Не в дверь, так в окно

Родом Георгий Гаврилович из Ленинграда. Живи он там поныне — получал бы несопоставимую с латвийской пенсию. Ведь все 871 день блокады провел в осажденном городе, который воздает теперь таким. На той войне у Смирнова погибли два брата, еще два вернулись домой инвалидами. В силу возраста он знал о ней немного — когда Гитлер напал на СССР, ему было чуть больше пяти, однако голод и умиравшие ежедневно сотни людей сделали его не по годам взрослым и научили ценить не только хлеб, но и саму жизнь. Поэтому отношение к ней у него и сегодня оптимистическое и доброжелательное. И немного ироническое: да, мог стать знаменитостью европейского масштаба, но коль скоро мы оказались в Европе, то, похоже, и стал. Разве нет?
Его первыми футбольными наставниками были улица и тренеры–самоучки, хотя определенных высот он благодаря им все же достиг — был включен в молодежную сборную Ленинграда. Однако попасть в состав «Зенита», о чем мечтал каждый мальчишка в городе, так и не успел — пришло время военной службы.
Призывника Георгия Смирнова определили в Группу советских войск в Германии, как все новобранцы он прошел курс молодого бойца, принял присягу и стал пулеметчиком. Который в свободное от несения нарядов, выездов на полигон и строевой подготовки время играл в футбол за сборную полка. Играл настолько хорошо, что через какое–то время полковой командир, фанатично влюбленный в футбол, отправил его в Ригу присмотреть среди призывников одаренных игроков и привезти их в часть.

Чтобы не терять форму, стал захаживать на динамовский стадион и тренироваться с местными ребятами, где его приметил директор стадиона Павел Вадлевский. Он и предложил Смирнову играть за «Динамо» и остаться в Риге. Возражения, что он, мол, в командировке, не может подвести своего командира и должен вернуться, Вадлевский выслушал молча, а потом сказал: «Ты ведь служишь в войсках МВД? Вот и не волнуйся, мы ведь тоже по этому ведомству проходим, сделаем все как надо».

Через несколько дней с диагнозом «дизентерия» сержант Смирнов оказался в госпитале, пока «лечился», его документы были переоформлены в одну из частей Рижского гарнизона, и он уже на законных основаниях стал играть за «Динамо». Почти сразу на него положил глаз главный тренер команды мастеров «Даугава» Вадим Улберг, и вскоре нападающий дебютировал в игре чемпионата СССР. Правда, под чужой фамилией.

— «Даугава» встречалась в тот день с футболистами из Полтавы, и Улберг выпустил меня на поле под видом защитника Рудольфа Буракова — был среди запасных такой футболист, — с улыбкой говорит Георгий Смирнов. — Зрители на трибунах недоумевали: они всех игроков знали в лицо, но такого никогда не видели. А когда я гол забил и по стадиону объявили автора, чуть ли не смеяться начали. Тренер гостей тоже заподозрил подставу, а может, ему нашептал кто–то. Словом, после игры он встал у входа в раздевалку, которая находилась в здании, где до недавних пор размещалась Федерация футбола Латвии, и стал дожидаться человека в солдатской форме. Хорошо, уборщица предупредила, пришлось выбираться через окно, выходившее в сторону железной дороги. На следующую игру меня заявили уже официально.

Нарасхват

Когда в 1958 году Смирнов закончил службу, на него со всех сторон посыпались приглашения: видеть в своем составе забивного форварда хотели динамовские коллективы Москвы, Тбилиси, Минска, московский «Локомотив», ленинградский «Зенит», одесский «Черноморец», ростовский СКА, донецкий «Шахтер». Клубов–олигархов, готовых выложить перед спортсменом миллионы в обмен на их согласие играть здесь, в то время еще не существовало, но богатые имелись. И перебить в этом смысле рижан могли запросто. Устоять перед соблазном было трудно, и он решил уходить.

Но сделать это было не просто. Сначала вызвали в совет общества «Даугава». Здесь он приводит в качестве аргумента довод, что у него в Ленинграде мама живет, все родственники, что это его родной город и что уходит ни куда–нибудь, а в команду высшей лиги. Тогда последовало приглашение в курирующий спорт отдел ЦК КП Латвии. Там Смирнова тоже не сумели уговорить, после чего повели в самый высокий кабинет. Его хозяин Август Восс понял, что строптивый футболист не намерен сдаваться, и задействовал привычные советские рычаги. «Мы через прессу объявим тебя искателем выгоды, вымогателем, скажем, что требовал квартиру, машину, большую зарплату.
Получишь дисквалификацию на два года, а потом посмотрим, куда тебя позовут…»

Почетный шахтер

Через год история получила продолжение, в очередь за Смирновым вновь выстроились несколько команд, а приехавший из Донецка на переговоры администратор «Шахтера» закатил в доме, где жил футболист, настоящий банкет, созывая на него всех соседей — те по замыслу должны были помочь ему в уговорах. Но тут нападающего включают в состав делегации тбилисского «Динамо», которая отправляется в 45–дневное турне по Кубе и Южной Америке.
Начали с Острова свободы. Они были здесь первой спортивной делегацией СССР, и потому принимали их по высшему разряду. Достаточно сказать, что встречавший футболистов Фидель Кастро произносил свою вдохновенную речь 4 часа, и спортсмены, проведшие в самолете почти сутки, все это время внимательно его слушали. Потом Георгий Смирнов преподнес революционеру коробку с двумя бутылками грузинского коньяка, а известный защитник Борис Сичинава — книгу о Тбилиси.

В турне его пригласили не просто для усиления — карьеру заканчивал лучший бомбардир чемпионатов СССР–1959 и
–1960 Заур Калоев, тренеры подыскивали ему замену. Рижанин, забивший во время поездки на Кубу, в Эквадор, Боливию и Бразилию больше 10 мячей, явно вписывался в грузинский ансамбль. Но еще до поездки с просьбой не подписывать с Тбилиси никаких бумаг к нему обратились московские динамовцы, тоже желавшие заполучить Смирнова, и потому по дороге на родину он пытался уйти от прямых разговоров на тему своего будущего.

Впрочем, это лирика. Проза ждала дома. В лице все того же администратора «Шахтера»: Донецк не оставлял надежду подписать Смирнова и заодно рижского вратаря Вячеслава Бубенца, проведшего очень хороший сезон. Но в «Даугаве» не хотят отдавать трудовые книжки, и лететь на Украину приходится без них. Из аэропорта футболистов доставляют прямиком к первому секретарю обкома партии. Там оба объясняют, что не имеют на руках никаких документов и узаконить переход в новую команду вряд ли получится. Телефонный звонок председателю Федерации футбола СССР Николаю Ряшенцеву («Латвия не хочет отпускать двух игроков». — «А сами они хотят выступать у вас?» — «Конечно».) решает вопрос за несколько минут. Далее новичков оформляют задним числом на две шахты каждого (именно поэтому, как считает Смирнов, в Донецке были тогда самые высокие заработки среди всех футболистов СССР) и выдают чуть ли не чемодан денег — зарплату за три месяца, подъемные на самого нападающего, его жену, дочку и даже тестя с тещей (!).

Но даже невиданная щедрость горняков не смогла заставить футболистов остаться в Донецке. Месяца через полтора получившего двухкомнатную квартиру и дожидавшегося приезда семьи Смирнова начала одолевать грусть–тоска по родной команде, и они вместе с Бубенцом вернулись домой.

Слава

"Советский спорт" писал: "У Смирнова — необходимая для нападающего интуиция, которая позволяет находиться там, где возникает опасность, он первым оказывался у мяча, отбитого вратарем. Однако не караулит его, как в засаде, он бегает и бьет с любого расстояния". Это чистая правда — Георгий и вправду был удивительным нападающим — великолепный стартовый рывок, мощный удар с обеих ног, прекрасный прыжок. Отыграв за «Даугаву» без малого полтора десятка лет, он каждый сезон становился лучшим бомбардиром команды.
Но самым, пожалуй, памятным в его карьере сезоном стал 1960 год, когда рижская команда едва не попала в шестерку лучших в чемпионате СССР. Победа 1:0 в Кишиневе над «Молдовой», потом выездные ничьи с «Араратом» и динамовцами Тбилиси, разгром «Пахтакора» на своем стадионе — 4:0… Одни игры с московскими динамовцами чего стоили! Там ведь Лев Яшин в рамке стоял, пробить которого не каждому было по силам.

И вот в солнечный майский день футболисты «Даугавы» в присутствии 35 000 зрителей выходят на газон динамовского стадиона и футболист под номером 9 сначала сравнивает счет, после чего выводит рижан вперед, забив прославленному вратарю во второй раз. Теперь приходит черед хозяев спасать положение, им удается сделать это, но Смирнова уже не остановить — он перехватывает мяч, который защитник откатывал назад Яшину, и вонзает его в сетку.

Однако судья показывает, что Смирнов находился в офсайде, и не засчитывает взятие. После финального свистка тренер «Даугавы» пытается выяснить, почему отменили явный гол, но несколько генералов, которые непонятно как оказались в судейской, советуют ему не шуметь и не создавать себе проблем.
Как бы в отместку за украденный гол Георгий забивает затем два в ворота «Торпедо» (рижане побеждают в Москве 2:1) и еще один в домашней встрече (1:0). И это при том, что автозаводцы стали в том сезоне чемпионами страны.

Контрабанда

В 1969 году «Даугава» отправилась на товарищеские матчи в ГДР. Футболисты везли с собой по 200 рублей, что значительно превышало разрешенную сумму. На таможне в Бресте им устроили такую проверку, что некоторым пришлось раздеваться догола, а в транзисторе вэфовского производства, который Смирнов вез с собой, даже батарейки раскурочили в поисках денег
Поезд ушел без команды, которая осталась на таможне до выяснения. С Москвой созванивались несколько часов. Наконец та дала добро на въезд, но все понимали: карать по возвращении будут жестоко, поэтому сыграть надо как в последний раз.

В Риге полеты действительно разбирали по всей строгости — такие прегрешения считались по сути криминалом. Больнее всех ударили по Георгию Смирнову и его партнеру Гунару Ульманису. Оба считались уже ветеранами, лучшие годы остались позади, и потому на них наложили бессрочную дисквалификацию и сняли звания мастеров спорта. Доходило до того, что цеховой команде, за которую играл пришедший после случившегося на ВЭФ Смирнов, засчитывали поражение, когда она побеждала во внутризаводском первенстве. О его отлучении от футбола знали практически все и, пользуясь случаем, писали протесты.

Продолжение у этой истории было еще более неожиданное, чем начало. Многотысячный коллектив флагмана латвийской промышленности решил вступиться за товарища и подписался под посланием на имя председателя Федерации футбола СССР Николая Ряшенцева. В нем рабочие просили сократить футболисту дисквалификацию и вернуть звание мастера. В Москву Смирнов отправился вместе с нынешним президентом ФХЛ Кировом Липманом, который тогда работал на ВЭФе и курировал заводской футбол по общественной линии.

Ряшенцев сильно удивился, когда узнал, зачем к нему пришли ходоки из Риги. Во–первых, сказал он, снять звание мастера спорта могут лишь те, кто его присваивал, то есть Спорткомитет страны, поэтому то, чем занимаются в Латвии, чистой воды самодеятельность. Да и дисквалифицировать на всю жизнь как–то некорректно по отношении к человеку, который совсем недавно прославлял свою республику на зеленых газонах страны. Словом, наложил Ряшенцев на письмо резолюцию и велел отправляться с ним в Спорткомитет Латвии.
Ослушаться Москву там не могли. Тем более, что были неправы.