НУ, ЗА НАШУ ВЕЛИКУЮ ЛИТЕРТУРУ!
Гарри Гайлит
2012 год
Если классики существуют, значит это кому-нибудь нужно. И вовсе не для того, чтобы каждые полвека их сбрасывали с корабля современности. Такая непритязательная мысль приходит в голову, когда читаешь книгу Алексея Щербакова «Гении и злодейство».
Хотя его в свои сорок три года все еще считают молодым автором, а в табеле о рангах он числится журналистом, Щербаков издал уже почти два десятка серьезных исторических книг. О декабристах, Наполеоне, о революционной России, о гражданской войне. И вот теперь вышла очередная, о судьбе и быте советских писателей, начиная с Блока, Гумилева, Маяковского и вплоть до последних дней Пастернака и Солженицына. Уже по одним этим именам можно догадаться, что автора больше интересуют личности, у которых отношения с Советами складывались не просто.
По-своему это, можно сказать, книга-сенсация. В Интернете литературные новинки обычно помечаются пятью звездочками, и все пять из них, или четыре, реже три бывают закрашены красным. Понятно, что это оценка по пятибалльной шкале.
Книга «Гении и злодейство» получила только один бал! Самую низкую оценку. Но, тем не менее, ее стоит прочесть каждому, кому небезынтересны судьбы русских писателей. Да и подзаголовок у нее многообещающий: «Новое мнение о нашей литературе». И в этом вся интрига. Книга получила только один бал из-за того, что в ней опровергаются почти все оценки и мнения, высказанные в перестроечные годы о литературе праволиберальной российской критикой.
Кто такие праволиберальные критики? Ну, например, мадам Новодворская. Сегодня мало кому известно, что, кроме политики, она занимается еще и литературой. Не так давно у нее вышел солидный сборник статей «Поэты и цари». Интереснейшая, между прочим, книга. Обо всех, начиная с Пушкина, Лермонтова и Толстого с Достоевским у Новодворской имеется своеобразное и, конечно же, радикально отличающееся от общепринятого мнение.
Алексея Щербакова в «Гениях и злодействе» интересуют те же фигуранты, что и Новодворскую. Но это взгляд уже не эпохи Горбачева и Ельцина, а нынешний, современный. Прагматичный и в чем-то даже очень циничный. Чтобы не быть голословным, приведу в качестве примера один из, может быть, самых циничных его пассажей, о роли соцреализма: «Именно на соцреализме воспитано поколение железных людей, которые не пропустили немцев,- пишет Щербаков.- Это факт, против которого не попрешь. А поколение, воспитанное на «Мастере и Маргарите», пустило страну псу под хвост».
Так что не удивительно, что эту книгу принял в штыки, например, московский критик Сергей Терентьев. В «Гениях и злодействе» его не устраивает решительно все, начиная с манеры изложения. Ему не нравится, что автор пишет современным молодежным языком. Что Щербаков журналист, это тоже плохо, так как во многом определяет и стиль мышления, и «сам подход к проблеме». Наконец ему не нравится, что автор не из голубой тусовки, а совсем наоборот: «ему пытались шить два уголовных дела, он имеет около 70 приводов в милицию, любит рок, товарища Сталина и вроде бы националист»… Ну не может такой человек объективно судить (?) о писателях, «которые были троцкистами и по сути антисоветчиками» Пильняке, Пастернаке, Есенине, Маяковском, Бурлюке и остальных.
Особенно расстроило Терентьева все написанное в книге о Мандельштаме. Мало того, что опальный поэт представлен читателю наоборот как наиболее часто печатавшийся в 30-х годах сталинской газетой «Правда» стихотворец. Так ведь Щербаков еще позволяет себе во всеуслышание сообщить, что Мандельштам не только арестован был (по первой ходке) за стихи о Сталине, но и вскоре освобожден за сочиненную в тюрьме славящую гений великого горца поэму.
Конечно, книга Щербакова не сахар. Недовольство Терентьева нетрудно понять. Автор без оглядки на авторитеты берет и рушит всю перестроечную систему литературных ценностей. Он нелицеприятно отзывается еще об одном кумире прорабов перестройки Пастернаке. О Маяковском и Есенине, о которых в 90-е годы убедительно утверждалось, что они стали жертвами НКВД (одного агенты НКВД будто бы застрелили, другого повесили), Щербаков столь же убедительно пишет, что никаких покушений на них не было и быть не могло, что оба они покончили жизнь самоубийством. Ну, а все, что он рассказывает о Солженицине, вообще вызывает у Терентьева скрежет зубовный: Щербаков зачем-то приводит в книге официальные архивные документы, из которого приходится заключить, что в заключении Солженицин подрядился писать доносы на своих товарищей по несчастью. В частности, он поименно выдал всех организаторов какой-то антисоветского бунта на зоне, и эти люди по его доносу были расстреляны…
Короче, Терентьев, прочитал книгу и вконец расстроившись, выбросил ее в урну.
Между тем Щербакова занимает не столько участь каждого советского поэта или писателя в отдельности, сколько общая картина их взаимоотношений с властью и судьба советской литературы в целом. Несмотря на весь свой цинизм, он толково, не впадая в крайности, старается разъяснить, что сделала революция 1917 года, а потом и гражданская война с нашей литературой. Писатели позднейших лет, да и вообще современный русский человек (в конечном счете, все мы, хотим того или нет) вышли из нее, как из гоголевской шинели. Даже те, кто не знает и никогда не читал стихов и прозы классиков прошедших лет, мыслят сегодня образами, слоганами и фишками, взятыми из их сочинений и прочно засевших в нашем сознании. Многие наши нравственные и эстетические представления - оттуда. Сбросить их, освободиться от этого багажа совсем не просто и может быть даже невозможно.
Да и вряд ли в этом есть необходимость. Книга Щербакова обладает еще одним огромным достоинством, и в этом, кстати, ее новизна. «Гении и злодейство» - книга не просто о «вечных ценностях» советской эпохи, но еще и о том, что складывались эти ценности и формировались не только на «русской почве». Одновременно и почти одинаково они зарождались как в России, так и на Западе. Чтобы это наглядно доказать, Щербаков, кроме малоизвестных фактов литературной жизни, рассматривает еще и онтологические параллели между революциями русской, французской и германской. Между одновременными и, казалось бы, отличающимися, но на самом деле во многом схожими событиями ХХ столетия в СССР, в Европе и в Америке. В частности, например, между сталинизмом и маккартизмом (деятельностью учрежденной сенатором Маккарти Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности). И параллели эти показывают, что не в одних только коммунистических идеях было дело и в какой-то особенной идеологии или в Сталине лично, как мы сейчас склонны считать, а во временах и нравах. В людской оголтелости, когда каждой сошке хотелось быть правее папы римского или наоборот.
