Свободный человек Никитин
Наталья Лебедева
18 октября 2012 («Вести Сегодня» № 163)
Художник, человек–мир Артур Петрович Никитин пригласил гостей на свой двойной праздник. В отеле Islande, что на Кипсале, открывалась его выставка — и в зале экспозиций, и в вестибюле первого этажа.
Но самым главным поводом собрать друзей было издание его объемистого, элегантного, дивно оформленного альбома репродукций, иллюстраций, офортов, литографий и фотографий скульптур из бронзы и дерева под названием "Я — человек свободный".
Такой подарок Петровичу, как его ласково называют друзья и почитатели, сделали меценаты Юрис и Юлия Савицкие. Однако Юрис посвятил этот альбом не только выдающемуся художнику современности Никитину, но и своей жене Юлии. Артур Петрович, в свою очередь, склонился в поклоне перед своей женой и вечной музой Тамарой, которой посвящал море своих работ.
— С Артуром Петровичем мы недавно отметили золотую свадьбу, поэтому могу поведать о нем сущую правду, — улыбнулась Тамара Петровна. — Он действительно похож на титанов эпохи Возрождения. Когда мы были в Париже и предложили на выставку его работы в разных жанрах, у нас спрашивали: "Это один и тот же человек или их несколько?". Может быть, даже в этом альбоме маловато текста, хоть и очень много иллюстраций. Ведь об Артуре можно написать столько!..
— Мы рады, что вы есть и что у нас есть возможность вас поддержать! — обратилась к художнику Юлия Савицкая. — Ваши работы излучают оптимизм, которого нам так сегодня не хватает.
Изданная на трех языках книга не только представляет в полноте все жанры, стили и виды художественных работ автора в разные периоды, но и тепло повествует о его жизни. Размещены фотографии Артура Никитина в разном возрасте, как и фото его родителей, Петра Семеновича и Галии Габдурахмановны Никитиных. Он их любил, почитал, уважал — они стали для него примером, как нужно жить.
— В моем роду никогда не было ни рабов, ни крепостных, мне неведомо чувство ярма и зависимости от кого бы то ни было,— объясняет свое жизненное кредо, давшее название альбому, Артур Петрович. — Это звериное чувство свободы во мне так сильно, что я никогда не испытывал трепета перед сильными мира сего. И если что–то было поперек моих убеждений, я просто дрался — в прямом и переносном смысле — за справедливость. Немало членов (пардон) Союза художников и официальных лиц это испытали на себе, чем и горжусь.
Рисовать начал — уже не помню когда. Мама, заслуженный военный врач, сказала, что в 2 года. Никогда не рисовал то, что обычно рисуют мальчишки: танки, самолеты. Родился в Ленинграде, и с самого раннего детства родители водили меня в Летний сад и на набережную Невы, где меня завораживали арки мостов, корабли, мраморные статуи и интересные типажи, лица которых помню до сих пор.
Шестилетнего умирающего от голода Артура вывез из блокадного Ленинграда на Урал к бабушке и дедушке простой солдат. А когда после войны его маму встретил на медицинском симпозиуме знаменитый хирург Паулс Страдыньш, он пригласил ее в Латвию. Они оба были выпускниками Первого Санкт–Петербургского медицинского института.
Оказавшись в 1947–м в Латвии, будущий художник пошел в школу, где продолжал драться, неприлежно учиться и запоем читать хорошие книги. А в то время его папа, став ректором Сельхозакадемии в Елгаве, — город тогда еще лежал в руинах — решил начать восстановление дворца Растрелли, в котором вуз располагался.
Коренной петербуржец, он не мог мириться с таким плачевным состоянием этой жемчужины барокко и нашел семью староверов Савельевых, которые были просто уникальными штукатурами, каменщиками, малярами, отделочниками. С их помощью интерьер и фасад дворца стали восстанавливаться. А юный Петрович, со своей природной любознательностью, на всю жизнь освоил эти ремесла, что потом ему очень пригодилось.
Опыт с медицинским институтом, на котором настаивала мама, оказался неудачным, хоть Артур и проучился там почти три года. В Академии художеств учился у знаменитого Лео Свемпа, ученика Ильи Машкова, чьи картины выставлялись в Лувре. А у самого Артура Петровича прошло 500 выставок по всему миру, на разных континентах, и его работы сегодня хранятся не только в Латвийском национальном художественном музее и Латвийском художественном фонде, но и в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина и Третьяковской галерее.
— К свободе прийти не так просто, это огромнейший труд, и каждый художник это знает, — сказала мастер Гильдии офорта Латвии, сама замечательная художница и офортистка Неле Зирните. — Он очень уверен и в своих работах, и в своей свободе. Ведь иной раз художник сам не знает, что делает, и не может анализировать свои работы.
— Я давно почувствовал в Артуре свободу шестидесятников, — сказал поэт Константин Белоглазов. — Это не наносная, а внутренняя свобода. Потому жизнь его легка, воздушна и прозрачна.
Другие друзья–поэты — Георгий Пуншин, Дмитрий Меллер — тоже посвятили художнику стихи.
— Это замечательно, что ты так назвал свой альбом! — отметил знаменитый фотограф Вильгельм Михайловский. — Направления современного искусства очень сложны, и я рискну сказать, что ты сам — произведение искусства. Все, что ты говоришь, что делаешь, как ты ругаешься, как ты куришь, как ты любишь — это все создает великую гармонию — твою, уникальную. Твои произведения, в каком бы жанре они ни были созданы, звучат музыкой, это все — пространство, архитектура, объем.
— Милые прекрасные дамы! Я так счастлив, что вы все пришли сюда, такие красивые, чудные, излучающие потрясающие флюиды добра, мира и счастья, — не преминул обратиться к своим гостьям художник, рыцарь и джентльмен по натуре.
Такой подарок Петровичу, как его ласково называют друзья и почитатели, сделали меценаты Юрис и Юлия Савицкие. Однако Юрис посвятил этот альбом не только выдающемуся художнику современности Никитину, но и своей жене Юлии. Артур Петрович, в свою очередь, склонился в поклоне перед своей женой и вечной музой Тамарой, которой посвящал море своих работ.
— С Артуром Петровичем мы недавно отметили золотую свадьбу, поэтому могу поведать о нем сущую правду, — улыбнулась Тамара Петровна. — Он действительно похож на титанов эпохи Возрождения. Когда мы были в Париже и предложили на выставку его работы в разных жанрах, у нас спрашивали: "Это один и тот же человек или их несколько?". Может быть, даже в этом альбоме маловато текста, хоть и очень много иллюстраций. Ведь об Артуре можно написать столько!..
— Мы рады, что вы есть и что у нас есть возможность вас поддержать! — обратилась к художнику Юлия Савицкая. — Ваши работы излучают оптимизм, которого нам так сегодня не хватает.
Изданная на трех языках книга не только представляет в полноте все жанры, стили и виды художественных работ автора в разные периоды, но и тепло повествует о его жизни. Размещены фотографии Артура Никитина в разном возрасте, как и фото его родителей, Петра Семеновича и Галии Габдурахмановны Никитиных. Он их любил, почитал, уважал — они стали для него примером, как нужно жить.
— В моем роду никогда не было ни рабов, ни крепостных, мне неведомо чувство ярма и зависимости от кого бы то ни было,— объясняет свое жизненное кредо, давшее название альбому, Артур Петрович. — Это звериное чувство свободы во мне так сильно, что я никогда не испытывал трепета перед сильными мира сего. И если что–то было поперек моих убеждений, я просто дрался — в прямом и переносном смысле — за справедливость. Немало членов (пардон) Союза художников и официальных лиц это испытали на себе, чем и горжусь.
Рисовать начал — уже не помню когда. Мама, заслуженный военный врач, сказала, что в 2 года. Никогда не рисовал то, что обычно рисуют мальчишки: танки, самолеты. Родился в Ленинграде, и с самого раннего детства родители водили меня в Летний сад и на набережную Невы, где меня завораживали арки мостов, корабли, мраморные статуи и интересные типажи, лица которых помню до сих пор.
Шестилетнего умирающего от голода Артура вывез из блокадного Ленинграда на Урал к бабушке и дедушке простой солдат. А когда после войны его маму встретил на медицинском симпозиуме знаменитый хирург Паулс Страдыньш, он пригласил ее в Латвию. Они оба были выпускниками Первого Санкт–Петербургского медицинского института.
Оказавшись в 1947–м в Латвии, будущий художник пошел в школу, где продолжал драться, неприлежно учиться и запоем читать хорошие книги. А в то время его папа, став ректором Сельхозакадемии в Елгаве, — город тогда еще лежал в руинах — решил начать восстановление дворца Растрелли, в котором вуз располагался.
Коренной петербуржец, он не мог мириться с таким плачевным состоянием этой жемчужины барокко и нашел семью староверов Савельевых, которые были просто уникальными штукатурами, каменщиками, малярами, отделочниками. С их помощью интерьер и фасад дворца стали восстанавливаться. А юный Петрович, со своей природной любознательностью, на всю жизнь освоил эти ремесла, что потом ему очень пригодилось.
Опыт с медицинским институтом, на котором настаивала мама, оказался неудачным, хоть Артур и проучился там почти три года. В Академии художеств учился у знаменитого Лео Свемпа, ученика Ильи Машкова, чьи картины выставлялись в Лувре. А у самого Артура Петровича прошло 500 выставок по всему миру, на разных континентах, и его работы сегодня хранятся не только в Латвийском национальном художественном музее и Латвийском художественном фонде, но и в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина и Третьяковской галерее.
— К свободе прийти не так просто, это огромнейший труд, и каждый художник это знает, — сказала мастер Гильдии офорта Латвии, сама замечательная художница и офортистка Неле Зирните. — Он очень уверен и в своих работах, и в своей свободе. Ведь иной раз художник сам не знает, что делает, и не может анализировать свои работы.
— Я давно почувствовал в Артуре свободу шестидесятников, — сказал поэт Константин Белоглазов. — Это не наносная, а внутренняя свобода. Потому жизнь его легка, воздушна и прозрачна.
Другие друзья–поэты — Георгий Пуншин, Дмитрий Меллер — тоже посвятили художнику стихи.
— Это замечательно, что ты так назвал свой альбом! — отметил знаменитый фотограф Вильгельм Михайловский. — Направления современного искусства очень сложны, и я рискну сказать, что ты сам — произведение искусства. Все, что ты говоришь, что делаешь, как ты ругаешься, как ты куришь, как ты любишь — это все создает великую гармонию — твою, уникальную. Твои произведения, в каком бы жанре они ни были созданы, звучат музыкой, это все — пространство, архитектура, объем.
— Милые прекрасные дамы! Я так счастлив, что вы все пришли сюда, такие красивые, чудные, излучающие потрясающие флюиды добра, мира и счастья, — не преминул обратиться к своим гостьям художник, рыцарь и джентльмен по натуре.