928 г. 33. В том же году Г.М. Арцимович был среди учредителей «Русского крестьянского объединения» 34, а после установления авторитарного режима, скорее всего, отошел от русских кругов и с 1936 г. состоял в рядах айзсаргов.

В.П. Масленников проходил как член монархической организации и участник банкета в связи с приездом в Резекне из Белграда редактора белоэмигрантской газеты «Новое время» Б. Суворина 35. Масленников попал и в список активных белоэмигрантов, проживавших в Латвии, переданный министру-президенту Латвии послом СССР в 1932 г. В этом документе Масленников характеризовался как бывший поручик Белой армии, активный член латвийского отделения «Русского общевоинского союза» 36 в Резекне и одновременно как член «Братства русской правды» 37,  занимающийся, отправкой антисоветской литературы на территорию СССР и активно содействующий переброске на территорию СССР из Латвии людей, направляемых с террористическими заданиями 38.

Относительно Н.В. Теславского в картотеке Политуправления имеется лишь запись, что в 1925 г. он состоял в Риге в какой-то монархической организации и передал некоему Орлову литературу и прокламации для пересылки в СССР 39. Других сведений о нем не обнаружено.

Всем обвиняемым по данному делу, ссылаясь на документы Политуправления и признания Г.М. Арцимовича, чекисты инкриминировали традиционное для местных русских обвинение в участии в белогвардейских, монархических организациях, действовавших с целью подрыва существовавшего в СССР строя.

Примечательно, что из четырех подследственных, арестованный первым Арцимович допрашивался меньше, чем его товарищи по несчастью. Вероятно, на первом же допросе чекисты добились от него желаемого 40.  Возможно следователи пообещали ему нечто взамен «чистосердечного признания»? Правду об этом мы, вероятно, уже не узнаем. Как не узнаем и деталей допроса В.П. Масленникова. Обоим им не суждено было вернуться домой. Судя по «делу», Н.В. Теславский допрашивался четыре раза. Что это были за «допросы», можно судить по его жалобе Генеральному прокурору СССР, написанной в 1959 г. «Следствие по моему делу велось с пристрастием, — отмечал Н.В. Теславский, — я подвергался неоднократно многочасовой стойке, от которой лопались шнурки в ботинках... Кроме того, уполномоченным Шапошниковым я подвергался неоднократному избиению. Не в силах вынести все эти физические страдания, я подписал протокол, написанный самим Шапошниковым, даже не прочитав его» 41.

Но самым твердым орешком для чекистов оказался Иван Никифорович Заволоко — человек крепкий, мужественный, да к тому же еще и обладавший юридическими познаниями. Первый его допрос состоялся 10 октября 1940 г. (время проведения допроса не указано), затем 11 октября (поначалу днем, затем с 22.00 до 23.30); 16 октября И.Н. Заволоко были написаны собственноручные показания, 2 ноября - дополнения к ним, затем последовала серия допросов: 18 ноября с 21.20 до 0.45; 19 ноября с 11.00 до 16.30; 20 ноября с 13.50 до 16.35 и с 21.30 до 1.15; 22 ноября с 11.45 до 16.25; 23 ноября с 12.00 до 16.15 и с 21.10, до 0.20; 29 ноября с 17.00 до 22.00. Таковы, по крайней мере, официальные данные, содержащиеся в деле, из  которых видно, как нарастало напряжение, как все нетерпеливее становился  следователь Шапошников. Обращает на себя внимание и то, что в ряде случаев итогом многочасового допроса был лишь протокол в одну страницу. О том, как проводилось «следствие», можно  судить  по нескольким фразам из заявления Заволоко Главному Военному прокурору СССР, написанного им еще в ссылке в 1956 г. Так же, как и Теславский, Заволоко отмечал, что «следствие велось с пристрастием и недопустимыми методами. В течение 6 месяцев я находился в одиночной камере. Неоднократные вызовы по ночам и физические принуждения подорвали мою психику, Появились галлюцинации. Пробовал протестовать против искажения записи моих показаний, но в конце концов сдавался и подписывал, лишь бы скорее закончить следствие, тем более что следователи меня уверяли в возможности внести поправки на суде 42. Приведенные факты подтверждают, сколь осторожно следует относиться к «признаниям», вырванным чекистами.

Не имея возможности, да и не ставя перед собой задачу подробно анализировать, как разворачивалось следствие по всем четырем обвиняемым, остановимся лишь на «деле» И.Н. Заволоко.

Следствие началось с сакраментального для чекистов вопроса: когда и при каких обстоятельствах были завербованы в разведку? На что, как и следовало ожидать, Заволоко ответил отрицательно 43. На следующий день, 11 октября, на тот же вопрос Заволоко ответил, что в 1920 г. в «Комитете по делам эмигрантов» 44 познакомился с Л.Ф. Зуровым 45, ранее служившим в армии Юденича. Позднее, находясь в Праге, Заволоко написал Зурову, что и тот может приехать туда для получения образования, что последний и сделал. В Праге Зуров пробыл несколько лет и примыкал к ряду антисоветских организаций. По возвращении в Ригу, Заволоко по протекции Зурова, устроился в редакцию газеты «Слово». По словам Заволоко, Зуров пытался втянуть его в активную антисоветскую деятельность, связанную с переброской на территорию СССР лиц со шпионскими целями. Кроме того, Заволоко за вознаграждение предлагалось осуществить переход в СССР, на что он, по его словам, дал отрицательный ответ и впредь стал избегать встреч с Зуровым. Последний же продолжал участвовать в белогвардейских организациях, за что в конце 20-х годов, в связи с советской нотой, был выслан из Латвии. Далее в своих показаниях Заволоко коснулся случая, когда вскоре по возвращении из Праги к нему на квартиру пришел незнакомец, представившийся по фамилии Данилевич, и стал предлагать ему встать на путь активной борьбы с СССР. Заволоко ответил отказом. Тогда Данилевич попросил его о предоставлении жилья людям, которые будут являться от него. Заволоко согласился, но после ухода Данилевича передумал, и лишь дважды предоставил свой дом для «гостей»: упомянутому Данилевичу и некоему Зязину, который, как оказалось, нелегально перебрался в Латвию из СССР 46.

В своих письменных показаниях Заволоко отмечал, что, находясь в Праге, он посещал различные собрания, в том числе общество евразийцев 47 и Галлиполийское землячество 48, но от вступления в эти организации воздерживался и членские взносы не платил. Он также подчеркивал, что за время учебы в Праге присмотрелся к деятельности эмигрантских организаций и поэтому больше никаких связей с русскими военными организациями, даже в сфере личного знакомства, не поддерживал и об их дальнейшей деятельности не осведомлен. Однако полностью отходить от общественной жизни он не собирался, и поэтому в 1928 или 1929 году стал одним из инициаторов создания общества «Сокол» в Риге (общество «Сокол» возникло в Риге в 1930 г. — Т.Ф.), но ввиду начавшихся внутренних трений вскоре вышел из него. Далее он упомянул, что в Риге состоял рядовым членом в «Русском национальном союзе» (как представитель «Старообрядческого общества»), в певческом обществе «Баян», в Рижском русском культурно-просветительском обществе, а также был почетным членом «Русского академического общества», расценивая свое участие в них как пассивное. В то же время он подчеркивал, что «свои силы отдал работе среди старообрядчества и преимущественно среди прихожан Гребенщиковского храма 49.

2 ноября Заволоко в ответ на предъявленное ему обвинение в том, что, проживая в Латвии и Чехословакии, он принимал деятельное участие во всевозможных белоэмигрантских организациях, ответил, что он признает «себя виновным только в том, что... наряду с другими личностями имел общение с людьми, которые занимались активной антисоветской деятельностью» 50.  Cледователя такой ответ не удовлетворил, и на допросе 19 ноября он вновь стал требовать от Заволоко показаний об участии в работе монархических и белогвардейских организаций. В ответ на это требование в протоколе допроса записано, что в 1920—1921 гг. И.Н.  Заволоко состоял в «Обществе русских студентов-эмигрантов» 51, примыкавшем к «Русскому общевоинскому союзу» 52. Такой ответ не может не насторожить тех, кто хоть немного знает историю РОВСа. Как известно,  РОВС был создан генералом Врангелем после эвакуации из Крыма в ноябре 1920 г. из остатков Белой армии. По словам Михаила Назарова, одного из исследователей русской эмиграции, «деятельность РОВСа сначала мыслилась как вынужденный перерыв в военных действиях в ожидании нового «весеннего похода». В сущности это была армия, переведенная на гражданское положение, рассеянная по многим странам, но сохранившая традиции и дисциплину, чтобы по первому зову продолжить борьбу»53. (По его же данным, создание РОВСа относится к 1924 г. — Т.Ф.). Так что утверждение, что «Общество студентов-эмигрантов» примыкало к РОВСу, сомнительно, хотя в нем, бесспорно, состояло немало бывших бойцов Северо-Западной армии. К тому же, Заволоко никогда не служил в Белой армии. Поэтому в 1958 г., когда И.Н. Заволоко пытался добиться реабилитации, он указал на допросе, что указанных показаний не давал, а такая формулировка была записана следователем 54.

На допросе 19 ноября 1940 г. вновь был поднят вопрос о пражском периоде жизни Заволоко. Судя по протоколу, Заволоко подтвердил, что посещал в Праге различные белогвардейские организации, например, «Галлиполийское землячество», а также примыкал к пражскому отделению «Высшего монархического совета», ставившего  целью пропаганду монархических идей и издание журнала «Двуглавый орёл» 55. Свою причастность к каким-либо другим монархическим организациям он отрицал, да и в названных признавал лишь свое пассивное участие, в частности, факт отсылки в Резекне нескольких экземпляров журнала «Двуглавый орёл». Однако в 1958 г. он отрицал, что давал следствию такие показания. По его словам, в Праге он посещал различные открытые вечера, где читались лекции как правого, так и левого уклона, в том числе присутствовал на лекциях, организуемых «Галлиполийским землячеством», но ни к одной из этих организаций не примыкал. В организации «Высший монархический совет» не состоял и журнал «Двуглавый орёл» никому не высылал. «Каким образом я подписал такие показания, сейчас не помню, — отмечал И.Н. Заволоко, — но следователь на все мои возражения обычно заявлял, что я оправдаюсь на суде, но на суд меня не вызывали, а судили Особым совещанием»56.

Да, признавал И.Н. Заволоко на допросе 19 ноября 1940 г., по возвращении из Праги я работал в промонархической газете «Слово», контактировал с монархически настроенными Зиле, Зуровым, Дьяконовым, Гетманом-Экманом, Микулиным, Столыгво, Нольде и др., состоявшими в какой-то  белогвардейской организации. Посещал некоторые их собрания, происходившие на квартире Р.М. Зиле (председатель «Русского академического общества», сын профессора М. Зиле, в 1939 г. репатриировался в Германию. — Т.Ф.). Но однажды Зуров пригласил Заволоко к себе домой, где уже находились 5-6 неизвестных ему лиц, и предложил за вознаграждение нелегально перейти границу СССР, на что получил категорический отказ. Далее Заволоко вновь отверг свое членство в «Борьбе за Россию» и в «Братстве русской правды», хотя отметил, что, возможно, руководимая Р.М. Зиле организация и носила одно из этих названий 57.

В ходе ночного допроса 20 ноября от И.Н. Заволоко снова добивались признания в антисоветской деятельности, на что последний лишь повторил ранее данные показания 58. Но органы НКВД это не устраивало, поэтому следователь вновь и вновь допытывался у Заволоко о его связях. Из протокола допроса 22 ноября следует, что примерно в 1936 г. в Иконописную мастерскую при молельне явился неизвестный гражданин, якобы интересовавшийся иконописью. Но, как подметил Заволоко, создалось впечатление, что это был лишь предлог для посещения. Перед уходом он попытался было предложить Заволоко принять участие в антисоветской деятельности, но, получив отказ, быстро ретировался 59.

По-видимому, особенно изнурительными были два допроса 23 ноября, в ходе которых, как можно предположить, была предпринята отчаянная попытка добиться-таки необходимых НКВД признаний: в частности, связать Заволоко с Пирангом (вероятно, имеется в виду Алексей Пиранг- известный сторонник национал-социалистических идей. — Т.Ф.). И.Н. Заволоко должен был признать, что в 1938 или 1939 году Пиранг, служивший в фирме «Братья Поповы», попытался завести с ним разговор о разногласиях внутри «Русского академического общества» и стал предлагать ему подключиться к работе общества. Получив отказ, Пиранг стал интересоваться у Заволоко адресами знакомых, проживающих в приграничной полосе, с целью их возможного использования для переправки литературы в СССР. Не добившись успеха и в этом деле, Пиранг все же оставил Заволоко сверток, в котором находились несколько номеров газеты «Борьба за Россию» и книжки «Наша идеология». Через пару дней к Заволоко с тем же вопросом явился гонец от Пиранга, но Заволоко остался непреклонен. Такой интерес к себе он объяснял тем, что Пиранг, зная о его обширных связях с крестьянами-старообрядцами в Латвии и других государствах, граничивших с СССР, рассчитывал использовать этих людей в своих целях 60.

В ходе последних допросов особый интерес был проявлен к печатным изданиям, поступавшим к И.Н. Заволоко из-за рубежа. В ответ на это Заволоко пояснил, что действительно в 1927-1930 гг. ему домой по почте поступали антисоветские листовки в количестве 10-20 экземпляров, но от каких именно организаций они поступали ему неизвестно, так как на конвертах не указывался адрес отправителя. Между тем адрес Заволоко как редактора журнала «Родная старина» был широко известен. Но, как и на предыдущих допросах, Заволоко отрицал свое участие в распространении этих листовок. В то же время он признал, что получал из Парижа газеты «Россия и славянство», «Молодая искра» и журнал «Вестник РСХД», из Праги — журнал «Крестьянская Россия», из Польши — газету «Слово» и журнал «Воскресное чтение», из Бельгии—журнал «Ирлинкоп» на французском языке, из Белграда — газету «Старое время», а также несколько журналов на английском языке 61. Думается, что этот список может свидетельствовать лишь о всесторонности интересов и высокой образованности Ивана Никифоровича.

Настойчивый интерес проявили чекисты и к зарубежным поездкам И.Н. Заволоко, полагая, что таковые могут совершаться только с «контрреволюционными» или шпионскими целями. На это Заволоко пришлось пояснить, что в ходе своих трех поездок в Чехословакию в 1934, 1936 и 1938 гг. он находился главным образом в Ужгороде. В 1934 г. он помогал в осуществлении перехода бывших местных униатов в старообрядчество, в 1936 г. ездил для передачи богослужебных книг, а в 1938 г. совместно с К. Павловым и Ф. Григорьевым занимался сбором предметов народного искусства 62.

Пришлось И.Н. Заволоко разъяснять чекистам также цели и задачи «Кружка ревнителей русской старины». По его словам, он, будучи убежденным старообрядцем, организовал в 1927 г. «Кружок» с целью пробудить у молодежи любовь к самобытной русской культуре, популяризировать старую веру 63.

Бывало, дело доходило до курьёзов. Так, на одном из допросов Заволоко пришлось объяснять, что являет собой «контрреволюционная» организация скаутов, а также, что, читая лекции скаутам о старинных русских костюмах и церковном искусстве, он не предполагал, будто они могут быть использованы в контрреволюционных целях против СССР 64.

На последнем допросе Заволоко нашел в себе силы отвергнуть свою принадлежность к белоэмигрантской организации «Борьба за Россию», признав, однако, что действительно имел связь с какой-то организацией, в которую входили Зиле и Зуров, но название ее ему неизвестно 65.

30 декабря 1940 г. было подготовлено обвинительное заключение, в котором И.Н.Заволоко было инкриминировано членство в различных белогвардейских организациях как в Латвии, так и в Чехословакии, получение и распространение антисоветской литературы, предоставление своей квартиры бежавшему из СССР И.А. Зязину, поездки за границу, а также создание «Кружка ревнителей русской старины» 66.

В аналогичном духе были составлены обвинения и в отношении Г.М. Арцимовича, В.П. Масленникова и Н.В. Теславского.

10 февраля 1941 года Особое совещание при НКВД СССР приговорило всех четырех обвиняемых, несмотря на различную степень их причастности к так называемой контрреволюционной деятельности, к 8 годам лагерей по шаблонному обвинению в шпионской деятельности 67.

По имеющимся в следственном деле сведениям, Г.М. Арцимович и В.П. Масленников оказались в Печерлаге, где скончались соответственно 29 августа 1942 г. и 7 июня 1942 г. (причина смерти в обоих случаях не указана) 68. Н.В. Теславскому в известной мере «повезло». Правда, находясь в Воркутлаге, в 1943 г. он был приговорен еще к 10 годам. Причиной стал донос о допущенных им якобы антисоветских высказываниях. В общей сложности провел он в лагерях 12 лет, затем 4 года пробыл в ссылке. Но уже в 1956 г. приговор Особого совещания от 9 октября 1943 г. в отношении него был отменен 69, а в 1960 г. и дело, возбужденное против него в 1940 г., было прекращено за недоказанностью вины 70.

Более сложной оказалась судьба Заволоко. Он также оказался в Воркутлаге, где в 1944 г., работая в шахте, лишился левой ноги. Отбыв 8 лет в лагере, он, однако, был не освобожден, а отправлен в ссылку в село Северное Новосибирской области, где работал лаборантом в районной больнице 71. Как можно понять из документов дела, лишь в конце 1956 или начале 1957 г. он смог вернуться в Ригу.

За свою реабилитацию Иван Никифорович стал бороться еще находясь в ссылке. В своем заявлении Военному прокурору он отмечал, что с 1931 г. «посвятил свободное время религиозно-просветительской работе среди  старообрядцев г.Риги. Будучи руководителем «Кружка ревнителей русской старины», я собирал исторические материалы по истории заселения Прибалтики русскими, собирал для музея кружка фольклорный материал (старинные напевы, краеведческий материал). Кружок устраивал вечера старинных песен, выставки русского народного искусства, юбилейные вечера <...>, чтение произведений Маяковского (? — Т.Ф.), Есенина. Старообрядчество я понимаю как проявление народного протеста против западно-европейских реформ Никона патриарха и Петра I, поэтому в своих лекциях я не раз обличал преклонение русской интеллигенции перед Западом. Повторяю, политикой я не занимался. Со своим хором ревнителей русской старины я совершал поездки за пределы Латвии с единственной целью — поднять национальное самосознание у старообрядцев, живших на положении меньшинства, с ограничением в правах (в смысле языка и т.п.). Кроме того, собирались архивные и краеведческие материалы (часть из них была передана в Русский музей (в Пушкинский дом - Т.Ф.) в Ленинграде)» 72.

Тем не менее 15 января 1957 г. Военная прокуратура ПрибВО отказала И.Н. Заволоко в пересмотре его дела 73. Но он не сдавался и продолжал борьбу за восстановление справедливости. 18-19 августа 1958 г. Заволоко допрашивался в КГБ ЛССР в связи с его заявлениями о пересмотре дела. На этих допросах он вновь пытался убедить «органы», что никакой шпионской деятельностью никогда не занимался, а всю свою жизнь посвятил фольклорной работе. Единственное, в чем он усматривал свою вину, так это в том, что с 1930 по 1931 г. состоял в обществе «Сокол», из которого сразу же вышел, когда понял, что оно принимает политический уклон 74. И.Н. Заволоко настойчиво отрицал свое членство в белогвардейских организациях, в том числе и в «Борьбе за Россию», а также показания Г.М. Арцимовича о том, что он якобы даже претендовал на руководство отделением этой организации в Латвии, хотя признал, что попытки втянуть его в белоэмигрантские организации имели место 75.

Из протокола упомянутого допроса выясняется еще одна малоизвестная деталь из жизни Заволоко. В 1930-1932 гг. им был организован сбор средств в помощь заключенным, главным образом политическим, находившимся в Рижской центральной тюрьме76.

В качестве свидетелей по «делу Заволоко» в 1958 г., по его просьбе, были привлечены: Михаил Алексеевич Обушев и Константин Анисимович Павлов, судя по показаниям которых, Заволоко примерно с 1932- 1933 гг. не допускал каких-либо враждебных высказываний в адрес Советского Союза и воспитывал старообрядческую молодёжь в духе любовного отношения ко всему русскому 77.

Однако  в 1960 г.  И.Н. Заволоко было отказано в реабилитации 78. Возможно, свою роль в этом сыграла развернувшаяся в эти годы новая антирелигиозная кампания в СССР.

Да, Иван Никифорович Заволоко не принимал советскую власть прежде всего ввиду ее атеистического характера. Безусловно, учась и живя в Праге, он проявлял интерес к различным политическим течениям и общественным начинаниям русской эмиграции, представлявшей цвет русской интеллигенции, вынужденно оказавшейся на чужбине. Конечно, он читал русские зарубежные издания, в том числе и монархического толка. Ясно, что этот интерес не угас и по возвращении в Ригу, что вполне естественно, как и чтение изданий различного политического толка. Да, И.Н. Заволоко тяготел  к русским правым кругам, однако сомнительно, чтобы, особенно в 30-е годы, он участвовал в работе какой-либо нелегальной белоэмигрантской организации, а тем более в подрывной деятельности против СССР. Во-первых, это был уже период кризиса монархического движения, связанного как с крушением надежд на скорое падение советской власти, так и с инфильтрацией советской агентуры практически во все белогвардейские организации. По данным Политуправления, в 30-е годы монархисты в Латвии не проявляли  заметной активности. Во-вторых, вполне реальным представляется и разочарование Заволоко в тогдашних русских политических организациях, не способных представить сколько-нибудь разумной программы переустройства России, прибегавших порой в своей деятельности к нечистоплотным приемам, погрязшим во внутренних склоках. Все это, естественно, не могло не оттолкнуть Заволоко, как глубоко верующего человека, преданного заветам старообрядчества, от политики. И в начале 30-х годов, а может быть и раньше, он сделал окончательный выбор в пользу просветительства и духовного служения. Этому выбору он остался верен до конца своих дней.

1. Латвийский государственный архив (далее ЛГА), ф.1986, оп. 1, д.29818, л.З. 

2.Там же, лл. 1, 7, 11, 12.

3. Гроссен Генрих. Жизнь в Риге. — Даугава, 1994, №4. - С Л 74.

4. Белоцветов Николай Алексеевич (1863—1935). В начале 20-х годов обосновался в Риге. Был издателем газеты «Слово» (1925-1929 гг.), журнала «Перезвоны» (1925-1928 гг.) и некоторых других. В Латвии считался одним из сторонников великого князя Николая Николаевича. Сторонники вел.кн. Николая Николаевича (1856—1929), дяди Николая II, бывшего Верховного главнокомандующего русской армии, были наиболее популярны в среде русской эмиграции. «Николаевцы» стояли на позиции национального примирения и «непредрешенчества», т.е. полагали, что народ сам должен решить, какая форма правления установится в России после крушения большевистской диктатуры. Меньшая часть эмиграции поддерживала вел.кн. Кирилла Владимировича (1876-1938), провозгласившего себя в 1924 г. императором. Промежуточную позицию между «николаевцами» и «кирилловнами» поначалу занимали сторонники генерала П.Н.Врангеля (1878—1928). В 1924 г. генерал предоставил себя и армию в распоряжение Николая Николаевича. В 1926 г. на Зарубежном съезде Николай Николаевич был избран вождем эмиграции. В Латвии также наибольшей популярностью в русских правых кругах пользовались «николаевцы», группировавшиеся в основном вокруг редакции газеты «Слово». Судя по статьям Н. А. Белоцветова, опубликованным в сборниках газеты «Слово» (вып. 1. — Рига, 1926. — С.167; вып. 2. — Рига, 1927. — С.203.), он являлся «непредрешенцем», признавал право Прибалтийских государств, Финляндии и Польши на самостоятельное существование.

5. Организация «Борьба за Россию» возникла вокруг одноименного журнала, выходившего в Париже в 1926-1931 гг. (С.П.Мельгунов, М.М.Федоров, В.Л.Бурцев, А,В.Карташев, П.Я.Рысс и др.)и объединяла в основном «непредрешенцев». Предпринимала попытки создания коалиции с правыми эсерами и кадетами. Занималась переправкой людей для нелегальной работы в СССР

6. «Сокольское» движение зародилось в середине XIX столетия в Чехии. Зачинателями была разработана особая система гимнастических упражнений, якобы способствующая укреплению национального духа молодежи. Движение получило распространение среди славянских народов, в том числе и в России. В 20-30-е гг. «сокольство» пользовалось заметной популярностью среди русской эмигрантской молодежи. В Латвии «сокольское» общество возникло в Даугавпилсе в 1928 г., затем аналогичные общества появились в Риге, Лиепае, Резекне и некоторых других местах. В 1940 1941 и чкены ни «иим* • м, *, „..шт. ?и* оказались в числе репрессированных

7.  Латвийский государственный архив - далее ЛГА, ф.1986, оп.1, д.29818, л.З.

8. Там же, лл. 2, 59, 60.

9. «Русское крестьянское объединение» (РКО) - политическая партия в Латвии 1928-1934 гг., состоявшая в основном из сельской интеллигенции и зажиточного крестьянства. РКО поддерживало связь с Трудовой крестьянской партией в Праге, пытавшейся проводить нелегальную работу на территории СССР.

10. Трофимов С.И. — председатель РКО, депутат Сейма в 1931-1934. Расстрелян чекистами 22 июня 1941 г. , Б.Еввланов — активист РКО. Умер в Саратовской тюрьме 6 июня 1943 г.

11. ЛГА, ф. 1986, оп.1, д.29818, лл. 1, 4, 5, 8, 9, 13, 14.

12. Там же, лл. 144—145.

13. Там же, л. 166.

14. Там же, лл. 17, 88, 255, 260, 261 и др.

15. Там же, лл.91, 103.

16. Раев Марк. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции, 1919-1939. — Москва: Прогресс-Академия, 1994. - С.82.

17. Гам же, с.83,

18. ЛГА, ф.1986, оп.1, д.29818, лл. 17, 91, 99 и др.

19. Там же, л.92.

20. Там же, л.94 об., 109.

21. ЛГА, ф. 1986, оп. 1, д.29818, л.263.

22. Там же, л. И 5.

23. Латвийский государственный исторический архив (далее ЛГИА), ф.3235, оп.1/22, д.371, л.330.

24. ЛГИА, ф.3235, оп.1/1, д.254/1, л.230; ЛГА, ф.1986, оп.1, д.29818, л.88.

25. ЛГА, ф.1986, оп.1, д.29818, л.214.

26. Там же, л Л 07,

27. ЛГИА, картотека Политу правления.

28. Там же, ф.3235, оп.1/1, д.254/1, лл.230-231.

29. Там же, л.236.

30. Там же, лл.232-236.

31. Там же, оп.1/2, д.314/4, лл.672-673; оп.1/6, д.519/3, л.566 об.

32. Там же, оп.1/22, д.687/1, л.12 об. 

33. Там же, д.106, лл.132 об., 135, 174.

34. Там же, ф.3742, оп.1, д.10340, л.8.

35. ЛГИА, картотека Политуправления.

36. «Русский Общевоинский союз» (РОВС) создан генералом П.Н.Врангелем из числа лиц, служивших в Белой Армии. Согласно данным Политуправления, отделение РОВС в Латвии существовало под названием «Служба связи ливенцев».

37. «Братство русской правды» (БРП) основано в 1921 г. Представителем БРП в Прибалтике считался светл. князь А.П.Ливен. БРП действовало с одобрения вел.кн. Николая Николаевича; в основном использовало тактику партизанской борьбы в западных областях СССР.

38. ЛГИА, ф.3235, опЛ/22, д.687/1, л.З.

39. ЛГИА, картотека Политуправления.

40. ЛГА, ф.1986, он.1, д.29818, лл.59-75.

41. Там же, л.300.

42. Там же, л.262.

43. Там же, л.92.

44. «Особый комитет по делам русских эмигрантов» возник в 1920 г. при «Национально-демократическом союзе», в то время крупнейшей русской организации. Основной задачей «Комитета» являлось оказание материальной помощи эмигрантам.

45. Зуров Леонид Федорович (1902—1971), уроженец г.Острова. Участвовал в гражданской войне в составе армии Юденича. Окончил б.Ломоносовскую гимназию, затем учился в Праге. Был уличен в связях с белоэмигрантскими организациями. В 1929 г. покинул Латвию. Жил во Франции, где занимался литературным творчеством и был тесно связан с И.А.Буниным.

46. ЛГА, ф.1986, оп.1, д.29818, л л. 94-96.

47. Евразийство — политическое течение, выражавшее разочарование части русской интеллигенции в западной цивилизации. Главные идеологи евразийства: кн.Н.С.Трубецкой, П.Н.Савицкий, П.П.Сувчинский; затем их сменили просоветски настроенные кн.Д.Святополк-Мирский, П.Арапов, С.Эфрон и др. Евразийцы выводили «национальное оправдание» большевизма из несовместимости России с западным миром в силу ее природно-географических особенностей. «Национальная миссия» большевиков виделась в том, что они, изолируя Россию от «прогнившей Европы», вопреки своим политическим целям вывели страну на самостоятельные духовные пути....» (см. Назаров Миссия русской эмиграции. -  С.221-222).

48. Значительная часть армии Врангеля после эвакуации из Крыма  в ноябре 1920 г. оказалась в городке Галлиполи на берегу Мраморною моря, где русским воинам удалось создать особую форму самоорганизации, просуществовавшую около года. Впоследствии «Галлииолийские землячества», как форма самоорганизации бывших русских военнослужащих, встречались в ряде мест сосредоточения русской эмиграции.

49. ЛГА, ф.1986, оп.1, д.29818, лл.99-101.

50. Там же, л Л 02.

51. Вероятно, имеется в виду «Общество русского студенчества в Латвии», основанное в 1921 г. и поначалу претендовавшее на объединение всего русского студенчества. После того как стала очевидной несостоятельность этот намерения, в 1926 г. на базе упомянутого общества возникло «Русское академическое общество».

52. ЛГА, ф.1986, оп.1, д.29818, л.111.

53. Назаров Михаил. Миссия русской эмиграции. — Т.1 — Москва: Родник, 1994. - С.234.

54. ЛГА, ф.1986, оп.1, д.29818, л.282.

55. «Высший монархический совет» был создан в 1921 г. в баварском городке Рейхенгаль. Председатель — Н.Е.Марков. Издавал журнал «Двуглавый орел» в 1920-1922, 1926-1931 гг. сначала в Берлине, затем в Париже.

56. ЛГА, ф.1986, оп.1, д.29818, л.282.

57. Там же, лл Л13-114.

58. Там же, л.122.

59. Там же, л. 127.

60. Там же, л.131.

61. Там же, л. 133.

62. Там же, л. 124.

63. Там же, л. 138.

64. Там же, л.139.

65. Там же, л.139 об.

66. Там же, лл.247-248.

67. Там же, лл.251-254.

68. Там же, л.279. 

69. Там же, лл.274-276.

70. Там же, лл.339-340.

71. Там же, л.262.

72. Там же, л.261 об.

73. Там же, лл.264-265.

74. Там же, л,281 об.

75. Там же, лл.281-287.

76. Там же, лл.286-287,290.

77. Там же, л.290.

78. Там же, лл.320-323.