ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Быль, явь и мечта. Книга об отце

Рута Марьяш

Июнь 1940 года. Напряженное, предгрозовое время. Ощущение неминуемой разрядки. И разрядка наступила. 17 июня 1940 года на улицах Риги, на площадях, в парках и скверах появились советские танки. Что-то мгновенно сломалось в привычной размеренной жизни.

20 июня было объявлено, что создано новое правительство. В Риге проходили демонстрации, многолюдные митинги. Помню, как громко и возбужденно говорили о безработице, непосильном труде на торфоразработках, избиении и издевательствах в полицейских участках. В толпе царило напряжение, все чего-то ждали.

5 июля с балкона здания советского посольства выступили Вышинский - заместитель председателя Совнаркома СССР и советский посол в Латвии Деревянский. Огромная толпа перед зданием ловила каждое их слово, пытаясь понять смысл происходящего. После выступлений в разных концах толпы стали раздаваться песни. Пели "Марсельезу", "Отречемся от старого мира", "Смело, товарищи, в ногу", "Вы жертвою пали". Многие подхватывали песню. В те дни зазвучали и советские песни, в том числе самая популярная среди них - "Катюша".

В то лето в Риге выступала советская певица Ирма Яунзем - латышка из России, которая с 20-х годов стала первой профессиональной исполнительницей песен разных народов мира. Она пела на 60 языках. В Риге на огромном переполненном стадионе Ирма Яунзем пела латышские, русские, украинские, еврейские народные песни. Публика с восторгом принимала певицу, были цветы, овации.

Во всех кинотеатрах стали демонстрировать советские филь-мы: "Юность Максима", "Выборгская сторона", "Ленин в Октябре", "Ленин в 1918 году". В первых же номерах новой газеты "Пролетарская правда" начал публиковаться с продолжениями роман Н.Островского "Как закалялась сталь", в журнале "Атпута" - перевод повести Р. Фраермана "Дикая собака Динго". Было много нового, необычного, интересного.

Все то трагическое, что пришло в Латвию в июне 1940 года, - те драмы, которые уже с первых дней стали разыгрываться в судьбах людей, - было скрыто от многих глаз и стало достоянием гласности лишь спустя много лет. Новое правительство во всеуслышание объявило о том, что отныне будут удовлетворены насущные нужды всех граждан, независимо от их национальной принадлежности. Любая национальная дискриминация была объявлена вне закона.

Для руководства еврейской культурной жизнью был создан специальный совет - "Культуррат", председателем которого был избран М. У. Шац-Анин, секретарем - Марк Разумный, писатель. Совет этот участвовал в издании периодики на языке идиш, в обновлении репертуара рижского Еврейского театра. Директором театра стал Г. Лейбович. В театре работали режиссер Циссер, художник Михаил Йо, дирижер Золотонос, актеры Юлин, Эйнес, Гассель, Гарфункель, Цинман, Хатьянов, Шлит, Шефтель и многие другие. М. У. Шац-Анин приходил на репетиции спектаклей, делился своими мыслями с актерами, которых всегда узнавал по голосам.

1 июля 1940 года в Риге начала выходить на еврейском языке ежедневная газета "Камф" ("Борьба"), в конце 1940 года стал издаваться журнал "Уфбой" ("Стройка"). М. У. Шац-Анин участвовал в работе редколлегий этих изданий, публиковал там свои статьи. В латышском журнале "Карогс" был напечатан ряд его работ о классиках еврейской литературы, о пребывании Маяковского в Латвии. Он писал для альманаха "Советская Латвия", для литовского еврейского сборника "Балтише блетер", для киевского еврейского журнала.

Из воспоминаний писателя Григория Полянкера

В 1940 году мы на заседании редколлегии журнала "Советише литератур" в Киеве (членами редколлегии тогда были Ицик Фефер, Давид Гофштейн, Абрам Гонтарь, Гиршл Орланд и я)решили обратиться к еврейским писателям Латвии, в первую очередь к Шац-Анину с просьбой присылать в журнал свои произведения. Шац-Анин быстро откликнулся на наше предложение, прислал нам в редакцию теплое письмо, а затем прекрасную статью об истории еврейской революционной печати в Латвии. Статья была у нас опубликована, и с этого момента Шац-Анин стал нашим сотрудником. Мы получили от него еще ряд литературно-критических статей, заметки о творчестве ряда еврейских писателей. Из этих работ было видно, что он все годы внимательно следил за развитием еврейской литературы, любил и высоко ценил ее. Статьи Шац-Анина отличались необычайной глубиной, читались с большим интересом. То было новое, свежее слово человека большой культуры и таланта в нашей критике, литературоведении, и мы об этом ему писали. Статьи его подготовили к печати, отправили в набор. Но началась война, журнал перестал выходить. Все архивы, материалы, письма были в Киеве уничтожены оккупантами.

Сразу после войны мы стали издавать в Киеве двухмесячный альманах-журнал на еврейском языке "Дер штерн", где я был главным редактором. Но издавался журнал недолго. Начались аресты еврейских писателей, и он прекратил свое существование. Мы так и не успели снова наладить отношения с этим прекрасным литератором - Шац-Аниным. Мечтали встретиться, но не посчастливилось - мы опоздали.

* * *

Вскоре на улицах Риги появились многочисленные лозунги к выборам в Народный Сейм, которые состоялись в июле 1940 года. Среди лозунгов были и такие: "Старый реакционный режим отравлял сознание народа ядом национальной розни и вражды. Долой шовинизм и национальную рознь! Да здравствует равноправие всех национальностей!". Газеты публиковали подробные отчеты о многочисленных предвыборных митингах - о митинге безработных на Центральном рынке, митинге русской интеллигенции, митинге белорусских трудящихся, о предвыборном еврейском митинге. Людей призывали голосовать за список Блока трудового народа. За программу Блока трудового народа выступал тогда и М. У. Шац-Анин, связывая это с надеждой на восстановление' демократии в Латвии, на социальную справедливость и национальное равноправие. Многие питали тогда такие надежды. В июле 1940 года газета "Пролетарская правда" писала: "Пора знать, что Красная Армия не знает национальной и расовой вражды". "Советский Союз не терпит шовинизма ни в какой из его мерзких форм". Это впечатляло, вселяло веру в возможность свободного культурного развития.

В тот год Шац-Анин часто выступал на вечерах еврейской культуры в помещении театра, в частности на вечере памяти основоположника еврейского театрального искусства А. Гольдфадена в связи со столетием со дня его рождения, на вечере, посвященном окончанию учебного года в еврейских школах Латвии.

Для нас - школьников, юных участников тех событий, - июнь 1940 года стал началом нового летоисчисления, точкой отсчета, после которой в жизни многое началось впервые - пионерские дружины, школьная самодеятельность, сказочный Дворец пионеров в средневековом замке. На нас была первая в жизни пионерская форма с самодельными шелковыми красными галстуками и металлическими зажимами для них, на которых был изображен пионерский костер. Что такое пионерский костер, мы тоже узнали тогда впервые. Мы пели новые песни и, казалось, видели перед собою "необъятную дорогу молодежную", которая "словно море, широка и, словно небо, высока"... Это было прекрасное начало, за которым должна была последовать большая счастливая жизнь... Мы были юными романтиками, и у нас начисто отсутствовала свойственная часто юному возрасту склонность к иронии, к скепсису. Год этот в моей памяти запечатлелся как сплошное длинное лето. Вероятно, потому, что он начался летом и летом же окончился.

А 14 июня 1941 года, за неделю до того, как сирены воздушной тревоги возвестили о начале войны, тысячи людей были насильственно вывезены в товарных вагонах на север России. И среди них мои подруги-пионерки Маша Кабалкина, Дора Марон, Шелли Берз, кузины Рика и Фира, их братик Яша и многие-многие другие, не подозревавшие о ждавшей их участи. Были вывезены вместе с родителями почти все девочки из моего класса в 1-й рижской латышской основной школе, в которой я училась до 1939 года.

Так закончился этот год, получивший впоследствии название "страшный год", хотя события - одно страшнее другого - были еще впереди. Моих сверстников-пионеров вскоре убили фашисты в Риге - белокурую Дебору Цивьян Шулю Пайкину с тонкими шелковистыми косичками, кудрявую темноволосую Песю Шрагец, шаловливого Даню Бергмана и многих-многих других. Все было впереди...

Уникальная фотография

Быль, явь и мечта. Книга об отце

Рута Марьяш

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Содержание