Авторы

Юрий Абызов
Виктор Авотиньш
Юрий Алексеев
Юлия Александрова
Мая Алтементе
Татьяна Амосова
Татьяна Андрианова
Анна Аркатова, Валерий Блюменкранц
П. Архипов
Татьяна Аршавская
Михаил Афремович
Василий Барановский
Вера Бартошевская
Всеволод Биркенфельд
Марина Блументаль
Валерий Блюменкранц
Александр Богданов
Надежда Бойко (Россия)
Катерина Борщова
Мария Булгакова
Ираида Бундина (Россия)
Янис Ванагс
Игорь Ватолин
Тамара Величковская
Тамара Вересова (Россия)
Светлана Видякина
Светлана Видякина, Леонид Ленц
Винтра Вилцане
Татьяна Власова
Владимир Волков
Валерий Вольт
Константин Гайворонский
Гарри Гайлит
Константин Гайворонский, Павел Кириллов
Ефим Гаммер (Израиль)
Александр Гапоненко
Анжела Гаспарян
Алла Гдалина
Елена Гедьюне
Александр Генис (США)
Андрей Германис
Андрей Герич (США)
Александр Гильман
Андрей Голиков
Борис Голубев
Юрий Голубев
Антон Городницкий
Виктор Грецов
Виктор Грибков-Майский (Россия)
Генрих Гроссен (Швейцария)
Анна Груздева
Борис Грундульс
Александр Гурин
Виктор Гущин
Владимир Дедков
Оксана Дементьева
Надежда Дёмина
Таисия Джолли (США)
Илья Дименштейн
Роальд Добровенский
Оксана Донич
Ольга Дорофеева
Ирина Евсикова (США)
Евгения Жиглевич (США)
Людмила Жилвинская
Юрий Жолкевич
Ксения Загоровская
Евгения Зайцева
Игорь Закке
Татьяна Зандерсон
Борис Инфантьев
Владимир Иванов
Александр Ивановский
Алексей Ивлев
Надежда Ильянок
Алексей Ионов (США)
Николай Кабанов
Константин Казаков
Имант Калниньш
Ирина Карклиня-Гофт
Ария Карпова
Валерий Карпушкин
Людмила Кёлер (США)
Тина Кемпеле
Евгений Климов (Канада)
Светлана Ковальчук
Юлия Козлова
Андрей Колесников (Россия)
Татьяна Колосова
Марина Костенецкая
Марина Костенецкая, Георг Стражнов
Нина Лапидус
Расма Лаце
Наталья Лебедева
Димитрий Левицкий (США)
Натан Левин (Россия)
Ираида Легкая (США)
Фантин Лоюк
Сергей Мазур
Александр Малнач
Дмитрий Март
Рута Марьяш
Рута Марьяш, Эдуард Айварс
Игорь Мейден
Агнесе Мейре
Маргарита Миллер
Владимир Мирский
Мирослав Митрофанов
Марина Михайлец
Денис Mицкевич (США)
Кирилл Мункевич
Николай Никулин
Тамара Никифорова
Сергей Николаев
Виктор Новиков
Людмила Нукневич
Константин Обозный
Григорий Островский
Ина Ошкая, Элина Чуянова
Ина Ошкая
Татьяна Павеле
Ольга Павук
Вера Панченко
Наталия Пассит (Литва)
Олег Пелевин
Галина Петрова-Матиса
Валентина Петрова, Валерий Потапов
Гунар Пиесис
Пётр Пильский
Виктор Подлубный
Ростислав Полчанинов (США)
Анастасия Преображенская
А. Преображенская, А. Одинцова
Людмила Прибыльская
Артур Приедитис
Валентина Прудникова
Борис Равдин
Анатолий Ракитянский
Глеб Рар (ФРГ)
Владимир Решетов
Анжела Ржищева
Валерий Ройтман
Яна Рубинчик
Ксения Рудзите, Инна Перконе
Ирина Сабурова (ФРГ)
Елена Савина (Покровская)
Кристина Садовская
Маргарита Салтупе
Валерий Самохвалов
Сергей Сахаров
Наталья Севидова
Андрей Седых (США)
Валерий Сергеев (Россия)
Сергей Сидяков
Наталия Синайская (Бельгия)
Валентина Синкевич (США)
Елена Слюсарева
Григорий Смирин
Кирилл Соклаков
Георг Стражнов
Георг Стражнов, Ирина Погребицкая
Александр Стрижёв (Россия)
Татьяна Сута
Георгий Тайлов
Никанор Трубецкой
Альфред Тульчинский (США)
Лидия Тынянова
Сергей Тыщенко
Михаил Тюрин
Павел Тюрин
Нил Ушаков
Татьяна Фейгмане
Надежда Фелдман-Кравченок
Людмила Флам (США)
Лазарь Флейшман (США)
Елена Францман
Владимир Френкель (Израиль)
Светлана Хаенко
Инна Харланова
Георгий Целмс (Россия)
Сергей Цоя
Ирина Чайковская
Алексей Чертков
Евграф Чешихин
Сергей Чухин
Элина Чуянова
Андрей Шаврей
Николай Шалин
Владимир Шестаков
Валдемар Эйхенбаум
Абик Элкин
Фёдор Эрн
Александра Яковлева

Уникальная фотография

Русские военнопленные в Лиепае,1915 год

Русские военнопленные в Лиепае,1915 год

Русские — налево, латыши — направо

Юлия Александрова

«Ves.LV»

Вести Сегодня, 06.01.2014 

Среди 200 сдавших экзамен по латышскому на высший балл, только 5 русских ребят

 

Министерство образования словно специально «путает следы», чтобы никто не смог сравнить и проанализировать итоги успеваемости русских школьников по самому главному учебному предмету. «Самый» — это не преувеличение: при поступлении на медицинский или юридический, на русскую (!) филологию или компьютерные науки учитывается прежде всего «валст валода». А уж потом оценка по профильной дисциплине.

Рассекретил результаты централизованного школьного экзамена по латышскому за прошлый учебный год сопредседатель Латвийского комитета по правам человека Владимир Бузаев. Задача это была непростая: министерство образования уже два года не публикует отдельно данные экзамена по школам нацменьшинств. А тут еще была изменена и оценочная система: вместо категорий (A–F) ввели проценты.

Расколоть «секретную» статистику

«Данных по русским средним школам нет с 2012 года, поскольку министерство считает, что после введения единого экзамена по латышскому языку и результаты должны быть едиными», — поясняет Бузаев. Тем не менее официальные результаты публикуются по каждому учебному заведению в отдельности. Их — 471. Разумеется, язык обучения не указан. Иногда есть подсказка в названии. К примеру, Даугавпилсская русская школа–лицей. Или Лиепайская школа им. Пушкина. Или Тукумская гимназия им. Райниса. Но таких подсказок мало — большинство школ имеют лишь номера или названия–топонимы. 

Как же можно выяснить, какая из этого списка русская школа, какая — латышская, а какая — смешанная? Надо найти отчет с результатами централизованного экзамена по латышскому языку в основной школе. Оказывается, его сдают только выпускники русских потоков, следовательно, если в какой–то школе есть такие данные, то перед нами — русская школа. Или смешанная. В смешанной школе количество экзаменуемых по госязыку в 9–х классах будет намного меньше, чем в 12–х, где экзамен сдают оба потока.

Правда, отделить результаты одного потока от другого в 12–м классе невозможно, а поскольку Бузаев не волшебник, то он решил смешанные школы по возможности отсеять. 

В итоге у него осталось 100 русских школ (включая вечерние и частные). Экзамен по латышскому в этом году сдавали 2826 учеников. В прошлом году его подсчеты показали: после введения единого экзамена доля учащихся 12–х классов русских школ сдавших экзамены на высшую категорию, упала в 7 раз! Зато сдавших на две низшие категории — увеличилась почти в 2 раза. 

А какова картина за минувший учебный год?

Почему наши сдают хуже?

«Экзамен по латышскому вообще не сдал только один ученик, и, что интересно, это предположительно ученик латышской школы, — рассказывает Владимир. — Возможно, он из русской семьи — об этом статистика умалчивает. С трудом преодолели 5–процентный барьер выполнения экзаменационных заданий, дающих право на низшую положительную отметку, 18 человек. Из них — только трое „нацменов“. Не смогли выполнить даже пятую часть заданий 196 человек, из них — только 52 ученика из нелатышских школ».

Получается, русские дети сдали экзамен лучше латышских, для которых он является родным?! «Не спешите радоваться», — останавливает меня Бузаев. И поясняет, что выпускников латышских школ в пять раз больше, чем выпускников школ нацменьшинств. Поэтому худшие результаты показала примерно одинаковая доля экзаменуемых. А вот там, где начинается подъем к высоким отметкам, картина разительно меняется. 

Почти треть русских школьников сдали экзамен на 40–49%. В итоге преодолеть заветную оценку в 50% не смогли 60% русских школьников. И наоборот — среди латышей 66% экзаменуемых получили оценку выше 50%. 

А сумел кто–нибудь из русских детей сдать на 100%? Вообще–то такого точного показателя нет, поясняет Бузаев. Верхняя графа выглядит как 90–100%. И в ней — пятеро русских школьников. Пятеро из 200 попавших в эту графу выпускников! 

Дальше. 1473 выпускника сдали экзамен на 80–89%. И из них только 43 ученика русских школ. Доля латышских выпускников, получивших эти две высшие оценки, превышает таковую среди представителей нацменьшинств соответственно в 7 и в 6 раз.

«Из этого вовсе не следует, что наши дети не говорят по–латышски, — поясняет правозащитник. — Просто экзамен включает в себя знание элементов латышской культуры. И если бы его участников из обоих потоков вместо дайн заставляли бы цитировать выдержки из былин или „Слова о полку Игореве“, пусть и в вольном переводе на латышский язык, то и результаты были бы совсем другими».

Маленький плюс и громадный минус 

Хуже эти результаты, чем прошлогодние, или остались на том же уровне? И как можно проводить сравнение, если год назад отметки ставились в категориях, а сейчас в процентах? Владимир Бузаев и здесь нашел выход: воспользовался официальной системой приравнивания процентов в категории согласно правилам Кабинета министров № 793 по языковой аттестации.

«Результаты этого года резко ухудшились: число выпускников, получивших самую низшую категорию F, в этом году увеличилось почти в три с половиной раза! — рассказывает он. — Если смотреть более высокие категории В–С, то мы сразу видим, что такого уровня смогли достичь в 3–5 раз меньше выпускников. Про высшую категорию я уж не говорю: в первый год сдачи единого экзамена ее получили 0,5% выпускников нелатышских школ, а в минувшем учебном году — только 0,09%! Получаются песочные часы, в верхней части которых „песка“ становится совсем мало, а на дне, там, где категории F и E, его все больше и больше». 

Плюс в том, что как бы ни сдал Петя Иванов школьный экзамен по латышскому, к нему инспектор госязыка уже придраться не сможет… Но это единственный плюс. Причем это работодатель требовать «аплиецибу» у него не вправе, но инспектор вправе проверить, использует ли работник госязык на том уровне, которого требует данная должность. 

А теперь громадный минус новой системы. Из–за низких результатов экзамена по латышскому множество выпускников русских школ не попадает на бесплатные места в вузах. Уж не для этого ли она и была задумана? На эту мысль наводят и данные переписи населения.

Зачем «оккупантам» образование 

По мнению Владимира Бузаева, долговременное издевательство над русской школой принесло ожидаемые плоды — русское население стремительно маргинализируется. «Перепись населения по уровню образования представителей титульной и нетитульной наций, показывает, что сравнительный уровень образования латышей растет, а вторых — падает, — говорит Бузаев. — Все советские переписи населения демонстрируют, что уровень образования нелатышей был существенно выше, чем у латышей. Главным образом, за счет притока переселенцев из более развитых областей СССР». 

Но ведь латыши столько лет утверждали, что их культуру в советское время разрушали малообразованные мигранты? Ну да, а вот цифры свидетельствуют о другом. Для примера: 1989 год — доля лиц с высшим образованием у нацменьшинств почти в полтора раза выше, чем у латышей. Лиц с начальным образованием — на 30% меньше. 

«Еще в 2000 году этот показатель был у русских выше на 15%, а в 2011 году он на 10% выше уже у латышей! — восклицает Бузаев. — Всего каких–то десять лет, а такое принципиальное изменение! И оно не случайно — оно было запланировано. Оно готовилось. „Реформа школ“ нацменьшинств проводилась именно для этого. И она достигла своей цели: латыши по уровню образованности не только догнали, но и перегнали „оккупантов“.

Это особенно хорошо видно, если сравнивать уровень образования в наиболее активной экономической группе, людей 25–44 лет. Среди этих лиц, получивших высшее образование уже в период независимости, преимущество за коренной нацией. Доля лиц с высшим образованием в этой возрастной группе превышала таковую среди нацменьшинств уже в 2002 году на 18%, а в 2011–м — на все 30%.

Нас все меньше 

»Не следует забывать, что под видом «интеграции» государство просто стремится подавить нацменьшинства и обеспечить преимущества для развития титульной нации, — считает Бузаев. — Законодательное неравноправие приводит к опережающему вытеснению нелатышей из страны: за последние 20 лет их численность сократилась почти на 40%, что впятеро больше, чем убыль латышей. И это не только эмиграция. Уровень смертности нелатышей на 17% выше, рождаемости — на 26% ниже, а скорость естественной убыли — втрое больше, чем у латышей". 

К сожалению, всех этих невыгодных для имиджа Латвии выводов в официальной статистике не найти. Их приходится буквально «выцеживать» из публикуемых данных, применяя, как вы видели выше, специальную методику. И пока еще живо старое поколение правозащитников, получивших элитное советское образование, люди по крайней мере будут знать, что в реальности с нами происходит.

А если процессы будут идти теми же темпами, то еще через десять лет нас, русскоязычных, останется уже не 787 тысяч, а 614 тысяч человек. А это — вдвое меньше, чем в 1989 году.