РУССКИЕ ДЕТИ В ГЕРМАНИИ И ПОД ОККУПАЦИЕЙ 1939-1945 гг.
Ростислав Полчанинов (США)
Сколько мне известно, вопрос, что пережили русские дети в Германии и под оккупацией 1939-1945 гг. в научных кругах до сих пор не обсуждался. Я был не только свидетелем, но и участником многих событий, о которых будет речь. В 1939 г. мне было 20 лет. Родился в Новочеркасске в 1919 г. и эвакуировался с отцом, который служил в армии ген. П.Н. Врангеля 15 ноября 1920 г. из Севастополя. До 1942 г. жил в Сараеве (Босния), поехал якобы работать в Германию, бежал с работы и при помощи НТС (1) нелегально перешёл границу Генерал-Губернаторства, участвовал в проведении летнего лагеря для русских детей под Варшавой и в марте 1943 г., при помощи того же НТС прибыл в Псков, преподавать Закон Божий в школе Псковской православной миссии. В 1931 г., будучи 12 лет, вступил в русскую скаутскую организацию и являюсь её историком. Опираясь на собственные воспоминания и мемуары других участников событий, постараюсь создать обобщённую картину положения русских детей в Германии и оккупированных ею странах.
Когда мы вспоминаем ужасы, которые пришлось пережить русским детям в годы Второй мировой войны, нельзя забывать, что для русских детей Зарубежья война началась 1 сентября 1939 г., с нападения Германии на Польшу. Тяжёлые бомбардировки Варшавы стоили жизни не только польским, но и русским детям. Аресты в присоединённых к СССР Западной Белоруссии и Украине лишили многих детей их родителей и родных.
В Брест-Литовске, который в польское время назывался Brześć nad Bugiem (ныне Белоруссия) в 1939 г. была арестована Людмила Михайловна Акимова, которая жила у замужней сестры и уделяла много внимания своему племяннику Мише (Михаилу Станиславовичу) Рылю (1931-2014). Она была ему больше чем мать, поэтому 8-летний Миша очень переживал, молился Богу и Бог помог. Тётку, арестовали как члена НТС но, к счастью, не расстреляли, а отправили в Минск где она была выпущена немцами вместе с другими заключёнными.
Юре Кишковскому в 1939 г. было 11 лет. Вот его воспоминания: «Так началась наша жизнь в Западной Украине при советской власти. Было здорово голодно. Как-то всё моментально исчезло! Люди говорили: «Ещё ничего нет, а уже ничего нет, что-то будет, когда что-то будет». Чтобы получить хлеб, надо было вставать в очередь в 3 часа утра. Это обычно была моя работа, а в часов 6.00: приходила мама. Таким же способом иногда удавалось получить кусочек мяса или 200 грамм масла. В школе всех ребят записали в пионеры, кроме меня и моих двух братьев – “поповские сыновья”, хотя мне и было обидно, но я не слишком переживал эту “потерю”. Пионервожатым в нашей школе был молодой партиец из Полтавы. Он же был и комсоргом.(вожаком комсомольцев). Занятия у нас в школе велись на рiднiй мовi, а русский язык преподавался только как предмет. Большинство преподавателей были присланы з Великоi Украiни. Все были членами партии, проверенными и подкованными».
Присоединение Латвии, Литвы и Эстонии к СССР в 1940 г. также сопровождалось жертвами среди русского населения. В книге «И мы поедем домой, в Россию…», изданной в Томске в 2010 г., Вадим Николаевич Макшеев (р.1926) пережил в Эстонии арест отца – русского скаутского руководителя в Кивиылы, которого затем расстреляли, и гибели от голода матери и сестры в сибирской ссылке. Сам он чудом спасся и описал все те ужасы, которые не все смогли пережить, и возможно никто кроме Макшеева не описал.
У русских детей в Германии или в странах оккупированных немцами, финнами, румынами или японцам (в Маньчжурии и Китае), в зависимости от обстановки, была разная судьба, да и дети были разными. Это были дети русских эмигрантов, дети русских меньшинств из приграничных с СССР стран, и советские ребята на оккупированной территории СССР или вывезенные на работу в Германию со значками «ОСТ».
В самом лучшем положении оказались дети русских эмигрантов в Германии. Они получали такие же продовольственные карточки, как и немцы, русские берлинцы продолжали обучение в русско-немецкой гимназии и если переживали трудности военного времени, то наравне со своими немецкими сверстниками. В таком же положении оказались, и русские дети в присоединённой к Германии части Польши, названной Вартегау. Это были польские города Лицманштадт (Лодзь), Позен (Познань), Торн (Торунь), Плоцк, Катовицы и Сосновицы, откуда выселили поляков, но русских не тронули. Русских школ там не было, русские дети ходили в немецкие школы и не чувствовали себя гражданами второго сорта. Всюду были Национальные организации русской молодёжи – НОРМ (2), в которых велась легальная работа с детьми и в то же время нелегальная скаутская (3). Легально устраивались летние лагеря, ребята по-разному переживали войну, но не унывали. Дети были детьми.
Придя к власти в 1933 г. нацисты прикрыли все скаутские организации, а их было с десяток, и оставили только католиков и протестантов, как прицерковные организации. Русские скауты переименовались в витязей при Русском студенческом христианском движении – РСХД и стали православной прицерковной организацией. В 1939 г., когда началась война, прицерковные организации были тоже прикрыты и вся немецкая молодёжь оказалась под полным контролем организации Гитлер-югенд. Русские витязи при РСХД, чтобы избежать контроля нацистов, самоликвидировалась и нацисты, чтобы иметь русскую молодёжь тоже под своим контролем, создали Национальную организацию русской молодёжи – НОРМ. Начальником НОРМ немцы назначили Таборицкого, женатого на немке и члена национал-социалистической партии, у которого для работы с молодёжью не было ни знаний, ни опыта, ни времени. Таборицкий знал, что Иван Александрович Мелких, не будучи немецким подданным, пошел добровольно на рабочую службу (Arbetdienst), которая в годы до введения всеобщей воинской повинности заменяла немцам службу в армии. В его глазах это было знаком лояльности к Германии и потому выбор Таборицкого остановился на Мелких, человеке умном, энергичном и амбициозном, который согласился быть у Таборицкого начальником штаба берлинского НОРМа. Таборицкий никогда не посещал НОРМ и в дела молодёжи не вмешивался. Он писал начальству Гитлеровской молодёжи отчёты и иногда выступал как глава НОРМа на страницах берлинской газеты «Новое слово».
В 1941 г. в Германию стали приезжать на работу иностранцы, в том числе и русские эмигранты. При сокращении рабочих мест в оккупированных странах в первую очередь увольняли русских и многие русские не имели иного выхода как ехать на работу в Германию. Немцы закрыли в Белграде университет (кроме медицинского факультета) и у студентов тоже не было иного выхода, как только ехать в Германию на работу.
Для приезжей русской молодёжи двери НОРМ были широко открыты. Там были доклады, там были просто дружеские встречи. Для младших было «ушкуйное войско разведчиков», в котором, с ведома И.Мелких, проводилась нелегальная разведческая работа. Пелись песни, причём и такие, как «Бородино» и «Шумел горел пожар Московский». Рассказывались и антинациистские анекдоты. Удивительно, но никто не доносил немцам о том, что творится в НОРМ. Встреч с советской молодёжью не было, но об ужасном положении советских пленных и «Остов» все знали и возмущались. Для разговоров было много тем, но заметное место занимали разговоры о еде. Говорилось, где можно купить без карточек измятку (то, что оставалось от молока после переработки его на масло), говорилось о вкусных вещах, которых нам больше не приходится есть и т.д.
Другое дело русские дети, оказавшиеся в Генерал-Губернаторстве (оккупированная часть Польши не присоединённая к Германии). Там и поляки и русские были одинаково на бесправном положении. Русская гимназия в Варшаве была закрыта, как и все польские средние школы. Были случаи, когда русские дети учились в польских подпольных гимназиях. Правда, немцы разрешили русским открыть коммерческую школу, дававшую неполное среднее образование и открыть в Варшаве Дом молодёжи, в котором русские дети получали дополнительное питание (4), где велась подпольная разведческая работа, и с разрешения немцев устраивались летом детские лагеря.
Оля Безрадецкая, которой в 1942 г. было 13 лет, так вспоминала этот лагерь: «Для меня это было что-то незабываемое. Мы готовились к этому лагерю на сборах в Доме молодёжи. Усердно занимались разрядами и прошли что-то вроде КДВ – курса для вожаков. В лагере мне дали звено «Ромашка», чем я была неимоверно горда. В комнате, где мы жили, мы сделали звеновой уголок, за который нас потом очень хвалили. В палатках жили какие-то старшие разведчики, и мы им очень завидовали. Жить в палатках казалось верхом скаутского достижения. Обожали мы ночные игры и подкрадывания, хотя и боялись темноты».
В Генерал-Губернаторстве были парки, магазины и рестораны с надписями «только для немцев», куда и полякам и русским вход был запрещен. В Варшаве был один специальный трамвай «О» только для немцев, а во всех трамваях две передних скамейки были только для немцев.
Проезд трамваем стоил по твёрдым ценам 20 грошей. Можно было взять билет и при выходе его вернуть кондуктору, который его мог снова продать, а деньги положить себе в карман. Можно было, заплатив кондуктору и не брать билета вообще.
Так было в славянской Польше. Во Франции, немцы вели себя иначе и в трамваях уступали места женщинам и старикам. Но не это было главным. Русские дети понимали, что Франция проиграла войну, что немцы оккупанты и держат их родителей и родных вместе с французами в лагерях для военнопленных. Что судьба русских во многом связана с судьбой французов.
В брошюре «Национальная организация витязей Русское православное юношеское движение», изданной в Париже в 1960 г. на страницах 18-19 сказано: «Во Франции, в оккупационный период, Организация формально была закрыта, но несмотря на препятствия работа продолжалась. Она сосредоточилась в основном в Париже и в деревушке Тури, в ста километрах от Парижа. С 1942 г. дружинная и отрядная работа, прерванная войной, полностью восстановилась. Новый и энергичный инструкторский состав добился того, что в Париже действовали четыре дружины, работала Школа инструкторов (Первый выпуск состоялся в 1943), что дало кадры для будущей работы после войны. Наряду с этим Отдел социальной работы оказывал жертвенную и постоянную помощь, своим военнопленным (…) посылками, перепиской, посещениями в госпиталях». В деревушке, куда была эвакуирована русская гимназия из Парижа шла зимой спокойная школьная жизнь, без воздушных тревог и бомбардировок. Витязи устраивали для детей зимние и летние лагеря.
Югославия в 1941-1944 гг. была под немецко-итальянской оккупацией. Части Югославии присоединили к себе Германия, Италия, Венгрия и Болгария. Из Хорватии и Боснии и Герцеговины была создана «Независимая держава Хорватия – НДХ, Черногория была оккупирована итальянцам а Сербия - немцами.
В Сербии продолжали работать кадетский корпус-интернат (5) и женский институт-интернат (6), оба в Белой Церкви и гимназия в Белграде (7). Дети, конечно переживали поражение Югославии, привыкали к неудобствам жизни по-новому, но продолжали жить и переживать свои горести и радости.
Галина Фриш (ур.Рещикова) так вспоминает первый день войны 6 апреля 1941 г в Белграде: «Быстрота случившегося была настолько велика, что не оставила ясных воспоминаний. Я просто находилась в состоянии оцепенения. Через неделю война закончилась. Югославия капитулировала. Сердце моё больно сжалось. Мысли неслись одна за другой, а следуя за ними, возникал ряд вопросов, что теперь станет со всеми нами? Неопределённость будущего пугала. Что же стало с нашей гимназией, с подругами и друзьями - живы ли они?» (8).
В Белграде (Сербия) на русских ребят произвело угнетающее впечатление запрещение работы скаутов-разведчиков и арест их начальника М.В. Агапова-Таганского, но Олег Поляков, один из сотрудников арестованного, которому было 19 лет, собрал 5 мальчиков 16-ти лет, провел с ними подпольный курс для руководителей и возложил на них подпольную разведческую работу. Это подняло дух у ребят, и им было легче переносить тягости войны. Один из курсантов, Сева Селивановский, делился потом со мной своими воспоминаниями. «Мы были счастливы – говорил он, что участвуем в подпольной работе. Хотелось об этом всем рассказать, но мы понимали, что язык надо держать за зубами. Всё было как в сказке. Около Смедерева один член НТС имел большой виноградник и ребята приехали под видом рабочих на сбор винограда. Вечером собирались вместе с хозяином у костра попеть и поговорить о судьбах родины-России, хотя никто из них не родился в России. Одним словом, романтика и воспоминания на всю жизнь. Олег Поляков был студентом. Немцы закрыли университет, работу в Сербии было трудно получить, и Олег, будучи членом НТС, уехал, якобы на работу в Германию, а на самом деле, с целью продвигаться дальше в оккупированную немцами Россию. Осенью 1942 г. начальником подпольного отдела стал 17-летний Сева, который получил работу переводчика в Охранный корпусе (9). Он провёл курс для вожаков, которых посвятил в суть подполной работы и в 1943 г. провёл летом лагерь для детей служащих Охранного корпуса. Ребята пели как гимн «Будь готов, разведчик к делу честному» не зная, что это гимн подпольной организации, а для вожаков, ребятам 14-15 лет, это было подготовкой к их будущей, послевоенной работе с русскими детьми.
В Хорватии немцы передали власть пронацистской партии «Усташей», которая создала обязательную для католиков и мусульман организацию «Усташка младеж». В Загребе и Сараеве было получено от усташей разрешение заниматься с детьми в организации под названием «Национальная молодёжь при русской колонии», а в Баня-Луке, под названием «Национальная организация русской молодёжи». Русские, которых, как православных, не принимали в усташку младеж, обязались принимать участие в хорватской детской «рабочей службе» и таким образом смогли вести подпольную разведческую работу. Мальчики что-то делали у русского предпринимателя, а девочки два раза в неделю убирали помещение библиотеки Русской колонии. В Баня-Луке в 1941 г. был даже проведен небольшой летний лагерь, что было для детей большим счастьем, которое их немного отвлекло от окружавших их ужасов войны. И в Баня-Луке и в Загребе выходили подпольные разведческие журналы.
Последний раз я был в Осеке осенью 1940 г. Тогда я основал там звено: «Амурский тигр», а летом 1941 мне удалось их снова посетить. Всюду были следы войны, и ребята были ещё в полном смятении. Устроив сбор звена, я узнал, что ребята, как только пришли немцы, сожгли звеновой флажок, литературу и всё, что могло свидетельствовать о том, что они были когда-то разведчиками. Я им сказал, что «не так страшен чёрт как его малюют», рассказал, что и как мы делаем в Сараеве и Загребе, что конечно, лагеря в этом году мы не сможем устроить, но что в будущем году его обязательно проведём. У ребят разгорелись глаза, все стали оживлённо говорить, и тут-то Овсянников, помощник вожака сказал, что он ни «Третий разряд», ни песенник, ни наши журналы, не сжег, а спрятал в тюфяк. Я сказал, что прятать ничего не надо. Тот, кто что-то прячет, тем самым признает, что делает что-то недозволенное. Надо только разведческую литературу держать по дальше от чужих глаз, а в случае чего признаться, что до войны состоял в разведческой организации, которой теперь больше нет, а журналы остались и в этом нет ничего плохого. Я похвалил Овсянникова, а он так растрогался, что сказал, что не изменил бы разведчеству даже если бы ему дали сто динаров.
- Ну а за двести ? - спросил я его.
- Даже за четыреста не изменил бы! Это было сказано наивно и по-детски, но зато от всей души.
В Праге (Чехия) в районе Панкрац действовала русская реальная гимназия в специально для неё построенном в 1937 г. здании, в котором она просуществовала до 1942 г., когда немцы реквизировали это здание для военного госпиталя.
Ксения Забелина (ур. Нестерова) вспоминает: «В первый класс русской пражской гимназии я поступила в 1939 году, по сравнению с русскими школами в других государствах, у нас жизнь была мирная, я бы даже сказала, беззаботная. От налетов мы особенно не прятались, все самолеты пролетали дальше, на Германию. В преподавании, конечно, произошли перемены, отменили чешский язык и русскую историю и географию, вместо этого был немецкий язык и история и география Германии. Да, наше замечательное здание немцы взяли под лазарет, а нам предоставили школу буквально за углом. Это было более старое здание, но в хорошем состоянии. Там не было ни актового зала, ни гимнастического зала, не было химического и физического кабинетов, и сами классные комнаты были скромнее. Здесь мы проучились до весны 1945 года. Осенью 1945 года в первоначальном здании открылась советская десятилетка, весь персонал был из Советского союза. Я в ней не училась. Я поступила в чешскую гимназию, которую кончила в 1947 году».
В каждой оккупированной стране нацисты заводили порядки, по которым можно было догадаться, что ждёт эти страны в будущем, если победит Германия и её союзники. Польша была названа Генерал-Губернаторством, но для денег осталось старое название «злоты» и выпускались свои почтовые марки. Правда, был полицейский час и продовольственные карточки, обеспеченные хуже чем в Германии. В протекторате Чехия и Моравия продолжали ходить кроны и свои почтовые марки, продовольственные карточки были такими же, как в Германии и никакого полицейского часа. На Украине советские деньги были заменены карбованцами, а почтовыми марками были немецкие с надпечаткой «Ukraina». В этих мелочах была своя символика. Ещё более символичными были немецкие марки с надпечаткой «Ostland». Это были марки для Латвии, Литвы и Эстонии, для стран, которым нельзя было и мечтать, о независимости после победы Германии. Попытки выпускать свои марки были пресечены в самом начале и национальные деньги не были восстановлены. Хождение имели только оккупационные марки. Для поляков было предусмотрено только 4-х летнее образование, а для чехов всё, вплоть, до высшего. То же было и в Прибалтике, только без собственных денег и почтовых марок.
Православная церковь Латвии жила по новому стилю, и для наших скаутов день св. Георгия в 1944 г. приходился на субботу, 23 апреля. Поэтому празднование было перенесено на воскресенье 24 апреля. Меня пригласили, но когда я спросил разрешение привести с собой несколько человек псковичей, которых я принял в Пскове в скаутскую организацию, мне было сказано, что они приглашают только меня, без советских ребят. Я было отказался, но меня уговорили прийти на встречу, которая должна была бы быть очень интересной. Это был самый настоящий подпольный скаутский сбор. Не надо было обижаться. Устроители верили, что я не проболтаюсь, а за моих ребят боялись. Риск был слишком велик.
В доме одного из руководителей собралось около тридцати юношей и девушек и началось торжество. Главным считался Николай Родионов, который скомандовал, построится по отрядам. Картина была трогательная. Стояло семь отрядов, в которых было от двух до шести человек. Родионов сказал слово перед строем, что мы, мол, «последние из могикан» русского скаутизма, вспомнил, как до войны в этот день стояло несколько сот скаутов и гайд (девочек), сказал о трудностях в настоящее время и о том, что от будущего ничего хорошего нельзя ожидать.
На этом официальная часть кончилась, и началось шутливое награждение «орденами». За мои широкомасштабные планы разведческой работы мне пожаловали «Орден солнца 1-й степени на розовой ленте на шею». Одному счастливому отцу пожаловали орден соски, а начальнику бывших речных скаутов, потопившему скаутскую лодку – «Орден подводной лодки». Были и другие «ордена» и все они были вырезанными из плотной бумаги и по-разному раскрашенными. Потом были угощения, песни, и ностальгическая беседа о добром старом довоенном времени.
Совсем иначе складывалась жизнь советских ребят. Как это было в Пскове известно мне из первых рук. Немцы взяли Псков без боя 9 июля 1941 г. Начальство покинуло город заблаговременно поездами или на машинах, а жителям милиция приказала уходить, как кто может. Было сказано, что тех, кто не покинет город, будут расстреливать, а город подожгут. Наутро город опустел и первыми бежали милиционеры. Мало кто имел лошадей. Большие и малые двинулись пешком с узлами в руках. В городе начались грабежи складов и магазинов и опустевших квартир. Псковичи далеко не ушли. Немцы на бронемашинах догнали, перегнали их, и остановили исход, приказав возвращаться.
Дети обо всём этом рассказывали с ужасом. Бедные, что им пришлось пережить. Дети видели, как немцы первые дни расстреливали каких-то мужчин на площади перед кремлём. Трупы лежали, и их нельзя было трогать. Ужас охватил всех жителей.
Весной 1942 г. было открыто три городских 4-классеных школ и несколько частных платных, точно как для поляков в Генерал-Губернаторстве. Детей 12 лет и старше взяла на учёт биржа труда - их заставили работать. Мальчики мостили улицы, а девочки работали уборщицами или на огородах. За работу немцы платили, но по своим твёрдым ценам. При Дмитриевской и Варлаамовской церквах были открыты церковные школы для детей старше 12 лет. Псковское военное командование это разрешило, но в других городах оккупированной Ленинградской области церковных школ немцы не разрешали, да и в Пскове в мае 1943 г. они были закрыты. При Дмитриевском приходе, стараниями о.Георгия Бенигсена был открыт приют для сирот. При помощи немецкого офицера Бруно, сироты получали молоко и еще кое-какие продукты. Бруно, бывший офицер русской царской армии, работал в хозяйственном управлении и имел такую возможность.
По карточкам детям и взрослым давали только хлеб, низкого качества, картошку, соль и спички. Всё остальное надо было покупать на базаре, не по твёрдым, а по свободным ценам. Имели хождение советские деньги и немецкие особые оккупационные марки из расчёта 10 рублей за марку.
Если к полякам немцы относились плохо, то к советским ещё хуже. Поляки по карточкам получали больше продуктов, работали почта, телеграф, телефон, трамваи и железные дороги. Было трудно, но на оккупированной советской территории даже этого не было. В Пскове трамваи забрали и отправили в Германию.
Всё, что печаталось, было в ведении немецкого Отдела пропаганды. Для самых младших в псковской газете «За Родину» иногда печатались крупными буквами сказки и детские стишки. Отдельной книжкой была выпущена маленькая сказка братьев Гримм «Ёж и заяц» и «Спящая царевна» Жуковского, в Смоленске в 1943 г. для детей младшего и среднего возраста вышло два номера журнала «Наш друг», а в Риге летом 1944 г. первый и последний номер журнала «Мир и ты».
В феврале 1944 г. немцы в принудительном порядке вывезли всех жителей Псковщины, кого в Прибалтику, а кого в Германию. В Германии поляки должны были носить знак «Р», а советские «ОSТ», что лишало их многих бытовых удобств, которыми пользовались немцы и иностранцы. Трамваями и «осты» и поляки могли пользоваться только стоя на площадке, а в некоторых городах вообще не имели право пользоваться общественным транспортом и должны были идти огромные расстояния пешком. По городам Германии ездили цирки, а в Вене парк Пратер был постоянным местом развлечений, и туда, как и в кино, полякам и «остам» вход был запрещён. Псковские ребята, пряча значки, пролезали в кино, катались на каруселях и потом с радость писали мне, как это им удавалось. Несмотря на ужасную обстановку, ребята как-то развлекались и чему-то радовались.
В 1944-1945 гг. я выпустил 4 номера рукописного журнала «Перезвоны» (под копирку в 5 экземплярах) где помещал выдержки из писем псковских подпольных разведчиц и разведчиков, чтобы они знали, как кто живёт. Тоже, маленькая радость в невеселой жизни.
В «Перезвонах» № 1 за июнь 1944 г. было письмо Миры Яковлевой (1928-2010): «Живём не в лагере, а на хуторе в Литве у крестьян, дою коров, и целых 8. Сначала половина молока лилась за рукав, а теперь ничего, научилась. Пряду, тку, умею сеять и даже запрягать лошадь. Жить можно, сыты и носим хозяйскую одежду. Чтобы я сейчас отдала, чтобы хоть на час очутиться в той среде, в которой была во Пскове. Поблизости нет ни одной русской церкви, ни одной русской книги, так, что негде забыть окружающее».
Эта же Мира Яковлевна, писала спустя много лет («Псковская правда», 1 января 1994 г.): «Нам нужны были мудрые наставники. Мы обрели их совершенно неожиданно. Всё для нас было ново. Мы научились слушать церковную службу, все вместе справляли праздники православного календаря. К нам приходило осознание того, что мы – русские, а значит, православные, какими были наши прадеды. Это было наше маленькое духовное братство. В этом братстве не было старших и младших, были просто люди опытнее, образованнее, мудрее нас. Верили мы тогда в Бога, сказать трудно. Но с момента соприкосновения с верой наших духовных учителей, которых мы почитали, у нас возникло и развилось понимание того, что нет истины, чем та, что заключена в Православии и нет ничего красивее Русской Православной Церкви. Это осталось на всю жизнь». Свою небольшую статью о Псковской православной миссии Мира Яковлева закончила словами: «Мы навсегда потеряли своих друзей и наставников. Но счастье, что братство было, что мы встретились с прекрасными людьми, что они показали нам свет».
В «Перезвонах» № 2 от 1 октября 1944 г. было письмо Лёли (14 лет) из Марбурга: «Работаю домработницей у одной графини с 8 до 9. Нелегко. Русских очень мало. По воскресеньям ходим кататься на карусели. «Остам» это запрещено, но мы прячем значок и катаемся. «Осты» все между собой как бы родные. Если видим знак «Ост» всегда здороваемся».
Там же письмо Владимира из Вены: «Мне прислали по почте повестку на детский спектакль в Вене. В первой части выступает Л.А. Королёва, ленинградская артистка, во второй – дети. Для взрослых вход 1, 2 и 3 марки, дети бесплатно».
В № 4 от 1 февраля 1945 г. было письмо Нины из Готенхафена: «Меня и несколько девочек отправили чистить паровозы, мыть в керосине всякие детали. Остальных по разным работам, кого подметать вагоны, кого убирать двор, кого подметать станцию. Чистых работ нет. Встаю в 5 часов, в 6 начинаю работу и до 5 вечера. Вообще свободное время провожу весело. Здесь много знакомых девочек, только плохо, что нет русской церкви».
Там же было письмо разведческой руководительницы Ирины де Лазари (из Польши) из лагеря Капфенберг: «Работаю в большом лагере, где большинство составляют «Ост». Под моим руководством 110 детей. Дети в возрасте от 3 до 14 лет распределены в 4 комнатах. В одной дети до 10 лет – 40 человек. Для них у меня помощница бывшая учительница. Когда я приехала, месяц тому назад, был ужасный балаган. Вши, грязь, ругань. Вши почти уничтожены, а кто ругается, лишается права пойти на концерт и т.п. В каждой комнате есть старшина, и каждый день меняются дежурные. Каждое утро в 6:40 начинается смотр по комнатам, и как летом в лагерях проверяю чистоту рук, шеи и ушей, а также порядок на полочках. Во время вечернего обхода читаем «Отче наш» и разведческую молитву «Боже дай, чтобы мы завтра были лучше, чем сегодня». С книгами у нас беда. Надеюсь получить кое-что из дома. Каждый день приезжает учительница учить детей немецкому языку, русский язык два раза в неделю».
В Берге, в лагере рабочих, были советские и итальяянские пленные, сербы вывезенные немцами из Хорватии, русская фирма «Эрбауер» (10) где я работал и несколько семей из СССР. В сентябре 1944 года мне удалось организовать русскую школу для детей младше 12 лет. Старшие были работобязанными. Фирма «Лейхтметалл» охотно дала согласие на организацию школы, так как это решало вопрос присмотра, если не за всеми, то во всяком случае, за наиболее беспокойной группой детей 9-11 лет.
Набралось 16 мальчиков и девочек. За исключением двух девочек, все были детьми рабочих или служащих «Эрбауера». Занимался я с ними русским, немецким и арифметикой, а в конце занятия мы пели, играли, и я рассказывал кое-что из русской истории. На преподавание русской истории у меня не было разрешения от немцев, да я его у них и не спрашивал, чтобы не получить отказа. Получив отказ, я бы не смел, под видом случайного рассказа, все же кое-что рассказать.
Для покупки немецких букварей и тетрадок мне надо было, получив соответствующий документ от фирмы, поехать примерно 3 км. на восток (одна остановка по железной дороге) в соседний город Энгерау. До войны это было предместьем Братиславы – Петержалка, на южной стороне Дуная. Учебников для арифметики у меня не было, а для русского чтения я пользовался вывезенными из Пскова книжками – сказками Андерсена и «Хижиной дяди Тома». Два раза в неделю в школе о.Георгий Лукашук преподавал Закон Божий. Занятия происходили в недостроенном бараке, без окон и электрического освящения. Зимой там заниматься было бы невозможно, но я отбыл из Берга с первым транспортом в ноябре 1944 г. и с моим отъездом школу временно закрыли.
Отец Георгий Лукашук работал столяром, но его дважды в неделю отпускали с работы, давать уроки в школе, а мне поставили условием, приходить после обеда работать на кухню. После обеда, когда я приходил на кухню, то получал свою часть остатка после выдачи обеда рабочим. Немного, но всё же что-то. Рабочих мы не обижали, но кухня всегда получала немного сверх нормы, чтобы при раздаче не получилось так, что кто-то останется без обеда. Порции выдавались на глаз, и это принималось в расчёт. На мне было снабжение нашей кухни продуктами, кормившей несколько сот рабочих и служащих. Все получали одинаково. Советские и итальянские пленные имели отдельные кухни. Советские пленные получали меньше нас, а у итальянцев были добавочные продукты от Красного креста.
«Эрбауер» перебросил своих рабочих из под Вены, к которой приближалась Советская армия, в Ниддерзахсверфен (Тюрингия). Начальство учло мой опыт работы на кухне в Берге и назначило меня заведовать снабжением нашего небольшого русского лагеря, а для школы я должен был найти себе замену. Где-то в декабре 1944 г., после приезда второго транспорта рабочих, все 12 школьников были в сборе и начались занятия 5 дней в неделю в помещении лагерной столовой. Я назначил учительницей 19-летнюю Лялю Емельянову, бывшую разведчицу в Баня-Луке, преподававшую все предметы, кроме Закона Божия, который преподавал 3 раза в неделю о.Георгий Лукашук. Русский был 5 раз в неделю, немецкий, математика, история России 3 раза, география СССР и пение 2 раза и один раз естествознание.
Подготовка к Рождеству началась сразу после прибытия второго транспорта. Елочные украшения подарила нам одна дама из Чехословакии, но украшений было мало, и я заблаговременно отправился, как мы говорили, «в город» т.е. в ближайший Нордхаузен, на поиски. В Нордхаузене было много магазинов с красивыми витринами, но с пустыми полками. У меня была соответствующая справка от фирмы. Без справки нельзя было купить в магазинах не только тетрадки, но даже и листка бумаги. Никаких ёлочных украшений, конечно, нельзя было достать, но порыскав по городу, мне удалось купить гирлянды из плотной бумаги в виде позолоченных дубовых листьев. Эти гирлянды предназначались для украшения портретов «фюрера». Купил я также и бумажные нацистские флажки, которые продавались для украшения стен. Из позолоченных дубовых листьев мы вырезали рыб (символ христианства), звёздочки и гаральдические лилии (знак организации разведчиков), а из флажков школьники склеили цепи на ёлку.
Мы были вольнонаёмными иностранными рабочими, хоть и русскими, но не «ОСТами». Жена записала в дневнике: «На елку приглашены были бургомистр и другие немцы. Было несколько выступлений детей, детский хор, пляски. Взрослые спели «Коль славен» и «За землю, за волю, за Новую Россию». Получилось замечательно. Очень хорошо было продекламировано детьми разведческое стихотворение «Наш флаг». Декламировало четверо. Мальчик стоял на табуретке, держал белую полосу флага, следующая девочка – синюю, третья красную и четвёртая все три, стоя на колене. Был и Дед Мороз. Раздавал детям подарки, купленные в специальном магазине, по специальному разрешению от немцев. Вот почему мы их пригласили в гости. Дети получали игрушки и гостинцы. Даже моя Милочка, которой было всего 4 месяца, получила соску и пакетик печенья. Было много народа. После программы взрослых, не имеющих детей, попросили уйти, а дети остались играть. Слава тоже остался играть с детьми».
О годах немецкой оккупации в Клинцах, Брянской области поделилась воспоминаниями член НТС Мария Туманова в книге «От Зарубежья до Москвы» (изд. «Посев», Москва, 2014). Она начинает (С.227): «Аттестат мне вручили 20 июня, а 22 началась война (…) Я приехала в мой родной город Клинцы 18 августа, а в ночь на 19-е город заняли немцы. Отца моего я застала при смерти, через месяц он умер. Хлеба тогда у нас не было, не было вообще никаких запасов. Мама доставала брюкву, её мы варили, и морковь, из которой пекли лепёшки. Так мы после папиной смерти и жили: мама, 12-летний братец и я».
Своими воспоминаниями о Киеве в 1941 г. «Что с нами сделала война» поделилась в журнале НТС «За Россию» (Воронеж) 2014 № 72 (404) за январь-апрель на С.24-26, проживающая в США матушка И.Короленко (ур.Брунст): «Мне было 15 лет, когда началась война. Мама была врачём и ухаживала за ранеными. Я подбила двух моих подруг, и мы взялись за дело. Если не надо было делать перевязки, мы развлекали раненных. Это было такое чудесное чувство, что мы делаем хорошее, нужное дело. 1 сентября объявили, что школы будут открыты. Я записалась в 8 класс, но занятия так и не начались. На следующий день после отступления Красной армии в Киеве началось полное беззаконие. Люди бросились грабить. Многие ждали немцев как освободителей. Когда мы увидели из окна, как мальчики из нашего дома, увидав первых немецких мотоциклистов, бросились к ним с криками «ура» мы расплакались от стыда. Все магазины были закрыты. Начался голод. Продукты можно было достать на базаре в обмен на вещи. Несколько картошек или стакан пшена за платье или одеяло. Хлеба мы не видели почти год. К этому надо добавит страшный мороз (минус 25-30 градусов) более месяца, что редкость для Киева. Почти никакого отопления и почти никакой еды. Электричество восстановили, но оно было только для немцев. Мы жили при коптилках. На душе был страшный мрак. И постепенно я приходила к убеждению, что места на земле для меня не осталось. Летом 1942 г. стало немного легче. По крайней мере, тепло. Мы засадили кусок земли, которую дал город, картошкой, буквально отрывая её ото рта. Немцы открыли некоторые магазины, раздали карточки и стали выдавать что-то похожее на еду».
Кошмары для советских детей не закончились и после войны. Началась насильственная репатриация советских граждан, включая женщин и детей. Русская православная церковь за границей подняла свой голос в защиту русских людей не желавших возвращаться под власть Сталина. Всем памятно «Кровавое воскресенье» 12 августа в Кемптене (Германия), когда во время богослужения в церковь вошел американский полковник с двумя солдатами и приказал советским подданным выходить и грузиться на прибывшие в лагерь грузовики. В книге Вербицкого «Остарбайтеры» дано описание события: «Солдаты безжалостно избивали людей, таща их наружу. Священника ударили по голове серебряным крестом, который у него вырвали из рук». Всё это было в церкви, во время прерванного богослужения на глазах у детей. Я знал этого священника. Это был о. Евгений Лызлов, который тоже, как советский подданный, подлежал насильственной репатриации. Ему помог бежать американский же солдат-негр. Об этой позорной странице для западной демократии уже написаны книги и книга Вербицкого не единственная. Всем этим кошмарам пришёл конец только когда в 1947 г. началось переселение беженцев из Австрии, Германии и Италии в заморские страны.
В годы войны русским детям из стран Прибалтики или русских эмигрантов было, конечно, плохо, но не хуже чем немцам, а советским детям тягости войны усугублялись ещё и отношением к ним немецких властей. Несмотря ни на что, они по-детски шалили и радовались каким-то мелким радостям. Дети оставались детьми.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Народно-Трудовой Союз – НТС, был создан в Белграде в 1930 слиянием союзов эмигрантской молодёжи в Югославии и Болгарии при участии представителей молодёжи из Франции и Чехословакии. Первоначально он был назван Русским Союзом Национальной Молодёжи, через год был переименован в Национальный Союз Нового Поколения, затем в Национально-Трудовой Союз Нового Поколения – НТСНП, и примерно с 1942 г. стал называться просто НТС. Он с самого начала начал вести идеологическую борьбу с большевизмом и вскоре стал его врагом № 1. Он объединял молодёжь старше 18 лет. Всех их в случае ареста большевики обвиняли в антиправительственном заговоре и принадлежности к контрреволюционным организациям. Нацисты тоже не жаловали НТС. Они, когда пришли к власти, призвали все эмигрантские организации в Германии объединиться, чтобы таким образом взять их под свой контроль. Чтобы не попасть под контроль нацистов НТСНП в Германии объявил о самоликвидации. Германия старалась привлечь симпатии русской эмиграции на свою сторону подчёркивая свой антикоммунизм, но когда в 1939 г. началась война то председатель НТСНП В.М. Байдалаков, на одном собрании в Белграде заявил, что русская эмиграция должна быть лояльна к странам их приютившим, не становиться на сторону той или иной воюющей стороны, и должна сохранить верность России и русскому народу. Оказавшись в 1941 г. в оккупированном немцами Белграде, Байдалаков и всё руководство НТС не сразу, но примерно через два года было арестовано и отправлено в концлагеря. Не все выжили.
2. Р.Полчанинов. Молодёжь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941-1951. Изд. «Посев». Москва. 2009 г. 415 стр. с илл. и указателем имён. С.67-82.
3. В приграничных странах, где проживали русские меньшинства, русские скауты должны были входить на более или менее автономных началах в местные скаутские организации. В других странах свои отделы имела Национальная организация русских скаутов-разведчиков – НОРС-Р, которая поддерживала духовную связь с русскими скаутами Приграничья. В Польше и на Подкарпатской Руси (Чехословакия) русские скауты имели право носить русские лилии со св.Георгием, такие же как члены НОРС-Р, что указывало на их символическое единство. В годы войны 1939-1945 русские скауты- разведчики, откинув слово скаут вели подпольную работу, которую возглавляла Инструкторская часть НОРС-Р во главе с Борисом Борисовичем Мартино (1917-1962). Цель была сохранение старых руководительских кадров и подготовка новых. Для того, чтобы старые руководители не прекращали работы с детьми и юношеством и для привлечения новых лиц на руководительские должности, использовалась разрешённая немцами работа с молодёжью. При этом скрывалась её разведческая сущность и существование нелегального центра.
4. Р.Полчанинов. Указанное сочинение. С.85-86
5. Кадетские корпуса за рубежом. Изд. Объединения Кадет Российских Зарубежных Кадетских Корпусов. Нью-Йорк 1970. 502 стр. илл., списки. С.462-473.
6. Мариинский донской институт. 39 стр. илл., списки. С.19
7. Первая Русско-сербская гимназия. Памятка. Белград 1920-1944. Изд. Объединения бывших учеников 1 Русско-Сербской Гимназии в Белграде. Нью-Йорк, 1986. 186 стр. илл., списки. На С.100 дан список трёх выпусков военных лет, 1941, 1942 и 1943.
9. Русский охранный корпус (Schutzkorps) или Шуцкор был создан с разрешения немцев приказом генерал-майора М.Ф. Скородумова 12 сентября 1941 г. как эмигрантская самооборона после прокатившихся убийств русских эмигрантов, их жён и детей коммунистическими партизанами. Свой приказ Скородумов закончил словами «я приведу вас в Россию». Участие белых эмигрантов на Восточном фронте не входило в немецкие планы, они 14 сентября арестовали Скородумова и освободили его только после трёх недель заключения. Начальником Корпуса немцы назначили русского генерал-майора с немецкой фамилией Б.А. Штейфона. Охранный корпус был русским военным формированием, носил сербское обмундирование, переделанное на русский лад с русскими кокардами на пилотках и русскими погонами. Корпус числился при немецком хозяйственном управлении и охранял рудники, заводы и дороги с имевшими там работу русскими. С потерей работы, для многих русских в Сербии не было иного выхода, как поступать на службу в Корпус. Так начальник Югославского отдела русских скаутов-разведчиков генерал-майор Н.В. Колюбакин, потеряв службу в Державной комиссии по делам русских беженцев, должен был поступить рядовым в Корпус, но с генеральскими погонами. Только 10 октября 1944 г. Корпус был включён в состав германской армии (Wehrmacht) и вёл с тяжёлыми потерями арьергардные бои. Штейфон скончался и команду над Корпусом принял полковник А.И. Рогожин, который перейдя границу Австрии сдался англичанам.
10. Оккупируя ту или иную неприятельскую территорию, немецкая армия старалась поскорее передать власть немецкому гражданскому управлению, которое в свою очередь старалось, во избежание лишних хлопот, использовать в своих целях существующие фабрики, заводы и строительные фирмы, оставляя их в руках прежних хозяев. Среди русских эмигрантов не было ни фабрикантов, ни крупных предпринимателей, но появление в Бресте, с разрешения немецкого командования, русской строительной фирмы с немецким названием «Эрбауер» (строитель) вписало славную страницу в историю Россиийского Зарубежья. Фирма была основана в январе 1942 г. в Бресте бывшим полковником русской царской армии Владимиром Ермоловым. У Ермолова в немецкой комендатуре нашёлся его старый друг-немец, служивший когда-то в русской царской армии, а теперь офицер в немецкой. Разрешение получил Ермолов, а член НТС инженер Михаил Монтвилов организовал всё остальное. Немцы были довольны, что фирма добросовестно выполняет заказы, а русские, потерявшие работу из-за военных событий, были довольны, что нашли работу и человеческое отношение у русского начальства. Немцы, в годы войны, привыкли к иностранным рабочим и иностранным фирмам и не видели в русской фирме ничего особенного, но для русских фирма «Эрбауер» была единственной во всей Германии, где русские находили понимание и помощь начальства. Не будь «Эрбауера», не было бы ДиПи лагеря Менхегоф и издательства «Посев».
