Авторы

Юрий Абызов
Виктор Авотиньш
Юрий Алексеев
Юлия Александрова
Мая Алтементе
Татьяна Амосова
Татьяна Андрианова
Анна Аркатова, Валерий Блюменкранц
П. Архипов
Татьяна Аршавская
Михаил Афремович
Вера Бартошевская
Василий Барановский
Всеволод Биркенфельд
Марина Блументаль
Валерий Блюменкранц
Александр Богданов
Надежда Бойко (Россия)
Катерина Борщова
Мария Булгакова
Ираида Бундина (Россия)
Янис Ванагс
Игорь Ватолин
Тамара Величковская
Тамара Вересова (Россия)
Светлана Видякина, Леонид Ленц
Светлана Видякина
Винтра Вилцане
Татьяна Власова
Владимир Волков
Валерий Вольт
Константин Гайворонский
Гарри Гайлит
Константин Гайворонский, Павел Кириллов
Ефим Гаммер (Израиль)
Александр Гапоненко
Анжела Гаспарян
Алла Гдалина
Елена Гедьюне
Александр Генис (США)
Андрей Герич (США)
Андрей Германис
Александр Гильман
Андрей Голиков
Юрий Голубев
Борис Голубев
Антон Городницкий
Виктор Грецов
Виктор Грибков-Майский (Россия)
Генрих Гроссен (Швейцария)
Анна Груздева
Борис Грундульс
Александр Гурин
Виктор Гущин
Владимир Дедков
Надежда Дёмина
Оксана Дементьева
Таисия Джолли (США)
Илья Дименштейн
Роальд Добровенский
Оксана Донич
Ольга Дорофеева
Ирина Евсикова (США)
Евгения Жиглевич (США)
Людмила Жилвинская
Юрий Жолкевич
Ксения Загоровская
Евгения Зайцева
Игорь Закке
Татьяна Зандерсон
Борис Инфантьев
Владимир Иванов
Александр Ивановский
Алексей Ивлев
Надежда Ильянок
Алексей Ионов (США)
Николай Кабанов
Константин Казаков
Имант Калниньш
Ирина Карклиня-Гофт
Ария Карпова
Валерий Карпушкин
Людмила Кёлер (США)
Тина Кемпеле
Евгений Климов (Канада)
Светлана Ковальчук
Юлия Козлова
Андрей Колесников (Россия)
Татьяна Колосова
Марина Костенецкая
Марина Костенецкая, Георг Стражнов
Нина Лапидус
Расма Лаце
Наталья Лебедева
Димитрий Левицкий (США)
Натан Левин (Россия)
Ираида Легкая (США)
Фантин Лоюк
Сергей Мазур
Александр Малнач
Дмитрий Март
Рута Марьяш
Рута Марьяш, Эдуард Айварс
Игорь Мейден
Агнесе Мейре
Маргарита Миллер
Владимир Мирский
Мирослав Митрофанов
Марина Михайлец
Денис Mицкевич (США)
Кирилл Мункевич
Тамара Никифорова
Сергей Николаев
Николай Никулин
Виктор Новиков
Людмила Нукневич
Константин Обозный
Григорий Островский
Ина Ошкая, Элина Чуянова
Ина Ошкая
Татьяна Павеле
Ольга Павук
Вера Панченко
Наталия Пассит (Литва)
Олег Пелевин
Галина Петрова-Матиса
Валентина Петрова, Валерий Потапов
Гунар Пиесис
Пётр Пильский
Виктор Подлубный
Ростислав Полчанинов (США)
А. Преображенская, А. Одинцова
Анастасия Преображенская
Людмила Прибыльская
Артур Приедитис
Валентина Прудникова
Борис Равдин
Анатолий Ракитянский
Глеб Рар (ФРГ)
Владимир Решетов
Анжела Ржищева
Валерий Ройтман
Яна Рубинчик
Ксения Рудзите, Инна Перконе
Ирина Сабурова (ФРГ)
Елена Савина (Покровская)
Кристина Садовская
Маргарита Салтупе
Валерий Самохвалов
Сергей Сахаров
Наталья Севидова
Андрей Седых (США)
Валерий Сергеев (Россия)
Сергей Сидяков
Наталия Синайская (Бельгия)
Валентина Синкевич (США)
Елена Слюсарева
Григорий Смирин
Кирилл Соклаков
Георг Стражнов
Георг Стражнов, Ирина Погребицкая
Александр Стрижёв (Россия)
Татьяна Сута
Георгий Тайлов
Никанор Трубецкой
Альфред Тульчинский (США)
Лидия Тынянова
Сергей Тыщенко
Михаил Тюрин
Павел Тюрин
Нил Ушаков
Татьяна Фейгмане
Надежда Фелдман-Кравченок
Людмила Флам (США)
Лазарь Флейшман (США)
Елена Францман
Владимир Френкель (Израиль)
Светлана Хаенко
Инна Харланова
Георгий Целмс (Россия)
Сергей Цоя
Ирина Чайковская
Алексей Чертков
Евграф Чешихин
Сергей Чухин
Элина Чуянова
Андрей Шаврей
Николай Шалин
Владимир Шестаков
Валдемар Эйхенбаум
Абик Элкин
Фёдор Эрн
Александра Яковлева

Уникальная фотография

Рижская частная русская практическая гимназия

Рижская частная русская практическая гимназия

Болезнь

Лидия Тынянова

 "Даугава" №2-3, 2003
Предисловие
 
ТАТЬЯНА СИНЕЛЬНИКОВА. БРАТ И СЕСТРА ТЫНЯНОВЫ

19 октября 2002 года исполнилось сто лет со дня рождения Лидии Николаевны Тыняновой. 18 октября — 108 лет со дня рождения Юрия Николаевича Тынянова. Брат и сестра, родившиеся почти в один день (пусть и с разницей в восемь лет), они были во многом похожи друг на друга. Оба не переносили грубости. Оба плакали, слушая, как отец читает «Несжатую полосу» Некрасова. Оба превыше всех ягод ставили малину и обожали блинчики с яблоками. Оба были насмешливы. Они умудрялись видеть смешное даже там, где это казалось почти невозможным. А еще любили высоко раскачиваться на качелях, установленных во дворе, приводя в ужас маму.
Брат учился в Пскове. А своей сестре доверил клеенчатую тетрадь со своими стихами, она бережно хранила тетрадь, и вообще, ей хотелось опекать старшего брата — ведь она толстая и сильная.
Как волшебную сказку слушала Лидия рассказы о Пскове, где учился брат. Ей страшно хотелось поскорее вырасти и надеть вишневую, синюю или коричневую форму псковской гимназистки, а заодно почаще видеть брата, бывать в его комнате, где стол был покрыт бумагой, сплошь разрисованной смешными фигурами, иногда легко узнаваемыми. Рисунки были не только на столе, но и на стене и даже на потолке. С этой привычкой пробовали бороться, но она осталась. Многие рукописи Юрия Николаевича украшены карикатурными портретами.
Мечте Лидии учиться рядом с братом не суждено было осуществиться — в 1911 году в Резекне уже открылась своя гимназия и незачем было ехать учиться в Псков. В 1990 году, во время 5-х Тыняновских чтений в память о детском писателе Лидии Николаевне Тыняновой на здании бывшей гимназии по улице Дарзу была открыта снятая ныне мемориальная доска.
После гимназии Лидия Тынянова училась в Москве, затем перевелась на филологический факультет Петроградского университета, который окончила в 1924 году. В Петроград она приехала зимой 1921 года и поселилась в большой квартире Юрия. Голодная столица встретила ее холодом и какой-то странной, казавшейся почти осязаемой враждебной пустотой, затаившейся в огромных залах спешно покинутых особняков. Университетские аудитории не отапливались, студенты сидели на лекциях в пальто. Они не получали ни стипендий, ни продовольственных пайков. Зато была история с калошами. Студенты посмеивались, утверждали, что профессор древнерусской литературы проявляет особый интерес к Лидочке Тыняновой, что почтенный академик, выслушивая студента, подсаживается к Лидочке, каждый раз с досадой отталкивая чьи-то не очень чистые калоши, которые неизменно находились под партой. Калоши эти, оставленные, конечно же, не случайно, принадлежали Вениамину Каверину, который тоже жил с семьей Тынянова — его сестра, Елена Александровна, была замужем за Юрием Николаевичем — и Каверин часто провожал Лидочку в университет. Ходили пешком, дорога занимала около двух часов. Транспорт был дорогой: трамвайный билет стоил 1000 рублей. Столько же стоила маленькая булочка. После занятий не очень сытые молодые люди быстро решали, на что потратить свою тысячу. Съев булочку, они снова возвращались домой пешком. Там тоже было холодно — топить было нечем. Настоящим праздником был день, когда они везли домой воз дров, полученный Юрием Николаевичем вместо гонорара за книгу «Достоевский и Гоголь». Лидия взяла на себя большую часть хозяйственных забот, освободив от них решительную, умную, оскорбленную вынужденным бездействием Елену Александровну, перед которой все почему-то чувствовали себя виноватыми. Способная виолончелистка, переигравшая руку перед экзаменом в консерватории, она уже никогда не смогла заниматься любимым делом. Боль этой утраты не утихла с годами, Елена Александровна чувствовала себя несправедливо обиженной, и это сказывалось на окружающих. Лидия внесла в жизнь обитателей квартиры спокойствие, мягкость, уют. Она часами простаивала в очередях за продовольственными пайками, старалась всюду успеть, всем помочь. Небольшого роста, стройная, с покатыми, как на старинных портретах, плечами, аккуратно причесанная на пробор, одетая в скромное и хорошо отглаженное платье, она казалась молчаливой и необщительной. На самом же деле она была большой любительницей поболтать и посмеяться, нужно было только уметь ее разговорить. Это часто удавалось Каверину, который сам не заметил, как Лидочка стала занимать все больше и больше места в его мыслях. Уже тогда он делал первые литературные опыты, и за старание был прозван Тыняновым «работягой-словотековым». Каверин видел в Юрии друга и учителя, сначала в шутку, а позже всерьез называя его своим домашним университетом. «Университет» же, в чьей семье любили смешные прозвища, относился к нему довольно снисходительно, нарекая поначалу «денди» (вероятно, из-за коротких штанов, из которых денди давно вырос и которые нечем было заменить), а затем «Олд фул Бен» (т.е. «старый глупый Бен»). И тем более было обидно, что старший друг и родственник не верил в его чувства к Лидочке и вообще не одобрял их отношений. Правда, это не помешало Лидии Николаевне в 20 лет выйти замуж за Каверина и пройти с ним далеко не легкий жизненный путь.
Лидия Николаевна — писатель. Вот ее книги: «Повесть о великой актрисе», посвященная М.Н.Ермоловой, «Друзья-соперники» — об английских естествоиспытателях Ч.Дарвине и А.Уоллесе и, конечно же, «Друг из далека» — о русском этнографе Н.Н.Миклухо-Маклае. Литературоведов более привлекают ранние работы Тыняновой «Рылеев» (1926) и «Каховский» (1930), в которых она продолжила и развила традиции повести Юрия Николаевича «Кюхля». Люди более осведомленные ценят ставшую редкостью ее книгу «Мятежники горного корпуса» (1931), в свое время запрещенную цензурой.

***

Лидия Николаевна обычно не проявляла особого оптимизма, когда речь шла о длительных поездках, утомлявших ее, но в тот год, последний в ее жизни, она не могла дождаться лета — очень хотелось побывать в родных местах, которым посвящены были ее последние мемуарные записи «Из воспоминаний детства». Отрывки из этих воспоминаний под названием «В моем детстве» были опубликованы В.А.Кавериным уже после ее смерти, в 1987 году.
В Резекне Тынянова и Каверин прибыли накануне открытия Вторых Тыняновских чтений 1984 года. И вот нарушена тишина заброшенного дома. Что-то чертит в своем блокноте архитектор, оживленная Лидия Николаевна объясняет, уточняет, рассказывает. В кабинете отца потолок был расписной, в спальне — с лепными украшениями. В столовой огромная лампа под абажуром была укреплена на цепях, ее можно было поднимать или опускать по желанию.
В этом доме прошло детство Лидии Николаевны. Мать, Софья Борисовна, наводила порядок в деловых бумагах деда, одинаково легко разбираясь в немецких и французских записях. Отец, окончивший Киевский университет, хорошо знал латынь и греческий, а еще помнил множество стихов и любил читать их дочери. В отличие от вспыльчивой Софьи Борисовны, он был человеком мягким, а в ми
нуты сильного раздражения обращался к Лидии почему-то в мужском роде — «Болван ты этакий». Получалось не обидно. В городе Николая Аркадьевича почему-то считали детским врачом, видимо, потому, что он умел ладить с детьми. С отцом Лида проводила много времени. У окон гостиной, выходивших на улицу, они часто сидели вдвоем, наблюдая за почтенными жителями Режицы, совершавшими вечерний моцион...

***

Несколько лет назад мне пришлось говорить с одним из журналистов. «Вы были свидетелем того, — напомнил он, — как Лидия Николаевна помогала главному архитектору города восстанавливать план расположения комнат в бывшем доме Тыняновых. Говорят, что, прикоснувшись к старинной печке, она почувствовала тепло — родной дом как бы ожил, приветствуя ее...»
В глазах корреспондента притались лукавство и надежда. От меня требовалось лишь подтвердить его слова или хотя бы не отрицать их. Но ожидания моего собеседника оправданы, к сожалению, не были. Никакого тепла печь не излучала, не исходило оно и от потрескавшихся облупленных стен. Большая часть внутренних перегородок здания была к тому времени уничтожена в соответствии с нуждами некогда располагавшегося в нем отделения связи. Самое сильное впечатление производил, пожалуй, потолок, не внушавший ни малейшего доверия, хотя его и поддерживали какие-то балки, тоже сомнительной прочности.
Лидия Николаевна тогда производила впечатление более прочное. Эта маленькая хрупкая женщина, не любившая громких слов и всегда державшаяся как-то немного в тени, была способна на серьезные поступки. Примеров можно привести немало. Хотя бы вспомнить ее имя под письмом 62 московских писателей в защиту А.Синявского и Ю.Даниэля (1966).
Ниже впервые публикуем главу мемуарной книги Л.Н.Тыняновой «Из воспоминаний детства», переданных ею музею Ю.Н.Тынянова в 1984 году. Лидия Николаевна всегда оказывала музею действенную помощь в собирании материалов. Первые книги были переданы ею организатору музея А. В.Улановой еще в ноябре 1967 года, музей начал свою работу в мае 1981 года. Не осталась Лидия Николаевна в стороне и при организации вот уже более 20 лет проходящих в Резекне Тыняновских чтений, собирающих виднейших славистов мира.

Музей Ю. Н. Тынянова в Резекне, Латвия


БОЛЕЗНЬ

Серое зимнее утро. Я проснулась очень рано. В тусклом утреннем свете едва вырисовываются знакомые предметы. Маленький зеркальный шкафик, розовая печка с двумя ангелами на верхушке. Как всегда, они доброжелательно смотрят на меня. Но мне очень тоскливо, хочется лишь поскорее снова уснуть. Однако не удается. Мне шесть лет, в гимназию я еще не хожу. До каникул далеко, когда еще приедут братья! А моя подружка Женя Сченснович тяжело больна, у нее скарлатина. Папа лечит ее, но на мои расспросы отвечает односложно:
— Посмотрим... Пока еще трудно сказать...
Близко подходить к папе мне запрещено, хотя он переодевается и тщательно умывается, приходя от Жени. Но это правило у нас стро-, го соблюдается, когда у папы заразные больные.
Женя — единственная дочь священника отца Григория. И он, и его жена всегда ласково и радушно встречают Жениных подруг. Дом отца Григория стоит рядом с домом наших деда и бабки. Окна гостиной приходятся как раз против спальни отца Григория и по вечерам можно наблюдать, как он заплетает на ночь много косичек, чтобы шевелюра была пышная и вьющаяся. Меня очень интересует эта процедура, но бабушке совсем не нравится мое подглядывание, и, сердито хмуря брови, она гонит меня из гостиной.
Ох, скорей бы Женя поправилась! Я закрываю глаза, натягиваю через голову одеяло. Нет, не спится! Но что это? Из столовой доносится покашливание, такое знакомое. Нет, не может быть, говорю я себе. Конечно, я задремала и мне это приснилось. Все же помимо во-
ли прислушиваюсь. Все тихо. Значит, и вправду приснилось. Но, вдруг, снова покашливание.
—    Юрёна! — я не кричу, потому что этого, конечно, не может быть, но вскакиваю и босиком, в одной рубашке, бегу в столовую.
И что же! В столовой, у окна сидит как-то пригорюнившись Юрёна, действительно Юрёна! Сидит и читает. Я бросаюсь к нему с радостным криком, но он отстраняет меня.
—    Не подходи ко мне, Лидуха. Я болен, заразишься.
—    Что с тобой?
—    Сам не знаю.
Вид у него плохой. Глаза больные, на щеках румянец, который выступает только при высокой температуре — не ровный, а каким-то рисунком в форме гриба. Это называется у нас «гриб».
Оказывается, он заболел, но не захотел лежать во Пскове и, вот, приехал домой. Родители еще не знают о его приезде, он не хочет их будить...
И вот начинаются тревожные дни. Юше все хуже и хуже. Температура ползет вверх, он бредит (как, впрочем, всегда во время болезни). То вежливо подает маме руку и говорит: «Здравствуйте Эмилия Осиповна», то сообщает какие-то фантастические новости, вроде того, что провокатор Азеф улетел на луну и теперь его оттуда никак не достать.
Приходят знакомые врачи, подолгу осматривают Юшу, но в диагнозе не сходятся. Папа — в стороне, как всегда, когда заболевает ктонибудь из семьи. Хотя по его лицу можно судить, что он не согласен ни с одним диагнозом.
Мне запрещено входить в Юшину комнату. Но я дежурю, спрятавшись за дверью, и, едва лишь мама выходит, влезаю в комнату и прыгаю прямо к Юше на кровать. В конце концов родители перестают бороться со мною.
—    Оставь ее, Сонечка, — говорит папа. — Если что-нибудь заразное, теперь уже все равно. Она уже заразилась.
И меня оставляют в покое, тем более, что все внимание сосредоточено на Юше. Кажется, все режицкие врачи уже перебывали у нас, а диагноз все еще не поставлен. Но папа вспоминает, что не пригласили еще доктора Вержейского. С ним родители в более далеких отношениях, но врач он хороший и папа уважает его.
И вот является доктор Вержейский, долго и внимательно обследует Юшу, выходит из комнаты, долго моет руки и говорит папе:
—    Ну что ж, коллега, я считаю, что это свинья. Она еще почти не
заметна, развивается медленно и потому такая высокая температура. Вот посмотрите сами.
Из своего укрытия я вижу, как оба подходят к Юше, папа ощупывает ему шею и кивает Вержейскому в знак согласия.
«Свинья», повторяю я про себя и возмущению моему нет предела. И, главное, папа, папа не возражает, а как будто даже согласен с Вержейским!
Доктор уходит, обещая снова прийти через денек, родители провожают его, благодарят.
—    Сам он свинья! — говорю я, едва закрывается дверь, и плачу, плачу от обиды.
Мама молча машет рукой, а папа гладит меня по голове, улыбаясь впервые за эти тревожные дни.
—    Ну что ты глупенькая, ведь он поляк, плохо говорит по-русски. Он хотел сказать «свинка». Это детская болезнь, хоть и неприятная, но не опасная. Я думаю, что он прав. Я сам теперь вижу. Ничего, даст Бог, Юшенька поправится. Конечно, у него очень тяжелая форма. Между прочим, свинка очень заразна и нет никакого сомнения в том, что ты заболеешь.
—    Ну и пусть, — говорю я, вытирая слезы.
Но я тогда не заразилась...