Авторы

Юрий Абызов
Виктор Авотиньш
Юрий Алексеев
Юлия Александрова
Мая Алтементе
Татьяна Амосова
Татьяна Андрианова
Анна Аркатова, Валерий Блюменкранц
П. Архипов
Татьяна Аршавская
Михаил Афремович
Василий Барановский
Вера Бартошевская
Всеволод Биркенфельд
Марина Блументаль
Валерий Блюменкранц
Александр Богданов
Надежда Бойко (Россия)
Катерина Борщова
Мария Булгакова
Ираида Бундина (Россия)
Янис Ванагс
Игорь Ватолин
Тамара Величковская
Тамара Вересова (Россия)
Светлана Видякина
Светлана Видякина, Леонид Ленц
Винтра Вилцане
Татьяна Власова
Владимир Волков
Валерий Вольт
Константин Гайворонский
Гарри Гайлит
Константин Гайворонский, Павел Кириллов
Ефим Гаммер (Израиль)
Александр Гапоненко
Анжела Гаспарян
Алла Гдалина
Елена Гедьюне
Александр Генис (США)
Андрей Германис
Андрей Герич (США)
Александр Гильман
Андрей Голиков
Борис Голубев
Юрий Голубев
Антон Городницкий
Виктор Грецов
Виктор Грибков-Майский (Россия)
Генрих Гроссен (Швейцария)
Анна Груздева
Борис Грундульс
Александр Гурин
Виктор Гущин
Владимир Дедков
Оксана Дементьева
Надежда Дёмина
Таисия Джолли (США)
Илья Дименштейн
Роальд Добровенский
Оксана Донич
Ольга Дорофеева
Ирина Евсикова (США)
Евгения Жиглевич (США)
Людмила Жилвинская
Юрий Жолкевич
Ксения Загоровская
Евгения Зайцева
Игорь Закке
Татьяна Зандерсон
Борис Инфантьев
Владимир Иванов
Александр Ивановский
Алексей Ивлев
Надежда Ильянок
Алексей Ионов (США)
Николай Кабанов
Константин Казаков
Имант Калниньш
Ирина Карклиня-Гофт
Ария Карпова
Валерий Карпушкин
Людмила Кёлер (США)
Тина Кемпеле
Евгений Климов (Канада)
Светлана Ковальчук
Юлия Козлова
Андрей Колесников (Россия)
Татьяна Колосова
Марина Костенецкая, Георг Стражнов
Марина Костенецкая
Нина Лапидус
Расма Лаце
Наталья Лебедева
Димитрий Левицкий (США)
Натан Левин (Россия)
Ираида Легкая (США)
Фантин Лоюк
Сергей Мазур
Александр Малнач
Дмитрий Март
Рута Марьяш
Рута Марьяш, Эдуард Айварс
Игорь Мейден
Агнесе Мейре
Маргарита Миллер
Владимир Мирский
Мирослав Митрофанов
Марина Михайлец
Денис Mицкевич (США)
Кирилл Мункевич
Николай Никулин
Тамара Никифорова
Сергей Николаев
Виктор Новиков
Людмила Нукневич
Константин Обозный
Григорий Островский
Ина Ошкая
Ина Ошкая, Элина Чуянова
Татьяна Павеле
Ольга Павук
Вера Панченко
Наталия Пассит (Литва)
Олег Пелевин
Галина Петрова-Матиса
Валентина Петрова, Валерий Потапов
Гунар Пиесис
Пётр Пильский
Виктор Подлубный
Ростислав Полчанинов (США)
Анастасия Преображенская
А. Преображенская, А. Одинцова
Людмила Прибыльская
Артур Приедитис
Валентина Прудникова
Борис Равдин
Анатолий Ракитянский
Глеб Рар (ФРГ)
Владимир Решетов
Анжела Ржищева
Валерий Ройтман
Яна Рубинчик
Ксения Рудзите, Инна Перконе
Ирина Сабурова (ФРГ)
Елена Савина (Покровская)
Кристина Садовская
Маргарита Салтупе
Валерий Самохвалов
Сергей Сахаров
Наталья Севидова
Андрей Седых (США)
Валерий Сергеев (Россия)
Сергей Сидяков
Наталия Синайская (Бельгия)
Валентина Синкевич (США)
Елена Слюсарева
Григорий Смирин
Кирилл Соклаков
Георг Стражнов
Георг Стражнов, Ирина Погребицкая
Александр Стрижёв (Россия)
Татьяна Сута
Георгий Тайлов
Никанор Трубецкой
Альфред Тульчинский (США)
Лидия Тынянова
Сергей Тыщенко
Павел Тюрин
Михаил Тюрин
Нил Ушаков
Татьяна Фейгмане
Надежда Фелдман-Кравченок
Людмила Флам (США)
Лазарь Флейшман (США)
Елена Францман
Владимир Френкель (Израиль)
Светлана Хаенко
Инна Харланова
Георгий Целмс (Россия)
Сергей Цоя
Ирина Чайковская
Алексей Чертков
Евграф Чешихин
Сергей Чухин
Элина Чуянова
Андрей Шаврей
Николай Шалин
Владимир Шестаков
Валдемар Эйхенбаум
Абик Элкин
Фёдор Эрн
Александра Яковлева

Уникальная фотография

Надежда Маширова в форме сокольской организации. 1930-е годы

Надежда Маширова в форме сокольской организации. 1930-е годы

«Мы хотели только одного - помочь людям»

Татьяна Фейгмане

Диена, 1994, 5 ноября

— Не могли бы вы рассказать о своих родителях, откуда вы родом?

— Родилась я в Сибири, хотя родители мои сибиряками не были. Мой отец — Харлампий Димитриевич Сидиропуло — турецкий грек, родом из города Трапезунда. В 1905 году из-за преследований со стороны турок он вместе со своими ближайшими родственниками был вынужден перебраться в Россию, на Северный Кавказ. Однако вскоре ему пришлось покинуть этот благодатный край и отправиться на заработки в далекую Сибирь. Там он и познакомился с моей мамой, латышкой Ирмой Яновной Блукис, уроженкой Крустпилса. Ее отец был железнодорожным мастером, и когда моя мама была еще совсем маленькой, он вместе с семьей отправился в Сибирь для работы на Транссибирской железнодорожной магистрали. В 1911 году мои родители поженились, а в 1915 году на свет появилась я.

Мой отец, будучи большим патриотом своей отчизны, не желал отказываться от греческого подданства. И в 20-е годы мы продолжали жить в Сибири как граждане Греции. Но жизнь в Советской России была очень суровой, и мама всеми силами рвалась домой, в родную Латвию, где у нее были кое-какие родственники. И вот, наконец, в 1930 году ее мечта сбилась мы приехали в Латвию. Правда, поначалу и здесь нам пришлось нелегко, ведь мы приехали как раз в разгар экономического кризиса.

Приехав в Латвию, приняли ли ваши родители латвийское подданство?

— Нет. Мой отец считал, что мы по-прежнему должны оставаться греческими подданными. Так мы и жили, не испытывая каких-то особых проблем. А вот сейчас меня этот вопрос задел. Моя мать уроженка Латвии, я здесь живу почти 64 года, в совершенстве владею латышским языком, а гражданство получить не могу. Обращалась даже в Верховный Совет ЛР (в 1993 году), но получила ответ, что мне следует ждать принятия Закона «О гражданстве». Не знаю, дождусь ли этого счастливого момента.

— Думаю, что дождетесь, ибо согласно недавно принятому Закону «О гражданстве» вы подлежите внеочередной натурализации. А сейчас, может быть, вернемся опять в прошлое, поговорим о ваших первых воспоминаниях, связанных с Латвией.

— Прежде всего мне надо было учиться, и я поступила в 9- ю русскую городскую основную школу, располагавшуюся на ул.М.Нометню, 14. В этой школе я проучилась два года, но запомнилась она мне на всю жизнь. Как реликвию храню фотографию своих учителей. С благоговением вспоминаю директора школы Александра Васильевича Орловского, преподавателя Закона Божьего о.Николая, учителей Эльзу Денисовну Тисс, Альму Петровну Эверт, Ксению Петровну Пересветову, Михаила Михайловича Назарова, Леонида Григорьевича Богданова и др. Но особенно полюбилась мне Нина Онуфриевна Орлова. С ней я неоднократно встречалась и много лет спустя по окончании школы. Посвятила ей два стихотворения...

Ирма и Валентина Сидиропуло, конец 1930-х годов

— Оказывается, вы увлекаетесь и поэзией?

— Да, стихи я начала писать в возрасте 16 лет, когда впервые испытала еще по-детски наивное чувство любви. Потом моя муза на долгие годы умолкла... И только уже в зрелом возрасте я вновь обратилась к ней.

— Ваши стихи где-нибудь публиковались?

— Нет. Прежде всего я писала их для себя, для своей души.

Окончив основную школу, стали ли вы учиться дальше?

— Да, я поступила в Рижскую русскую городскую гимназию. Это было в 1933 году. А в 1935 году нашу гимназию, известную под названием Ломоносовской, закрыли, а нас перевели в Рижскую русскую правительственную гимназию. Мы, учащиеся, тяжело переживали это событие. Но, несмотря на все, мы считали и продолжаем себя считать «ломоносовцами». Наверное, мне в жизни везло на хороших людей. И когда я вспоминаю гимназические годы, то в памяти прежде всего возникают наши учителя. Никогда не забуду нашего классного наставника, учителя истории Ивана Ивановича Келера. Помню, он однажды подозвал меня к себе и сказал: «Валя, скажите вашей маме, чтобы она зашла ко мне». А когда она пришла, то он дал ей 10 латов и сказал: «Купите девочке туфли!»  Видя, как плохо я одета, и зная о бедности моих родителей, он таким образом решил нам мочь. Вообще и мне, и моим родителям везло на добрых и отзывчивых людей.

— Как сложилась жизнь по окончании гимназии?

— Окончив гимназию пошла работать. Получить работу тогда было так же трудно, как и сейчас. Мне удалось устроиться на небольшую фабрику Ориент-Халва, располагавшуюся по ул.Гоголя, 7.  Помимо халвы на фабрике изготовляли и другие восточные сладости. На фабрике работало много греков. И владельцем производства был итальянский грек по фамилии Каранакирас, женатый на еврейке. Итак довольно тихо и мирно наша семья прожила до начала немецкой оккупации. И вдруг поздним осенним вечером 1941 года в квартире раздался звонок. Когда мы открыли двери, то увидели Каравакираса и стоящую рядом с ним девушку лет девятнадцати. Оказалось, что это его племянница, еврейка. В то время уничтожение евреев шло уже полным ходом, их сгоняли в гетто, чтобы потом уничтожить. В какой-то, пусть и малой степени, и мне пришлось испытать на себе, что значит быть еврейкой. Из-за моей внешности меня часто принимали за еврейку, оскорбляли, сталкивали сталкивали с тротуара  и т.п. Для того, чтобы как-то защитить себя, мне пришлось взять в префектуре  документ о том, что я не являюсь  еврейкой.

Конечно, приход Каравакираса поставил нас перед сложной дилеммой. Повсюду на улицах были развешаны объявления, извещавшие о том, что за оказание помощи евреям и их сокрытие грозит смертная казнь. Мы отчетливо понимали, что, если девушку у нас обнаружат, нам всем грозит неминуемая смерть. Но мы согласились приютить у себя Риву, так звали эту девушку. Жила она у нас периодически, по две недели, по десять дней и т.д. Скрывалась она по нескольким адресам. Но в течение года, до нашего ареста, она периодически скрывалась на нашей квартире по ул.Базницас, 37.

Ваш арест был связан с тем, что вы прятали у себя Риву?

— К счастью, нет. Арестовали нас по другой причине. Наша семья, в особенности моя мама, не могла равнодушно смотреть на то, каким издевательствам со стороны немцев подвергались советские военнопленные. Моя мама старалась помочь им, чем могла, — вещами, продуктами. В то время мы думали только об одном — как помочь несчастным людям. Помогая военнопленным, мы вступили в связь с действовавшей в то время в Риге антифашистской группой Арвида Рендниека и Алексея Макарова.

Арестовали нас 28 октября 1942 года. Мы оказались жертвами провокации. Совершившая побег группа военнопленных в составе восьми человек попала в руки провокатора, некоего Шарипо, заявившего, что он им дает кров, а хлеб пусть ищут на стороне. Тогда эти люди пришли к нам, и мы все оказались в западне.

— Арестовали всю вашу семью?

— Да. Папу, маму и меня. Брат к тому времени уже был женат, правда, жил в нашей квартире, но отдельно, и ничего не знал. Тем не менее арестовали и брата, но через две недели освободили.

— А как сложилась судьба Ривы?

— Можно сказать что и ей, и нам повезло. В момент ареста ее не было у нас. В противном случае всем нам был бы уготован один конец. Риве Соломоновне Шефер удалось выжить, выстоять в необычайно тяжелых условиях. И сегодня она живет в Риге.

— Перейдем, наверное, к самому страшному, к тому, что произошло с вами после ареста...

— В течение двух недель нас допрашивали в гестапо. К счастью, нам не инкриминировали помощь Риве, а только помощь военнопленным. Нас обвиняли в том, что мы были связаны с группой Рендниека. Но, насколько мне известно, члены этой группы ставили перед собой задачу вооруженной борьбы с немецкими оккупантами, мы же только помогали людям — хлебом и одеждой.

А потом нас отправили в Саласпилс, где мы провели шестнадцать месяцев.

— Завершилось ли в Саласпилсе ваше «хождение по мукам»?

— Если бы так! Единственная радость, в 1944 году, незадолго до ликвидации лагеря, освободили папу. Нас же с мамой отправили в Германию, в лагерь Равенсбрюк. Саласпилс в сравнении с Равенсбрюком, был цветочком, а ягодки оказались там. Там с нами делали, что хотели. Там был самый настоящий голод, и моя мама не выдержала его, да и всех прочих издевательств. Я вместе со всеми тряпками, которые на мне были, и колодками весила 37 кг. На нас натравливали собак, нас часами полураздетых заставляли стоять перед бараками, нас били по лицу, по ушам, по глазам... Теперь я молюсь и благодарю Господа, что меня не искалечили, что я осталась жива. У них было заведено правило, что человек в течение 9 месяцев должен полностью отдать всего себя. И немногим удавалось протянуть более 9 месяцев. Как могли, мы поддерживали друг друга.

У нас сложилась «саласпилсская группа» в составе 13 человек, и барак наш считался латышским.

В последние дни войны нас погнали к морю, чтобы, по всей видимости, посадить на баржи и торпедировать. Газовые камеры уже не справлялись со своей миссией. Гнали нас дней десять, а 2 мая, когда немцы почувствовали, что их конец близок, они нас попросту бросили. Что мы могли сделать? Кое-как смастерили шалаш из камыша для того, чтобы переночевать. А утром нас разбудили слова русского солдата: «Кто такие?». Так как в нашей группе в большинстве были латышки, то мне пришлось выступить в качестве переводчицы и разъяснить, что мы являемся бывшими узницами концлагеря Равенсбрюк. В ответ он нам разъяснил, что Германии и Гитлера больше нет, и посоветовал идти в город, где нам окажут помощь. Мы так и сделали. Идем, видим, что нами никто не интересуется, На первых этажах все окна распахнуты, видим, как солдаты копаются в вещах. Наконец, подошли к больнице с большим красным крестом. Позвонили, открыла нам испуганная медсестра. Спрашивает: «Кто вы такие?» Насколько мы могли изъясниться по- немецки, объяснили, что мы бывшие узницы и нуждаемся в помощи. Было даже как-то странно смотреть на то, как медсестра позвала врача и они о чем-то долго переговаривались. А потом дали нам по 25 капель валерьянки и... выпроводили. Пошли дальше, пока не наткнулись на какой-то заброшенный лагерь. Расположились в бараках, где раньше жили надзиратели. Здесь мы нашли обмылки и впервые за 9 месяцев смогли хоть как-то помыться. Находясь в лагере, я уже думала, что никогда не смогу отмыть свое тело.

— Много ли прошло еще времени, прежде чем вы переступили порог родного дома?

— И уже после официальной капитуляции Германии нам пришлось еще долго мытарствовать. Наконец мне удалось устроиться на работу в какой- то военторг, где нам вместо зарплаты выдавали только обед. А 7 августа 1945 года меня свалил тиф. Два с половиной месяца я пролежала в очень тяжелом состоянии, не знаю даже, как мне удалось выжить. Затем я попала в один из репатриациониых лагерей. 25 декабря 1945 года меня и еще нескольких рижанок посадили в товарный состав и отправили в Ригу. 16 января 1946 года я вновь увидела Ригу. Какое счастье, что отец был на свободе, что я могла прийти домой! Явилась я домой измученной, жалкой, в каких-то отрепьях, но главное, что я была дома, что мне удалось выжить!

— Имеете ли вы сейчас какие-то льготы как чело-век, испытавший на себе ужасы фашистских концлагерей?

— Раньше я получала персональную пенсию. Сейчас от государства я никаких льгот не имею. Единственно, пользуясь случаем, хочу поблагодарить Латвийское общество еврейской культуры, которое не забывает меня и оказывает мне посильную помощь и моральную поддержку.