Авторы

Юрий Абызов
Виктор Авотиньш
Юрий Алексеев
Юлия Александрова
Мая Алтементе
Татьяна Амосова
Татьяна Андрианова
Анна Аркатова, Валерий Блюменкранц
П. Архипов
Татьяна Аршавская
Михаил Афремович
Василий Барановский
Вера Бартошевская
Всеволод Биркенфельд
Марина Блументаль
Валерий Блюменкранц
Александр Богданов
Надежда Бойко (Россия)
Катерина Борщова
Мария Булгакова
Ираида Бундина (Россия)
Янис Ванагс
Игорь Ватолин
Тамара Величковская
Тамара Вересова (Россия)
Светлана Видякина
Светлана Видякина, Леонид Ленц
Винтра Вилцане
Татьяна Власова
Владимир Волков
Валерий Вольт
Константин Гайворонский
Гарри Гайлит
Константин Гайворонский, Павел Кириллов
Ефим Гаммер (Израиль)
Александр Гапоненко
Анжела Гаспарян
Алла Гдалина
Елена Гедьюне
Александр Генис (США)
Андрей Германис
Андрей Герич (США)
Александр Гильман
Андрей Голиков
Борис Голубев
Юрий Голубев
Антон Городницкий
Виктор Грецов
Виктор Грибков-Майский (Россия)
Генрих Гроссен (Швейцария)
Анна Груздева
Борис Грундульс
Александр Гурин
Виктор Гущин
Владимир Дедков
Оксана Дементьева
Надежда Дёмина
Таисия Джолли (США)
Илья Дименштейн
Роальд Добровенский
Оксана Донич
Ольга Дорофеева
Ирина Евсикова (США)
Евгения Жиглевич (США)
Людмила Жилвинская
Юрий Жолкевич
Ксения Загоровская
Евгения Зайцева
Игорь Закке
Татьяна Зандерсон
Борис Инфантьев
Владимир Иванов
Александр Ивановский
Алексей Ивлев
Надежда Ильянок
Алексей Ионов (США)
Николай Кабанов
Константин Казаков
Имант Калниньш
Ирина Карклиня-Гофт
Ария Карпова
Валерий Карпушкин
Людмила Кёлер (США)
Тина Кемпеле
Евгений Климов (Канада)
Светлана Ковальчук
Юлия Козлова
Андрей Колесников (Россия)
Татьяна Колосова
Марина Костенецкая, Георг Стражнов
Марина Костенецкая
Нина Лапидус
Расма Лаце
Наталья Лебедева
Димитрий Левицкий (США)
Натан Левин (Россия)
Ираида Легкая (США)
Фантин Лоюк
Сергей Мазур
Александр Малнач
Дмитрий Март
Рута Марьяш
Рута Марьяш, Эдуард Айварс
Игорь Мейден
Агнесе Мейре
Маргарита Миллер
Владимир Мирский
Мирослав Митрофанов
Марина Михайлец
Денис Mицкевич (США)
Кирилл Мункевич
Николай Никулин
Тамара Никифорова
Сергей Николаев
Виктор Новиков
Людмила Нукневич
Константин Обозный
Григорий Островский
Ина Ошкая
Ина Ошкая, Элина Чуянова
Татьяна Павеле
Ольга Павук
Вера Панченко
Наталия Пассит (Литва)
Олег Пелевин
Галина Петрова-Матиса
Валентина Петрова, Валерий Потапов
Гунар Пиесис
Пётр Пильский
Виктор Подлубный
Ростислав Полчанинов (США)
Анастасия Преображенская
А. Преображенская, А. Одинцова
Людмила Прибыльская
Артур Приедитис
Валентина Прудникова
Борис Равдин
Анатолий Ракитянский
Глеб Рар (ФРГ)
Владимир Решетов
Анжела Ржищева
Валерий Ройтман
Яна Рубинчик
Ксения Рудзите, Инна Перконе
Ирина Сабурова (ФРГ)
Елена Савина (Покровская)
Кристина Садовская
Маргарита Салтупе
Валерий Самохвалов
Сергей Сахаров
Наталья Севидова
Андрей Седых (США)
Валерий Сергеев (Россия)
Сергей Сидяков
Наталия Синайская (Бельгия)
Валентина Синкевич (США)
Елена Слюсарева
Григорий Смирин
Кирилл Соклаков
Георг Стражнов
Георг Стражнов, Ирина Погребицкая
Александр Стрижёв (Россия)
Татьяна Сута
Георгий Тайлов
Никанор Трубецкой
Альфред Тульчинский (США)
Лидия Тынянова
Сергей Тыщенко
Павел Тюрин
Михаил Тюрин
Нил Ушаков
Татьяна Фейгмане
Надежда Фелдман-Кравченок
Людмила Флам (США)
Лазарь Флейшман (США)
Елена Францман
Владимир Френкель (Израиль)
Светлана Хаенко
Инна Харланова
Георгий Целмс (Россия)
Сергей Цоя
Ирина Чайковская
Алексей Чертков
Евграф Чешихин
Сергей Чухин
Элина Чуянова
Андрей Шаврей
Николай Шалин
Владимир Шестаков
Валдемар Эйхенбаум
Абик Элкин
Фёдор Эрн
Александра Яковлева

Уникальная фотография

Профессор, доктор медицины Василий Клименко

Профессор, доктор медицины Василий Клименко

Латышский заговор на Смоленщине

Юлия Александрова

Вести Сегодня, 06.03.2013

Российские латыши — тема непопулярная в нашей местной прессе. Если о них и пишут, то вспоминают только красных латышских стрелков — опору Ленина и революции.

Между тем после 1917 года в Советском Союзе остались проживать тысячи латышей, не имевших никакого отношения к политике и коммунизму: крестьяне, рабочие, творческая интеллигенция. В одной только Западной области в начале 30–х годов их насчитывалось 18 000! Судьба большинства из них сложилась трагически.

Dubultslazds

Рига. 10 февраля 1941 года. Старший оперуполномоченный 2–го отдела НКВД ЛССР Васильев, «рассмотрев поступившие материалы о преступной деятельности» бывшего латвийского консула в городе Витебске Пунга Германа Андреевича, постановил подвергнуть его аресту и обыску. Фактически дело было готово, оставалась простая формальность — добиться признания вины и осудить. Однако ни того ни другого сделать не удалось — Пунга умер в тюремной больнице 12 апреля в возрасте 67 лет.

Дело Пунги — это довольно толстая папка, общим объемом почти в сотню страниц. Но за исключением нескольких листов, имеющих непосредственное отношение к бывшему консулу, все прочие материалы касаются «контрреволюционного заговора» — дела, которое НКВД сфабриковал в Смоленской области еще в 1929 году. Прошло уже больше 10 лет, одни участники этого «заговора» расстреляны, другие находятся в лагерях, но Пунгу «пришивают» к старому делу белыми нитками, делая из него главного контрреволюционера и шпиона латвийской разведки.

Дело 1929–го касается 112 человек: 89 кулаков, 8 служителей религиозного культа, 7 середняков, 6 служащих, 2 кустарей. Из них 60 уроженцев Латвии. 50 лишены избирательных прав. 37 привлекались к суду и следствию за время революции. Участников политических банд — 10, бывших офицеров и военных — 4, бывших членов ВКП и ВЛКСМ — 41. Плюс бывший жандарм.

Пунга находился в Витебске в 1927–1930–е годы, и его фамилия фигурирует в показаниях местного лютеранского пастора Швалбе. Как пишет следователь, Пунга «являлся руководителем контрреволюционной организации, созданной в Западной области РСФСР среди кулачества латышской национальности. Свое руководство Пунга осуществлял посредством пастора Густава Швалбе. По указаниям Пунги, в состав организации был привлечен 31 человек, они ставили перед следующие задачи: 1. Противодействие мероприятиям партии и советской власти в деревне. 2. Подготовка кадров и базы для бандитско–повстанческих выступлений в СССР в случае внешних осложнений. 3. Политический и военный шпионаж в пользу Латвии».

Tai pilsētai…

Заговор, пишет следователь, начали плести еще с 1921 года, когда бывший епископ Гринберг, связанный с латвийским консулом в Ленинграде Вилисом Шамилсом, вызвал из Баку Швалбе, где тот исполнял обязанности помощника пастора и являлся секретарем латышского национального совета, созданного Антоном Балодисом, впоследствии министром иностранных дел ЛР. В Ленинграде Швалбе посвятили в сан пастора и направили в Западную область с заданием: «приступить к организации и объединению латвийского населения в интересах преданности Латвии путем поддержания национально–патриотического духа, языка и культуры».

На допросе Швалбе подтверждает, что полученные указания понимал как необходимость внедрять в сознание латышского населения то, что оно является составной частью латышского государства, что должно любить свое отечество, что не должно допускать в своих рядах никакого расслоения и должно представлять одно целое неделимое, не разрозненное на классы.

Как это ни странно, но если убрать религиозную составляющую, советская власть сама успешно объединяла латышское население путем поддержания в них национального духа, языка и культуры! В это трудно поверить, но в Западной области (Брянская, Калужская области и часть Белоруссии с центром в Смоленске) в начале 30–х годов проживало 18 000 латышей, действовал 31 латышский колхоз, работали 7 латышских начальных школ и одна семилетка, 2 детских сада и 2 детских дома, 17 латышских читален, 27 красных уголков, 2 латышских клуба с многочисленными кружками и секциями.

Именно в такую хорошо организованную латышскую общину попал Герман Пунга в 1927 году и наверняка нарадоваться не мог тому, как хорошо живется в Советском Союзе его соотечественникам. Латышские хозяйства — образцово–показательные, почти на каждом хуторе имеются сельскохозяйственные машины, среди латышских крестьян почти нет неграмотных, землю обрабатывают многопольной системой, садоводство и скотоводство на высоком уровне.

В институтах области даже готовятся латышские кадры для системы образования, разрабатываются особые программы и методические рекомендации, в отделах народного образования имеются методисты и инструкторы по национальной школе. Есть Смоленский латышский театр, который колесит по всей области с выездными спектаклями. Только за 1932–1936 годы он дал 900 спектаклей в 240 населенных пунктах Западной области и Белоруссии!

Viena tante teica…

Конечно, в клубах, красных уголках, избах–читальнях и школах идет пропаганда нового образа жизни и промывка мозгов, особенно среди молодежи, но учатся дети на родном языке, поют не только «Песнь о Сталине», но и «Кур ту тейци», смотрят не только спектакли по пьесам Толстого и Арбузова, но и «Вей, ветерок» Я. Райниса, «Сверхчеловек» А. Упита, «Злой дух» Р. Блауманиса.

Между тем в начале 20–х годов первая латышская школа располагалась на частной квартире, хозяин которой гнал самогон, да и учитель Юргенсон выпивал, а потом бузил. И не затащить латышских крестьян было ни на какие собрания:

«Политически же латыши очень отсталые: о международном положении ничего не знают, и поэтому они обо всем имеют свое особое мнение. Например, на соввласть они смотрят как на переходную власть: придут, мол, рано или поздно белые и восстановят старый строй. Относительно революции, даже мартовской, они рассуждают так: Германия прислала в вагоне первого класса в Россию Ленина, чтобы тот совершил революцию. А революция вообще не была вызвана голодом, а просто совершилась питерскими и московскими рабочими, которые поступали на фабрики, чтобы избежать военной службы, и были преимущественно богачи», — написано в отчете местного латышского бюро РКП от 1920 года.

09_rebenok«Вообще колонисты довольно хладнокровно относятся к собраниям… Политические вопросы их не интересуют, но вопросы о просветительской работе и также земельный вопрос интересует всех. На собрания все не являются, и про политику лучше не вспоминать. Книг, где заглавие о коммунизме, не показывай — не хотят никто читать. На вопрос, почему они не посещают собрания, заявляют, что в настоящее время идет обработка полей и некогда. И был такой разговор с хуторянином, почему он не посылает в школу своих сыновей. Ответ был: пошлю их в школу для того, чтобы они заразились коммунизмом, тогда куда они будут годны», — отчитываются местные коммунисты спустя год.

DzIvotgriba

Так что в конце 20–х годов прогресс, что называется, налицо — община хорошо организована. Вот только лютеранские священники стали мешать этому прогрессу. Как сказано в материалах дела, они стремились отгородить молодежь от влияния советской школы, устраивая домашние богослужения под видом певческих и иных кружков, запрещая молодежи вступать в комсомол, посещать избу–читальню, распространяли получаемые из Латвии азбуки и библейские рассказы.

С 1927 года в области начали ликвидировать лютеранские кирхи, стартует коллективизация, что вызвало бурю недовольства среди латышских крестьян, многие из которых сразу попали в разряд кулаков благодаря своим отлично организованным хозяйствам.

«Кулацкие группировки были обнаружены в 15 областях Западной области», — пишет следователь. Перечисляются фамилии, все латышские: Лапины, Саулиты, Силини, Авотини. В некоторых местах «группировки» состояли всего из четырех, а то и двух человек. В городе Ельня, к примеру, числились только Никлас Леопольд и Карл Вальденес.

Из показаний одного арестованного: «Швалбе нахваливал жизнь в Латвии, говорил, что крестьянству там живется лучше, что мы не должны забывать своей родины, должны держаться вместе. Советская власть просуществует не более 2–3 лет, и народ ее сам свергнет, задушенный налогами, он восстанет».

Усилились эмигрантские настроения. Среди латышей ходили слухи, что немцы уже покидают Советский Союз — якобы из Сибири в Германию или Канаду уехало 5 тысяч человек. «Советская власть нам, латышам, жить не дает, нарочно облагает нас непосильными налогами, сгоняет всех в коммуны, где житья не будет, поэтому нам надо поступить так, как это сделали немцы из Поволжья, и уехать всем в Латвию, тогда посмотрим, как советские чиновники заорут. Это будет хор. Урок всем коммунистам. А если власти начнут нас насильно заставлять идти в колхозы, то можно будет даже нелегально перебраться в Латвию, так как латышское правительство нас примет».

Следователь пишет, что Пунга дал приказ готовить латышей к эмиграции в Латвию, застраховав свое имущество в латвийском консульстве. Очень многие готовы были уехать. Однако Пунга вынужден был покинуть Советский Союз, пастор Швалбе был арестован и расстрелян в 1930 году, остальные арестованные высланы в Сибирь. Уцелевшие крестьяне, чтобы не идти в колхоз, бросали свои хозяйства, резали скот, а сами шли в города устраиваться на заводы, в мастерские, на железную дорогу.

 

Kad saule aiziet

Весной 1937 года последний раз выехал на гастроли Смоленский латышский театр. Дал 23 спектакля. Вернувшись в Смоленск, труппа приступила к репетициям новой пьесы модных тогда драматургов братьев Шейниных. Пьеса имела весьма символичное название: «Очная ставка». Тема чрезвычайно актуальна — борьба с германскими и внутренними шпионами. Увы, спектакль так и не был закончен. В декабре театр закрыли как «не представляющий никакой художественной ценности». Члены труппы были арестованы за шпионаж в пользу Латвии. Многие расстреляны.

А дальше начался Большой террор, в результате которого будет репрессировано 22 000 российских латышей, а 16 500 из них приговорят к высшей мере наказания. Началось все с шифрограммы за подписью наркома Ежова, которая 23 ноября 1937 года поступила начальникам районных УНКВД: «Совершенно секретно. Немедленно собрать, проверить и сообщить следующие сведения о латышских официальных учреждениях, организациях… Срок исполнения сорок восемь часов. Вместе с этим готовьте аресты всех руководителей и активистов этих пунктов концентрации латышей… Операцию в отношении всех этих категорий актива предположено провести в один день одновременно во всех республиках и областях…»

Через неделю новая шифрограмма за подписью заместителя Ежова Фриновского: «Совершенно секретно. Всем НКВД республик, нач. УНКВД. В Москве и ряде областей вскрыты крупные шпионско–диверсионные и националистические контрреволюционные организации латышей, созданные латышской разведкой и связанные с разведками других стран… Приказываю: 3 декабря 1937 года одновременно во всех республиках, краях, областях произвести аресты всех латышей, подозреваемых в шпионаже, диверсиях, антисоветской националистической работе. Аресту подлежат все латыши: находящиеся на оперативном учете и разрабатываемые; политэмигранты из Латвии, прибывшие в СССР после 1920 года; руководители. Члены правлений и штатные сотрудники местных филиалов общества „Прометей“ и латышских клубов…»

Viss nāk un aiziet tālumā

Сегодня в Смоленской области проживает всего около 300 латышей и их потомков. В 2000 году создано Латышское землячество «Сакнес» («Корни»)". Руководит им рижанка Татьяна Чернова. Она и прислала мне материалы о жизни смоленских латышей, которые я использовала в этой статье. На мой вопрос, насколько реальным мог быть факт эмиграции латышей в Латвию с помощью латвийского консульства, ответила: что переселенцы могли быть, но это единичные случаи, потому что, имея хоть маленький клочок земли, люди за него держались. Это объясняет то, что в начале 20–х годов, после провозглашения независимости Латвии, большинство крестьян осталось в cоветской России.

«Мы выпустили сборник о судьбах латышей, — написала Чернова. — В декабре отмечали 75 лет гибели Смоленского латышского театра. В октябре занялись приведением в порядок латышского кладбища в деревне Кашкурино и установили там поклонный крест».

По данным Черновой, первые сведения о латышах Смоленщины относятся еще к ХVI–ХVIII векам. Первая массовая волна латышских переселенцев приходится на ХIХ век: Крестьянский поземельный банк помогал крестьянам из Прибалтики покупать, как правило, бросовые земли на Смоленщине. По переписи 1897 года, на Смоленщине проживало 3500 латышей и ливов. Вторая волна случилась в Первую мировую войну, когда из Риги были эвакуированы железнодорожные мастерские и на территории губернии оказались тысячи беженцев из Прибалтики, многие из которых тоже так и не вернулись на родину.

И вот что интересно. Третья волна эмиграции из Латвии в СССР, по словам Черновой, началась в 30–е годы: «Мы надеемся получить какие–либо материалы из архива ФСБ: все дела были закрыты на 75 лет, но в декабре–январе эти 75 лет истекли. Будем запрашивать вновь…»