Олег Пухляк, Дмитрий Борисов. Русские в Латвии. Со средневековья до конца XIX века: Учебное пособие для общеобразовательной школы. — Рига. Apgāds SI. 2003. С. 200.

Появление учебника О.Пухляка и Д.Борисова «Русские в Латвии. Со средневековья до конца XIX века» именно теперь, в «новых» условиях формирования системы русского образования как основы создания и укрепления сознания русской идентичности, весьма символично (рукопись книги уже давно ждала своего издателя!) — это прямое указание на то, что настало время усилить распространение и углубление тех знаний, которые убедили бы и русских, и латышей, что Латвия для русских латвийцев совсем не чужое и чуждое понятие.
И рассматриваемая книга успешно выполняет эту задачу, в том числе и тщательно продуманным отбором важнейших и проверенных данных, которые убеждают в абсолютной достоверности освещаемых в том или ином параграфе положений. И в этом деле, на наш взгляд, самым эффективным приемом оказывается детализация и конкретизация рассматриваемых явлений. Так, к примеру, можно много и эмоционально разглагольствовать на тему о том, что создателями, в Латвии таких культурных ценностей, как Рундальский (или: Руэнтальский?) дворец становились и русские люди. Но голое утверждение малоубедительно, как бы проходит мимо неосознанным до тех пор, пока в сферу нашего сознания не проникают имена Андрея Камаева, Наума Яковлева, Ильи Пилюгина, Ивана Евдокимова, Ивана Ушакова (с.105), имена более 170 человек артели Чашина и Ершова, 45 человек артели Михаила Федорова (с.105), представленные неутомимыми авторами книги. Возникает восприятие совсем иного рода.
Этот и многие другие эпизоды, мало или почти неизвестные даже специалистам, свидетельствуют о большом труде, вложенном авторами в поиски уникальных, давно забытых и, кажется, исчезнувших из поля зрения исследователей исторических и бытовых деталей, фактов, исключительно важных для выяснения подлинных событий, связанных с взаимоотношениями русских, латышей и немцев на территории, ныне называемой Латвией.
Ценны точные и детальные описания, комментарий, анализ военных действий и в Ливонской войне (с.32-43), и в период первой Северной (с.45-52) и великой Северной войны (с.65-75). Но в контексте исследований авторов книги, на наш взгляд, наиболее интересным становится их внимание к проблеме, что делало, как вело себя и как переживало происходившее мирное русское население, которое во время жестоких сражений и экзекуций оказывалось меж двух огней (с. 39-40, 54-60, 8599).
Отрадно обращение авторов к проблемам распространения православия в Ливонии и Остзейском крае в разные времена. Эти разделы тем более ценны, что воспитанная в атеизме русская молодежь (это направление в воспитании себя еще далеко не изжило!) знает о православии вообще очень мало.
Очень привлекателен иллюстративный материал, который успешно дополняет авторский текст, многие иллюстрации из книги впервые лицезрят даже искушенные в исследовании рассматриваемой проблемы ученые (с.5, 8, 14, 16, 17, 18, 19, 27, 28, 35, 37, 38, 42, 52, 73, 80, 81, 82, 83, 96, 97). Увы, техника исполнения некоторых репродукций (в особенности, на с.42) вызывает более чем сострадание. В подборке «хрестоматийного» материала авторы опять же показали класс. Жалко только, что наряду с прозаическими фрагментами (см. с.78-179) не прозвучали хотя бы отрывки из поэтической эпопеи «Вячко» А.Коринфского, ливонские стихи Ф.Тютчева, фрагменты исторических песен, посвященных осаде Риге царем Алексеем Михайловичем, взятия ее русскими в 1710 году.
Несколько обделенной оказалась и музыка: наряду с богато представ ленным церковным и дворцовым, крепостным строительством, портрета ми, миниатюрами и книжными обложками так хотелось увидеть хоть бы одну страничку с крюковыми нотами над богослужебными текстами и духовными стихами.
Вряд ли можно присоединиться к точке зрения авторов, полностью исключивших из своего повествования эпизоды, связанные с пребыванием на Ливонской земле епископского фогта в Аутине Владимира Мстиславовича Псковского, о его роли в благоприятном для аутинских латышей решении их пчелиного спора с «рыделями», о его роли в окончательном закреплении Ливонии за королевой Девой Марией в 1212 году.
Позволим себе несколько замечаний.
Понятно нежелание авторов обливать русского князя помоями в связи с его «предательством» — попыткой сотрудничества с епископом Альбертом (XIII в.). Но ведь такие попытки сотрудничества делали (правда, не
по своей воле, а может быть и по своей?) и Висеволод (в его времена «ь» еще произносился как сверхкраткое «и»!), и Вячко. А ведь сбрасывая со счетов «сотрудничество» Владимира Псковского с Альбертом, мы сбрасываем со счетов и право утверждать, что в становлении Ливонии самое активное участие принимали и русские князья, и наглядную демонстрацию того, как решали споры латышей с немцами русские, если им приходилось (не так уж часто) выступать в роли третейского судьи.
В огромном потоке совершенно чужих, малоизвестных имен и старинных, часто исковерканных названий местностей неизбежны различные опечатки, неточности, ошибки, избежать которых не смогли ни авторы, ни редакторы, ни корректоры.
Так, на с.4 говорится о водном торговом пути по Гауе, а на приложенной карте этот путь не отмечен.
На с.5 среди упоминавшихся в русских летописях названий балтийских племен не названо столь судьбоносное племя латиголы-латигоры, обозначавшее племя, легшее в основу латышского народа (после массового физического уничтожения и денационализации земгалов и куршей), а также давшее имя былинной героине Латыгорке, неоднократно побеждавшей Илью Муромца, а затем рожавшей зачатых от него богатырей или богатырок.
На с.9 фраза о переходе Талавских вождей в католичество не совсем точна: перешли только сыновья Таливалдиса. Сам он пал как мученик за православную веру, убиенный язычниками-эстонцами.
На с.22 в русском переводе грамоты Полоцкого епископа священник назван Матвеем Якобсоном(!). На самом деле это «Яков сын».
На с.26 описка: Невгин (Naujena), а не Невчин.
На с.33: Магнус не герцог Голштинский, а брат герцога.
На с.38. кокнесский пастор Лютера приравнял не к Петру, а к Павлу. В этом большая разница: Павел считается основоположником православия, а Петр — католичества. Царь в немецких стихах, развешенных во всех кирхах, именовал себя проповедником учения апостола Павла.
С.57. Лигинишки теперь в черте Даугавпилса.
С. 117. Из цитаты следовало либо вычеркнуть упоминание о сходстве эстляндского и лифляндского языков, либо пояснить: речь здесь идет о сходстве ревельского и юрьевского населения, а не эстонского и латышского языков. Этот фрагмент ввергал в недоумение уже современников Карамзина, переводивших его письма на немецкий язык.
И еще. Один из недавних авторитетнейших переводчиков с латышского на русский заявлял, что он согласится с употреблением в родительном падеже форм типа «Уртанса» (с. 10) — «через мой (то есть переводчика) труп», что в косвенных падежах от именительного «Уртанс» следует писать: Уртану, Уртана, Уртаном, об Уртане, без «с». Кажется, тогда же профессор Артур Озолс указал на неиспользованные возможности в передаиностранных, в том числе и латышских, имен на русский язык. Эти
возможности, кстати, предоставляет помещенная в давнем самоучителе русского языка для латышей (автор Леон Паэгле) парадигма склонения словосочетания «Иисус Христос». Дело в том, что в именительном падеже слово «Христос» удерживает греческое окончание, которое исчезает в родительном и последующих падежах. Эта практика русского языка позволяет такую же систему применить и к латышским именам собственным: удерживая в именительном падеже специфическое для латышского языка окончание «с», и отбрасывать это окончание «с» во всех остальных падежах.
И последнее. Работа над рукописью «Русские в Латвии» велась авторами без какой-либо финансовой поддержки со стороны, в том числе и со стороны русской общественности Латвии. Издание книги осуществлено при содействии ассоциации D.V.I.N.A., Pareks banka, Rietumu banka, руководителя отдела Управления по натурализации национальных меньшинств ЛР А.Балашко.