Авторы

Юрий Абызов
Виктор Авотиньш
Юрий Алексеев
Юлия Александрова
Мая Алтементе
Татьяна Амосова
Татьяна Андрианова
Анна Аркатова, Валерий Блюменкранц
П. Архипов
Татьяна Аршавская
Михаил Афремович
Василий Барановский
Вера Бартошевская
Всеволод Биркенфельд
Марина Блументаль
Валерий Блюменкранц
Александр Богданов
Надежда Бойко (Россия)
Катерина Борщова
Мария Булгакова
Ираида Бундина (Россия)
Янис Ванагс
Игорь Ватолин
Тамара Величковская
Тамара Вересова (Россия)
Светлана Видякина
Светлана Видякина, Леонид Ленц
Винтра Вилцане
Татьяна Власова
Владимир Волков
Валерий Вольт
Константин Гайворонский
Гарри Гайлит
Константин Гайворонский, Павел Кириллов
Ефим Гаммер (Израиль)
Александр Гапоненко
Анжела Гаспарян
Алла Гдалина
Елена Гедьюне
Александр Генис (США)
Андрей Германис
Андрей Герич (США)
Александр Гильман
Андрей Голиков
Борис Голубев
Юрий Голубев
Антон Городницкий
Виктор Грецов
Виктор Грибков-Майский (Россия)
Генрих Гроссен (Швейцария)
Анна Груздева
Борис Грундульс
Александр Гурин
Виктор Гущин
Владимир Дедков
Оксана Дементьева
Надежда Дёмина
Таисия Джолли (США)
Илья Дименштейн
Роальд Добровенский
Оксана Донич
Ольга Дорофеева
Ирина Евсикова (США)
Евгения Жиглевич (США)
Людмила Жилвинская
Юрий Жолкевич
Ксения Загоровская
Евгения Зайцева
Игорь Закке
Татьяна Зандерсон
Борис Инфантьев
Владимир Иванов
Александр Ивановский
Алексей Ивлев
Надежда Ильянок
Алексей Ионов (США)
Николай Кабанов
Константин Казаков
Имант Калниньш
Ирина Карклиня-Гофт
Ария Карпова
Валерий Карпушкин
Людмила Кёлер (США)
Тина Кемпеле
Евгений Климов (Канада)
Светлана Ковальчук
Юлия Козлова
Андрей Колесников (Россия)
Татьяна Колосова
Марина Костенецкая, Георг Стражнов
Марина Костенецкая
Нина Лапидус
Расма Лаце
Наталья Лебедева
Димитрий Левицкий (США)
Натан Левин (Россия)
Ираида Легкая (США)
Фантин Лоюк
Сергей Мазур
Александр Малнач
Дмитрий Март
Рута Марьяш
Рута Марьяш, Эдуард Айварс
Игорь Мейден
Агнесе Мейре
Маргарита Миллер
Владимир Мирский
Мирослав Митрофанов
Марина Михайлец
Денис Mицкевич (США)
Кирилл Мункевич
Николай Никулин
Тамара Никифорова
Сергей Николаев
Виктор Новиков
Людмила Нукневич
Константин Обозный
Григорий Островский
Ина Ошкая
Ина Ошкая, Элина Чуянова
Татьяна Павеле
Ольга Павук
Вера Панченко
Наталия Пассит (Литва)
Олег Пелевин
Галина Петрова-Матиса
Валентина Петрова, Валерий Потапов
Гунар Пиесис
Пётр Пильский
Виктор Подлубный
Ростислав Полчанинов (США)
Анастасия Преображенская
А. Преображенская, А. Одинцова
Людмила Прибыльская
Артур Приедитис
Валентина Прудникова
Борис Равдин
Анатолий Ракитянский
Глеб Рар (ФРГ)
Владимир Решетов
Анжела Ржищева
Валерий Ройтман
Яна Рубинчик
Ксения Рудзите, Инна Перконе
Ирина Сабурова (ФРГ)
Елена Савина (Покровская)
Кристина Садовская
Маргарита Салтупе
Валерий Самохвалов
Сергей Сахаров
Наталья Севидова
Андрей Седых (США)
Валерий Сергеев (Россия)
Сергей Сидяков
Наталия Синайская (Бельгия)
Валентина Синкевич (США)
Елена Слюсарева
Григорий Смирин
Кирилл Соклаков
Георг Стражнов
Георг Стражнов, Ирина Погребицкая
Александр Стрижёв (Россия)
Татьяна Сута
Георгий Тайлов
Никанор Трубецкой
Альфред Тульчинский (США)
Лидия Тынянова
Сергей Тыщенко
Павел Тюрин
Михаил Тюрин
Нил Ушаков
Татьяна Фейгмане
Надежда Фелдман-Кравченок
Людмила Флам (США)
Лазарь Флейшман (США)
Елена Францман
Владимир Френкель (Израиль)
Светлана Хаенко
Инна Харланова
Георгий Целмс (Россия)
Сергей Цоя
Ирина Чайковская
Алексей Чертков
Евграф Чешихин
Сергей Чухин
Элина Чуянова
Андрей Шаврей
Николай Шалин
Владимир Шестаков
Валдемар Эйхенбаум
Абик Элкин
Фёдор Эрн
Александра Яковлева

Уникальная фотография

Татьяна Барышникова-Гиттер в Рижском русском театре

Татьяна Барышникова-Гиттер в Рижском русском театре

«Главное — не быть дерьмом»

Елена Слюсарева

«Ves.LV»

13.06.2013

Он мечтал быть артистом или воспитывать малолетних преступников, а стал одним из лучших учителей русского

— Был случай в начале работы — написал в дневнике одного ученика: «Много разговаривает на уроке». Его папа там же, в дневнике, ответил: «Слышали бы вы, сколько разговаривает его мама!» Это было мое первое и последнее письменное замечание.

Учитель 40–й школы Владислав Рафальский — личность колоритная. В обществе он широко известен своей активной гражданской позицией — то храбро защищает русские школы, то встает в полосатой робе на пути сторонников Ваффен СС, то публично критикует убожество латвийской политики. И всегда за него горой стоят родители и ученики, и даже в нашу редакцию звонят с просьбой посодействовать записаться в его класс. Притом что на уроках у него — никакой политики, сплошная русская литература.

Под классным арестом

Я едва успеваю вслед за Рафальским по узкой лестнице на 5–й этаж его родной школы, а он, победно поглядывая сверху вниз, весело комментирует: «И так все 30 лет бегаю, по нескольку раз в день. И совершенно не устаю — бегу, как школьник, вприпрыжку. Потому что работа — любимая».

Редкое постоянство: все 30 лет он трудится в одном и том же классе у одной и той же доски. Как–то посчитал — около 10 тысяч учеников прошло через эти стены. Со многими он давно на «ты» и крепко дружит, ведь первому его призыву уже по 45. В момент знакомства им было по 15, ему — 22. Он воспитывал их — они его.

— Помню, сижу после своего первого в жизни урока на перемене. Один в классе. Рефлексирую: а справлюсь ли? Ушел один класс, придет другой… А кстати, почему никто не заходит? Наверное, ждут приглашения. Ладно, пусть стоят, я пока без них посижу. И что я с ними буду 40 минут делать? И как это время заполнить?

Звонок уже прозвенел, надо идти приглашать. Подошел к двери, а предыдущий класс ее, оказывается, запер и ключ с собой унес. Решили детишки проверить учителя. Совершенно идиотская ситуация! Звать на помощь глупо и стыдно. По счастью, с той стороны кто–то проявил инициативу, позвали трудовика, и он пол–урока вскрывал замок. Но я, видимо, проверку прошел, судя по тому, что до сих пор работаю.

Слабину в отношениях с учениками давать нельзя — вмиг на шею сядут, но и запихивать их в железные рамки тоже нет смысла. Мой метод — это живая дискуссия по типу ток–шоу, где не бывает неправильных мнений. Я никого не вызываю к доске, разрешаю передвигаться по классу, во время ответов никто не встает, мы просто обсуждаем произведения и проблемы, поднятые ими. Никаких границ, кроме пошлости.

Это страшное слово: свисток!

Впрочем, «просто обсуждаем» — это как раз высший пилотаж учительства. Добиться которого даже Рафальскому с его громким, хорошо поставленным голосом бывает непросто. Пересказывает очередной диалог: "Я объясняю пятиклассникам, что у меня такой голос, потому что я до 13 лет жил в военном городке. А они на полном серьезе спрашивают: «Владислав Анатольевич, а вы кем там служили, генералом?»

Но и генеральского голоса школьники, случается, не слышат. На крайний случай учитель заготовил «тяжелую артиллерию» — тренерский свисток. Испытано на себе: один раз свистнул, будто Соловей–разбойник, потом еще долго искры из глаз сыплются. Довольно объясняет: «Я его нечасто использую. Достаточно достать из портфеля, все моментально стихают. На первых порах пробуют уши закрывать, а потом понимают, что закрывать надо рты. Это касается 5–6–х классов, там только бывает такой сумасшедший гвалт, который перекричать невозможно. А злиться на детей я не умею. Могу взбеситься секунд на 15, а потом я снова мохнатый тигренок, и они это чувствуют».

— Из класса никого не выгоняю, — признается учитель. — Это все равно что расписываться в собственном бессилии. Вести негодника к директору — остальные тем временем стулья в окна повыбрасывают. Уж если кто особенно разойдется, выдаю лат и отправляю в детский бар, у нас в школе такой есть. Прошу — ни в чем себе не отказывай, только мне не мешай. Он походит минут десять, приходит, извиняется — совесть же не позволяет тратить чужие деньги.

Хоть в тюрьму, но не в школу

Может быть, в Рафальском погиб большой артист, а может — новый Макаренко. Вспоминает, что в школе был уверен в своей гениальности и видел себя не иначе как кинозвездой. Купил новые брюки — невообразимый клеш — и поехал в Ленинградский театральный покорять мир. Конкурс был две с половиной тысячи на 20 мест. Фрейндлих и Владимиров набирали себе мастерскую — Рафальский им не подошел.

— Теперь я даже горжусь, что меня отшили такие люди, — говорит он. — А тогда стыдно было ужасно, я же со всеми попрощался до встречи на голубом экране. Пошел на филфак, потому что было все равно куда. В школе работать не собирался и когда попал по распределению в 40–ю, умолял меня отпустить.

Нашел работу в приемнике–распределителе с малолетними преступниками, там мне казалось легче и интереснее. Но тогдашний директор школы Галина Михайловна Ефремова не отпустила. Надо ж было по закону отработать три года распределения. А за эти три года она так плотно работала со мной, что даже подружилась с моей мамой. Ходила ко мне чуть не на каждый третий урок, хотя меня это и волновало, и оскорбляло, и бесило.

Я ж не маленький, с какой стати меня контролируют! Но именно благодаря Галине Михайловне я стал учителем и остался в школе. Я без опыта, а у меня по 30 учеников в классе да классное руководство. Сначала пробовал работать, как моя учительница — расписывал, какие вопросы задавать и каких ответов добиваться от учеников. Чего я сегодня никогда не делаю — правильных ответов у нас нет. С какой стати мой вариант рассуждений самый правильный?

05_rafals

Орлята учатся читать

О своей миссии наполнения учеников русской культурой Рафальский не любит ни думать, ни говорить.

— Моя задача — научить их грамотности и умению ориентироваться в литературе. Чтоб они имели хороший словарный запас и умели отличать XIX век от XX, Пушкина от Гоголя, Толстого от Достоевского, чтоб знали, что Островский написал не «Беспредельщицу», а «Бесприданницу».

Литература — это часть общего развития, она воспитывает вкус. Я не должен заставлять учеников лить слезы с какими–то литературными героями, любить их или ненавидеть. Я должен по возможности глубже вложить в них разнообразного материала, чтоб при необходимости потом уже, после школы, они могли этот материал достать и использовать как базу для дальнейшего развития. Поэтому я не объясняю им, почему надо читать. Надо, и все. И каждого обязательно проверяю на знание текстов. По счастью, у меня большие возможности — я уже четыре раза готовил учеников начиная с 5–х классов и до самого выпуска.

Увеличение срока школьного образования для литературы, по мнению учителя, только плюс. Раньше, когда школу оканчивали в 16 лет, детям в силу возраста классику было осилить трудно. Теперь старшеклассникам по 18–19 лет, и с ними уже можно серьезно говорить о крупных полотнах. Поэтому в 11–м классе он углубленно проходит всего двух писателей, зато каких — Толстого и Достоевского.

Любить без принудиловки

Чем Рафальский берет не только своих учеников, но всех, кто его знает, так это умением читать стихи. На его ежегодную лекцию–концерт о Есенине собирается вся школа. А скольким он открыл Маяковского — этого признанного глашатая революции — совсем в неожиданном ракурсе! «Слава богу, что я не поступил в театральный, — говорит учитель. — Здесь мои подмостки, моя публика». И ведь ему верят!

— В Маяковском что важно показать, — вдохновенно объясняет он. — Что это скандал, но не на пустом месте. Что это не пустой самовлюбленный человек, а умный, образованный. Насколько мощно, здорово и одновременно изящно сделаны его стихи о советском паспорте! Дело не в том, что он советский, а в том патриотизме, чувстве любви к родине, которое передает автор. Настоящем чувстве — без всякой принудиловки. Безукоризненно сделано! Просто тут надо понимать, что есть рифма традиционная, есть нетрадиционная, есть примерная, условная и т. д.

Или его стихи о Пушкине. Что Пушкин–то, конечно, Пушкин, но он жил в XIX веке, и поэтому пускай своим толстым медным задом не застилает дорогу нам, молодым, идущим сегодня. Это же надо понимать не как невежество автора, а в контексте эстетики футуристической части Серебряного века, а для этого этот Серебряный век надо знать. И про Латвию у него есть прекрасное произведение: «Одним — бублик, другим — дырка от бублика, вот вам и демократическая республика!» И ведь как жизненно!

Латыши — за образцовых комсомольцев!

С жизнью у Рафальского всегда были самые тесные связи — всегда его гражданская активность била ключом.

— А я все делаю искренне, — говорит он. — С учениками в школе я свои взгляды никогда не обсуждаю, но они знают, что у меня всегда есть позиция. И главная моя позиция — не быть дерьмом. Даже когда я снимался в клипе «Черный Карлис», не боялся публично обнаружить свое мнение. Для меня было важно остановить наступление на русские школы, и я для этого сделал все, что мог. Хотя, конечно, было приятно увидеть, что протесты против реформы, в том числе, поддерживают мои ученики и их родители.

Так же в прошлом году множество людей встали на сторону Рафальского, когда националисты ополчились на него за то, что учитель посмел на радио критически высказаться о ныне действующей власти. Хотя он, в отличие от многих политиков, своих убеждений не меняет. Его ученики, например, до сих пор живо помнят случай из далекого 85–го года.

Тогда ЛОТОС (летний отряд труда и отдыха старшеклассников) месяц трудился на благо колхоза в Цесисском районе. Ясное дело, и работали, и отдыхали от души. Из мальчишества ребята оставили памятные надписи на матрацах. Кто–то вывел: «Здесь я провел свою лучшую ночь». И подписался Рафальским. Какой шум поднялся в латышском сообществе! Сама Элита Вейдемане на целый разворот в газете «Падомью яунатне» подготовила материал о том, нужны ли Латвии такие комсомольцы.

Клеймили позором учителя такие видные тогда комсомольцы, как Байба Бригмане и Зиедонис Чеверс. На русскую школу латышская интеллигенция, как видно, нападала уже тогда, был бы только повод. Теперь те люди перекрасились и учат Рафальского жить по новой методе, а он остается при своем. Зато ученики и сегодня с удовольствием узнают его в самых разных уголках мира — то неожиданная встреча на остановке в канадской столице, то на израильской улице, то в московском метро.

«Это мало кто понимает: как можно столько времени проводить с чужими детьми и продолжать любить свою работу? А я только освободился от уроков и уже думаю: скорей бы осень. Я уже устал, мне скучно, мне неинтересно без них. Мы еще так много важного не успели обсудить…»

Учительские шалости

— Однажды пришло срочное распоряжение: попросить кого–то из учеников к утру написать сочинение на районный конкурс по «Поднятой целине». Я подумал: зачем детей перегружать ерундой, чем они виноваты, что такая спешка? Сам написал и подписался именем одного ученика. Писать старался средненько, чтоб больше не приставали. А через несколько дней подходит тот ученик. Ничего, говорит, не понимаю. Меня поздравляют с победой и просят написать сочинение на городской конкурс. Пришлось признаться в своем «участии», а дальше он уже писал сам.